Теперь мы выбираем лица - Желязны Роджер Джозеф - Страница 17

— Просто ради любопытства, — сказал я, — не могли бы вы сообщить мне, откуда вы можете это знать?

— Моя мать говорила мне, что это потому, что я валлийка.

— Бред!

— Ага. Но могу поспорить, что вы подумывали отправиться в Подвал после того, как уйдете отсюда. Не стоило бы вам, знаете.

Она, должно быть, поняла, что я изумлен, по моему лицу и улыбнулась. По крайней мере, я надеюсь, она прочитала это только по моему лицу. Я действительно думал проскочить через Подвал, чтобы избавиться от преследования. Она вынудила меня почувствовать неуверенность в этом решении. Кроме того, она сделала это мое решение окончательным.

Я хмыкнул.

— Глупо. Откуда вам знать…

— Я вам говорила.

— Благодарю вас за помощь, — сказал я, поднимаясь на ноги, — я ухожу.

— Я почувствовал, что лекарство начинает действовать и это было самым моим приятным ощущением за долгое время. — Надеюсь, ваша следующая работа будет получше.

Она выдвинула верхний ящик стола, сгребла туда все бумаги и захлопнула его. В этом движении я уловил поразительное хитросплетение личного и служебного. Потом она сняла со спинки стула черный жакет без рукавов, надела его и погасила настольную лампу.

— Я иду с вами, — сказала она.

— Прошу прощения?

— Быть может, я смогу помочь, теперь я чувствую за вас какую-то ответственность.

— Глупости! Никуда вы со мной не пойдете!

— Почему бы и нет?

Я прикусил губу. Вряд ли я мог признать, что это может оказаться опасным, когда я только что настаивал на своем беспечальном положении.

— Ценю вашу заботу, — сказал я, — но со мной уже все в порядке. Действительно. Для вас нет никакой необходимости отвлекаться от собственных дел…

— Никаких проблем, — сказала она, беря меня за руку и разворачивая назад в сторону дорожки.

Только тут я заметил, что она всего лишь на несколько дюймов ниже меня ростом, немного поменьше шести футов и очень сильная, несмотря на определенную гибкость и стройность фигуры.

Подавив в себе несколько преждевременных реакций, я рассмотрел положение. Возможно, что она спасла мою жизнь просто самим своим присутствием в том месте и в тот момент. Если мой преследователь намеревался довести меня до панического состояния, то в этом он добился выдающегося успеха. Если он собирался нанести решающий удар, когда я соскользнул за грань разумного бытия, то тогда, вероятно, именно присутствие Гленды остановило его. И если дело в этом, что вполне может быть, я окажусь в большей безопасности, побудь она со мной некоторое время. Я не хотел подвергать ее риску, и все же я не мог, просто так, экспромтом, найти пока какой-либо простой способ избавиться от ее присутствия. Я оставлю ее при себе, пока осуществляю несколько маневров, необходимых, чтобы сбить с толку погоню, потом оставлю ее при первой возможности и понесусь к Крылу Которого Нет. Да, это представлялось наилучшим вариантом для всех заинтересованных сторон.

Меня тревожило, что мой противник, кажется, знает меня слишком хорошо. Он не просто умудрялся с легкостью выслеживать меня, но, казалось, он точно знает, какое именно давление и когда надо на меня оказать, чтобы сломать так быстро, как ему хотелось. Я начинал задумываться, что могло бы остановить его? Что-то чрезвычайное, скорее всего. Ну, это можно устроить…

Они, кажется, приближаются.

— Чем скорее мы заманим их в пределы досягаемости, тем лучше, — проговорил я внутри самого себя.

Из тебя воплощение получше, чем из Лэнджа.

— Это мне известно.

Но, боюсь, все же недостаточно хорошее.

— Что ты имеешь в виду?

Ты учишься, но не слишком быстро. Думаю, тебя они тоже достанут.

— Может быть. А может быть и нет.

Впрочем, это может не оказаться полной неудачей. Ты можешь почерпнуть кое-что из опыта.

— Например?

Забудь о мертвых и перестань бегать. Достань своего врага, потом приберись в доме.

— Я уже определил свои собственные приоритеты.

Много они тебе пользы приносят.

— Хотя я воспользуюсь твоим советом насчет того, чтобы забыть о мертвых, начиная с тебя…

Подожди! Я нужен тебе, ты, идиот! Если ты хочешь жить…

— Убирайся!

…выдерни седьмую булавку…

Я довел до конца изгнание и вздохнул:

— Вот без такой помощи я могу обойтись.

— Что вы сказали? — спросила Гленда.

— Ничего, — сказал я. — Бормотал про себя.

— На мгновение показалось, что кто-то был рядом с вами.

— Это ваше кельтское воображение пытается доказать свое существование.

— Нет, — сказала она, — это то, за что я ему плачу.

Тогда я взглянул на нее, и она засмеялась. Такое вот своеобразное чувство юмора.

Когда мы подошли к ленточной дорожке, я насторожился, но и на этот раз никого не было видно. Мы взошли на нее и поплыли сквозь мрак, рука об руку. Чувствовалось, что ее присутствие оказывает на меня стабилизирующее воздействие; человеческий якорь, сдерживающий порывы моих невротических бурь.

— Как вы себя сейчас чувствуете?

— Славно.

Через несколько минут мы добрались до перекрестка свернули на другую дорожку, побольше. Этот наш маршрут бы освещен лучше, тут были и другие путешественники. Еще одна пересадка и мы отправимся в сторону переходника.

Вытащить седьмую булавку… Мысль занятная, хотя и еретическая, выпустить на волю каких-то там чудищ, которых держал на цепях Лэндж в кромешной ночи своей души. За одно мгновение мне захотелось расхохотаться, потом стало обидно, больно и немного смешно в быстрой последовательности. Та часть меня, что была простым старым Энджелом, находила очень забавным думать о женоподобном старом Лэндже в таких романтических выражениях. Благодаря своему внешнему виду, он часто получал задание выходить на прогулки в качестве пожилого гомика, чтобы подбирать молодых людей, нуждающихся в исправлении состояния. Просто непостижимо думать о простом старом Энджеле, как о сражающемся с безымянными демонами, а потом претерпевающем более чем символический акт самоубийства, чтобы установить связующее звено. Та часть меня, которой теперь стал Лэндж, почувствовала себя униженной и оскорбленной. Но границы уже начинали стираться, и меня, кем бы я ни был в конечном итоге, все это только слегка позабавило. Хорошо, что слияние внешне происходило так гладко, хотя меня интересовало, какие бури могут бушевать в большей, подсознательной части моего мозга.

…Вытащить седьмую булавку — значит погубить огромную работу Лэнджа по осуществлению нашего непрерывного усилия стимулировать духовную эволюцию человеческого сознания. Я действительно ощущал некоторое напряжение, ибо то, что было Лэнджем во мне, противилось даже моим мыслям на эту тему. Однако то, что не было им, продолжало строить предположения о сущности пожертвованной части. Проблема мотылька и свечи. Личный демон Лэнджа достался мне в наследство и ему, конечно, больше всего хотелось услышать, как я выкрикиваю, — Зазас, Зазас, Насатанада, Зазас — слова, настежь распахивающие Врата Ада…

А это я откуда взял? Либо от той части Хинкли, что стала моей, либо от Лэнджа, либо из-под седьмой булавки, решил я. Словно в ответ, до меня почти донесся голос Хинкли, цитирующий что-то из Блейка:

Но когда нашли они хмурящегося Младенца, Ужас пронесся по всей стране: И с воплем «Младенец! Младенец Родился!» Они разбежались кто куда.

Я воспринял это, как его ответ; зловещая метафора, относящаяся к извлечению седьмой булавки. Ему, библиотекарю, было из чего выбирать. Однако, если поразмыслить, что же это означает, — одобрение, или неодобрение подобного намерения? Никакого сопутствующего ощущения, позволяющего мне судить об этом, у меня не возникло. Двусмысленность, решил я, вот в чем проблема с этими гуманитариями. Я…

Проклятье! Я с трудом оторвался от этих праздных мыслей. Не было ли это все проделкой Лэнджа, попыткой отвлечь меня от моих первоначальных соображений?

Или это тот, кто был когда-то, пытается возбудить некий энтузиазм ради своего воскресения?