Ружья Авалона - Желязны Роджер Джозеф - Страница 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Выпрыгнув на берег, я сказал: «Прощай, «Бабочка»!» — и суденышко скользнуло с отмели на глубокую воду. Я знал, что лодка вернется к маяку Кабры — остров находился рядом с Тенью.

Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега — дальний путь предстоял мне теперь — и направился к ним, слегка забирая в сторону. Лес зябко цепенел в предутренней прохладе, однако все было чудесно. Правда, я недобрал в весе килограммов двадцать пять и в глазах у меня порой двоилось, но дело повернулось к лучшему. Мне удалось бежать из темниц Амбера и слегка поправиться, спасибо безумцу Дворкину и пьянице Жупену. А теперь я должен был разыскать место, что походило на другое место — которого более не существовало. Я нашел тропу. Я пошел по ней.

Через некоторое время я остановился у дерева, которое должно было расти здесь. Я пошарил в дупле, извлек свой серебряный клинок и пристегнул к поясу. Неважно, что он остался где-то в Амбере. Сейчас он был здесь, потому что лес, где я шел, уже был в Тени.

Так я шел несколько часов, а солнце незримо болталось где-то за левым плечом. А потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было: видеть листья и скалы, стволы деревьев и пни, траву и черную землю. И вновь ощущать дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и чириканье. Бог мой! Как дорожил теперь я глазами! После почти четырехлетней тьмы я обрел их вновь… Не хватало слов. Даже просто разгуливать на воле…

И я шел. Утренний ветерок колыхал мой изодранный плащ. Должно быть, я выглядел лет на пятьдесят: изможденный, морщинистый, тощий. Кто теперь меня узнает?

Я шел, шел сквозь Тени, точно зная, куда иду. Но до конца пути не добрался. Наверное, я стал слишком мягким. Случилось вот что…

На обочине валялись семеро, и шестеро из них были мертвы, лежа в лужах крови, в различной степени расчлененные. Седьмой полулежал, привалившись к замшелому стволу древнего дуба. Клинок поперек коленей, из обширной раны в правом боку все еще сочилась кровь. Без брони, хотя кое на ком из мертвецов доспехи были. Серые глаза начинали стекленеть. Костяшки пальцев были ободраны, дыхание еле заметно.

Из-под кустистых бровей незнакомец, как вороны выклевывают глаза у трупов. Меня он, похоже, не видел.

Надвинув капюшон пониже, я наклонил голову, чтобы скрыть лицо, и подошел поближе. Я некогда знал этого человека — или другого, очень на него похожего.

Клинок шевельнулся. Острие обратилось ко мне.

— Я друг, — сказал я. — Пить хотите?

Немного поколебавшись, он кивнул:

— Да.

Я откупорил фляжку и подал ему.

Он отхлебнул, закашлялся, выпил еще.

— Благодарю вас, сэр, — сказал раненый, возвращая фляжку. — Жаль только, что нет чего-нибудь покрепче. Чертова царапина!

— Есть и покрепче. Если вы считаете, что осилите это.

Я вытащил пробку из малой фляжки и вложил ее в протянутую руку. От глотка Жупенова зелья он зашелся кашлем едва ли не на полминуты. А потом улыбнулся левой стороной рта и подмигнул мне.

— Так-то лучше. Вы не будете возражать, если я капну немного на бок? Ненавижу тратить зря доброе виски, но…

— Если надо, лейте хоть все. Правда, ваши руки сейчас не выглядят достаточно твердыми. Давайте-ка я помогу.

Он согласился; я распахнул на нем кожаный колет и вспорол кинжалом рубаху, чтобы видеть рану. Выглядела она скверно — глубокий опоясывающий разрез сантиметров на десять повыше таза. На руках, груди и плечах тоже были порезы, но полегче.

Кровь все еще сочилась из большой раны. Я промокнул платком и досуха вытер кровь.

— Отлично, — сказал я. — Теперь сожмите зубы и отвернись. — И плеснул жидкость на рану.

Резкая судорога передернула его тело, а затем перешла в мелкую дрожь. Он даже не вскрикнул — я и не ожидал иного. Я стряхнул носовой платок и приложил его к ране, забинтовав длинной полосой ткани, которую пришлось оторвать от собственного плаща.

— Выпьете еще?

— Да, воды, — ответил раненый. — А потом, боюсь, мне потребуется сон.

Он попил, и тут же голова его склонилась на грудь.

Я сделал ему что-то вроде подушки и прикрыл плащами убитых.

А потом сел рядом и стал следить за веселенькими черными птицами.

Он не узнал меня. Но кто мог бы узнать меня теперь? Если бы я открылся ему, тогда, возможно, другое дело. В этом мире мы с ним, наверное, никогда не встречались, но в некотором роде были связаны.

Я шел сквозь Тень в одно место, очень особое место. Оно уничтожено, но в моих силах воссоздать его снова, ибо Амбер отбрасывает бесконечное множество Теней, а сыны Амбера могут перемещаться среди них, по праву рождения. Зовите Тени параллельными мирами, если хотите, или альтернативными вселенными, если угодно, или воплощенным бредом, если осмелитесь. Я зову их — тенями, как и все, кто обладают властью перемещаться по ним. Мы избираем возможность и движемся, пока не достигнем ее. А значит, в известном смысле и творим искомый мир. И пока хватит об этом.

Я плыл, я двигался к Авалону.[1]

Я жил там давно, много столетий назад. Долгая это история, в ней переплелись и боль, и гордость… Может быть, когда-нибудь я расскажу об этом, если сумею дожить…

Так я приближался к моему Авалону, но по пути набрел на раненого рыцаря и шестерых мертвецов. Если бы я прошел мимо, я мог бы обнаружить и такое место, где рыцарь стоит невредимым в окружении шестерых покойников, или на место, где он лежит недвижим, а шестеро над ним хохочут. Некоторые говорят, что так или этак — безразлично, потому что все это — возможности, а все возможности существуют где-то в Тени.

Мои братья и сестры — пожалуй, кроме Джерарда и Бенедикта — даже и не оглянулись бы. Но я стал довольно мягкосердечен. Прежде я таким не был. Наверное, годы в Тени Земля размягчили меня, возможно, муки в темницах Амбера напомнили о цене людских страданий. Не знаю. Только я не сумел пройти мимо, узрев страдания человека, который так походил на другого, чьим другом я когда-то был. Шепни я теперь ему на ухо свое имя, я наверняка услышу в ответ взрыв проклятий и горестную историю.

Ладно. Такую цену я готов заплатить: поставлю его на ноги и исчезну. Вреда никакого, и может быть, немного добра — хотя бы для этого человека.

Я терпеливо сидел и ждал. Через несколько часов он проснулся.

— Привет, — сказал я, откупоривая флягу. — Еще выпьете?

— Спасибо. — Он протянул руку.

Сделав несколько глотков, он возвратил мне флягу и произнес:

— Прошу прощения, я не представился, с моей стороны это невежливо…

— Я знаю вас. — Я не стал дожидаться, пока он договорит. — А меня зовут Кори.

Он взглянул с удивлением, словно собираясь спросить: «Кори? Какой?» — но передумал и кивнул.

— Прекрасно, сэр Кори, — понизил он меня в ранге. — Я должен поблагодарить вас.

— Лучшая благодарность для меня в том, что выглядите вы получше, — ответил я. — Есть хотите?

— Да, очень.

— У меня найдется немного вяленого мяса и ломоть хлеба, который мог быть и посвежее. Еще большой кусок сыра. Если хочешь, съешьте все.

Я достал еду, он потянулся за ней.

— А вы, сэр Кори? — спросил раненый.

— Я уже поел. Пока вы спали.

Я многозначительно огляделся по сторонам, он ухмыльнулся.

— …И вы в одиночку уложили всех шестерых? — спросил я.

Он кивнул.

— Да, это было то еще зрелище. Что же мне теперь с вами делать?

Раненый попытался заглянуть мне в глаза, но не сумел.

— Не понимаю, — ответил он.

— Куда вы направлялись?

— У меня есть друзья, лиг за пять к северу. Все случилось как раз по пути. Только я сомневаюсь, чтобы кто-то, будь то сам дьявол, способен пронести меня на спине даже одну лигу. Если бы я мог встать, сэр Кори, вы бы получили лучшее представление о моих размерах.

Я встал, обнажил клинок и единым взмахом перерубил деревце дюйма два толщиной, ободрал кору и подрубил ствол до нужной длины. Повторил все еще раз, а потом поясами и плащами убитых связал обе жерди в носилки.