Ружья Авалона - Желязны Роджер Джозеф - Страница 4

Я заметил, что один из мечников поднял руку, опустил клинок, вытер взмокший лоб и отступил назад. Его соперник не казался уставшим. У меня появился шанс поразмяться.

Я шагнул к ним навстречу, улыбнулся — рослый смуглый боец также улыбнулся мне, а заодно своему приятелю — и представился:

— Я Кори с Кабры, я наблюдал за вами. Не возражаете поразмяться, пока ваш друг отдыхает?

Не переставая улыбаться, он показал на рот и на ухо. Я попробовал еще несколько языков, но и они не возымели успеха. Поэтому я показывал то на клинок, то на него, а то на себя, пока он наконец не догадался. Его партнер тоже решил, что мысль неплохая, и предложил мне свой клинок.

Он был короче и куда тяжелее, чем мой Грейсвандир. (Так зовется мой клинок; я пока не упоминал этого имени. Рассказ о нем будет долгим, и, может быть, я еще поведаю его, прежде чем вы узнаете окончание этой истории. Но когда я впредь назову его имя, вы будете знать, о чем речь.) Я несколько раз махнул для пробы клинком, снял плащ, отбросил его подальше и встал в позицию.

Смуглый атаковал. Я отразил удар и перешел в контратаку. Он парировал укол, сделал выпад и атаковал вновь. И так далее. Через пять минут я понял, что соперник мой хорош. И понял также, что я лучше. Дважды он останавливал бой, чтобы я повторил прием. Усваивал он быстро. Через пятнадцать минут ухмылка его стала еще шире. Я понял, что приближается время, когда те соперники, что могли противостоять его ударам, пасовали, уступая его силе. Скажу вам: он был вынослив. Через двадцать минут на его лице появилось озадаченное выражение. Я просто не выглядел как человек, который может так долго сражаться. Но кто может сказать о мощи, что сокрыта в сынах Амбера?

Через двадцать пять минут он весь взмок, но продолжал бой. Мой братец Рэндом иногда выглядит как астматик-недоросль, но как-то раз мы фехтовали с ним двадцать шесть часов подряд просто чтобы посмотреть, кого на дольше хватит. (Если вам любопытно, первым сдался я. На следующий день у меня было назначено свидание, и я хотел появиться не в худшей форме.) Но мы могли бы тогда продолжать. Сейчас мне не хватило бы сил на подобное действо, но я знал, что запросто переиграю своего соперника. В конце концов, он был всего лишь человек.

Через полчаса, когда противник мой уже задыхался и опаздывал с контрударами, стало ясно: он вот-вот поймет, что моя усталость притворна, и я поднял вверх руку и опустил клинок, — так, как это сделал его первый соперник. Он тоже остановился, а потом рванулся вперед и обнял меня. Что он говорил, я не понял, но он явно был доволен разминкой. Как и я сам.

Голова у меня кружилась — то ли от восторга, то ли от усталости.

Но этого мне было мало. Я пообещал себе, что сегодня измотаю себя тренировками до полусмерти, потом наемся до отвала, лягу спать, а когда проснусь — начну все сначала.

Поэтому я направился к стрелкам. Через некоторое время я одолжил у кого-то лук и привычным способом, тремя пальцами, выпустил сотню стрел. С попаданиями у меня было не так уж плохо. Затем какое-то время глядел на всадников, на их копья, щиты, булавы. Когда это мне надоело, отошел к тем, кто упражнялся в рукопашной.

Наконец я поборол по очереди троих и тут понял, что выложился. Полностью. До конца.

Я сидел в тени на скамье, тяжело дыша и истекая потом. И думал о Лансе, о Ганелоне и о еде. Минут через десять я вернулся в свою комнату и снова ополоснулся.

Тут я почувствовал волчий голод, а потому отправился на поиски обеда и новостей, именно в таком порядке.

Не успел я отойти подальше от двери, как один из двух стражников, которых я запомнил с минувшего вечера, — тот, что провожал меня спать, — подошел ко мне и сказал:

— Лорд Ганелон просит вас отобедать с ним в его апартаментах, когда пробьет колокол.

Я поблагодарил, обещал непременно явиться, вернулся к себе и отдыхал на кровати, пока не настало время. А потом направился к Ганелону.

Мышцы мои начинали болеть, добавилось и синяков. Что ж, это неплохо и поможет мне выглядеть старше. Я постучал в дверь Ганелона. Впустил меня мальчик, затем немедленно присоединившийся к другому юнцу, расстилавшему скатерть на столе перед очагом.

Ганелон в подпоясанной куртке, брюках и сапогах — все зеленого цвета — сидел в кресле с высокой спинкой. Когда я вошел, он поднялся и пошел навстречу поприветствовать меня.

— Сэр Кори, мне уже доложили о ваших сегодняшних подвигах, — сказал он, пожимая мне руку. — Теперь рассказ о том, как вы несли Ланса, кажется еще более достоверным. Должен признаться, что подобной доблести от человека вашего облика я не ожидал… Не хочу, конечно, вас этим обидеть…

Я усмехнулся:

— Никаких обид.

Он подвел меня к креслу, подал мне бокал с белым вином, которое было для меня слишком сладким, и сказал:

— Глядя на вас, я мог бы решить, что справлюсь с таким одной левой… Но вы пронесли Ланса целых пять лиг да еще убили по дороге двух клятых кошек. Он рассказал мне и о каирне из больших камней…

— Как он сегодня? — перебил я.

— Пришлось приставить к нему часового, чтобы он не поднимался с постели. Этот бугай захотел было встать и погулять по замку. Господом клянусь, я не выпущу его из кровати еще целую неделю!

— Значит, ему лучше.

Ганелон кивнул:

— За его здоровье.

— За это стоит выпить.

И мы выпили. А потом он сказал:

— Если бы в моей армии все были вроде вас с Лансом, вся история могла бы сложиться и по-другому.

— Какая история?

— Да с Кругом и его стражами, — ответил он. — Вы слыхали?

— Ланс упомянул, но это и все.

Один из мальчиков обжаривал на слабом огне насаженный на вертел громадный шмат говядины; время от времени, поворачивая вертел, он поливал мясо вином. Иногда запах достигал моих ноздрей, вызывая раздраженное бурчание в желудке и ответный смешок Ганелона. Другой мальчишка отправился на кухню за хлебом.

Ганелон долго молчал. Он допил свой бокал, налил по новой. Я все еще смаковал первый бокал.

— А вы слыхали когда-нибудь об Авалоне? — наконец спросил он.

— Да, — ответил я. — Когда-то от бродячего барда довелось мне услышать такую песню: «На берегу реки благословенной заплакали мы, вспомнив Авалон. В руках мечей бесславные обломки, щиты развесили мы на деревьях. Разрушены серебряные башни, в кровавом море скрылись мостовые. Так сколько, сколько миль до Авалона? И все, и ни одной. Разрушены серебряные башни…».[3]

— Авалон пал? — удивился он.

— Возможно, певец был помешанным. Я не знаю ничего об Авалоне. Просто запомнились стихи.

Ганелон отвернулся и молчал несколько минут, а потом проговорил дрогнувшим голосом:

— Было, было такое место. И я жил там много лет назад. Не знал я только, что Авалон пал.

— Почему же оставили вы это место? — спросил я.

— Я был изгнан правителем Авалона — колдуном, лордом Корвином из Амбера. Сквозь тьму и безумие послал он меня сюда, чтобы я страдал и умер… о, я страдал, и смерть много раз бродила так близко… Я искал дорогу назад, но никому она не ведома. Я спрашивал у колдунов и даже у плененной твари из Круга, прежде чем мы убили ее. Дороги на Авалон не знает никто. Как сказал поэт? «И все мили, и ни одной», — неправильно процитировал Ганелон. — А вы не помните имя того барда?

— К сожалению, не помню.

— А где находится Кабра, откуда вы держите путь?

— Далеко на востоке, за морем, это островное королевство.

— Есть какая-нибудь возможность нанять там отряд? Я могу заплатить.

Я отрицательно покачал головой:

— Страна невелика, вместо армии — просто ополчение, да и дорога в один конец займет несколько месяцев по земле и суше… И в наемники их не заменишь, народ не слишком воинственный.

— Тогда вы не похожи на своих соотечественников. — Ганелон еще раз внимательно взглянул на меня.

Я медленно тянул вино, а потом ответил: