Роза для Экклезиаста - Желязны Роджер Джозеф - Страница 7

Я должен был спросить. Я не хотел, но у меня не было выбора.

– М'Квайе, где она? Где Бракса?

– Ушла, – ответила Матриарх.

– Куда?

– Не знаю.

Я вгляделся в ее глаза – глаза дьявольской птицы. С моих губ готовы были сорваться проклятия. Все мыслимые проклятия.

– Я должен знать.

– Она покинула нас. Ушла. В горы. Или в пустыню. Это не имеет значения. И что имеет значение вообще? Танец заканчивается. Храм скоро опустеет.

– Но почему? Почему она ушла?

– Не знаю.

– Я должен ее увидеть. Скоро мы улетаем.

– Очень жаль, Гэллинджер.

– Мне тоже, – в бешенстве выкрикнул я и захлопнул книгу, не произнеся ритуального слова. – Я буду ее искать.

Когда я уходил, М'Квайе осталась сидеть, неподвижная и бесстрастная, как статуя. Свои ботинки я нашел там, где оставил.

Весь день я носился по дюнам на ревущем джипстере, занимаясь бесплодными поисками. Экипажу «Аспика» я, должно быть, казался небольшой песчаной бурей. В конце концов пришлось вернуться к кораблю за горючим.

Навстречу мне величественно выступил Эмори.

– Хорош! Поросенок выглядит чище, чем ты. Объясни, к чему это родео?

– Я кое-что потерял.

– Посреди пустыни? Уж не один ли из своих сонетов? Это единственное, из-за чего ты способен переживать.

– Нет, черт возьми! Кое-что личное.

Механик наполнил бак, и я попытался сесть за руль.

– Стой! – рявкнул Эмори, хватая меня за руку. – Ты никуда не поедешь, пока не расскажешь в чем дело.

Я мог вырваться, но тогда Эмори велел бы стащить меня за ноги, и вокруг нашлись бы охотники выполнить его приказ. Пришлось объяснить вежливо и мягко:

– Я, видите ли, потерял часы. Подарок матери. Фамильная реликвия. И я хочу найти их до отлета.

– Ты уверен, что не оставил их в своей каюте или в Тиреллиане?

– Уже проверял.

– Может, их кто-нибудь спрятал? К тебе, знаешь ли, не пылают любовью.

– Я думал об этом. Но они всегда были в правом кармане. И я мог обронить их, бродя по дюнам. Он ядовито прищурился.

– Помнится, я читал на обложке твоей книги, что твоя матушка скончалась, как только ты родился.

– Это правда, – я прикусил язык. – Это были часы ее отца, но она намеревалась подарить их мне.

– Хм! – фыркнул Эмори. – Гонки по дюнам не лучший способ для поиска фамильных реликвий.

– Так я могу заметить солнечный блик от стекла, – ответил я не слишком убедительно.

– Возможно, но сейчас уже темнеет, так что нет смысла продолжать поиски.

С лицом человека, полностью довольного собой, он повернулся к механику.

– Стряхни пыль с машины и загони в ангар.

Затем Эмори с дружеским видом похлопал меня по плечу.

– Иди-ка прими душ и поешь чего-нибудь. Мне кажется, и то и другое тебе совсем не помешает.

Заплывшие бесцветные глазки, жидкие волосы, истинно ирландский нос и вдобавок голос – громче, чем у кого бы то ни было…

Луженая глотка – и никаких других достоинств руководителя.

Я ненавидел его. Он был моим Клавдием. О боги, пошлите мне пятый акт!

Но вдруг мысль об ужине и ванной дошла до меня. И то и другое было весьма кстати. Если бы я настаивал на своем, то вызвал бы еще больше подозрений.

Я стряхнул песчинки, приставшие к рукаву.

– Вы правы, Эмори. Я принимаю ваше предложение.

– Мы можем отлично поужинать у меня в каюте.

Душ был благословением, свежий комбинезон – Божьей милостью, а пища благоухала, как небесная амброзия.

Бифштексы мы съели в полном молчании. Когда на столе появились десерт и кофе, он предложил:

– Почему бы тебе не остаться ночью на станции? Поэтам тоже иногда необходимо выспаться.

Я покачал головой.

– У меня много работы. Нужно успеть. До отлета слишком мало времени.

– Помнится, несколько дней назад ты уверял, что почти все закончил.

– Почти – это не совсем.

– И еще ты рассказывал, что по вечерам в Храме бывает служба.

– По вечерам я работаю в своей комнате.

Эмори как-то странно взглянул на меня. Наконец он изрек «Гэллинджер», и я со вздохом поднял глаза – мое имя в его устах всегда связано для меня с очередной неприятностью.

– Разумеется, это не мое дело, – продолжил он, – но пока мы здесь, все дела – мои. Бетти говорит, что у тебя там девушка…

Это был не вопрос. Это было утверждение, повисшее в воздухе и ждущее ответа.

Ты сука, Бетти, корова и сука. Вдобавок ревнивая. Зачем ты суешь в это свой нос, а потом еще и треплешься?

– Даже так? – в отличие от него я не утверждал – я спрашивал.

– Именно так, – ответил он. – Как руководитель экспедиции, я обязан следить, чтобы взаимоотношения с местным населением были корректными и дружественными.

– Вы говорите о марсианах, – возразил я, – словно это какие-то паршивые туземцы. Нет ничего более далекого от правды.

Я поднялся.

– Когда я опубликую все, что мне известно, на Земле узнают истину. Я расскажу о тех вещах, которые никогда не приходили в голову достопочтенному доктору. Муру. Я поведаю о трагедии умирающей расы, покорившейся и оттого обреченной. И я расскажу, как это случилось – и услышу стоны разбитых сердец. На черта нужны мне все премии и почести, которыми меня осыплют! А их культура существовала в те времена, когда наши предки еще учились добывать огонь и бегали за саблезубыми тиграми, размахивая примитивной дубиной!

– Все это прекрасно. Так есть у тебя там девушка?

– Да! – заорал я. – Да, Клавдий! Да, папочка! Да, Эмори! Но я открою вам еще одну тайну. Они уже мертвы. Стерильны. Следующего поколения не будет.

Я немного помедлил и добавил:

– Они останутся жить только в моих статьях, в микропленках и магнитофонных записях. И еще в стихах о девушке, над которой тяготеет проклятие, и о ее танце, которым она рассказывала об этом.

– М-да, – вздохнул Эмори. – Последние месяцы ты вел себя несколько необычно. Временами ты даже бывал вежлив. А я никак не мог понять, что с тобой творится.

Я опустил голову.

– Это из-за нее ты как смерч носился по пустыне?

– Да.

– Зачем?

Я взглянул на него.

– Затем, что она куда-то исчезла. Не знаю куда и почему. Мне хотелось найти ее до отлета.

Эмори повторил свое «м-да».

Он откинулся на спинку кресла, сунул руку в ящик стола и вытащил оттуда какую-то вещицу, завернутую в полотенце. Развернул. Передо мной возник женский портрет, окантованный в рамку.

– Моя жена, – произнес Эмори. На редкость привлекательное лицо и странные миндалевидные глаза.

– Ты ведь знаешь, я моряк, – начал он. – Когда-то был младшим офицером. Тогда я и встретил ее в Японии.

Там, где я родился, считалось немыслимым жениться на женщине другой расы, поэтому мы никогда не были в официальном браке. Но она все равно была моей женой. Я был на другом конце света, когда она умерла. Наших детей забрали, и с тех пор я их никогда не видел. Даже не смог узнать, в какой приют они попали. Все это было давно, и лишь несколько человек знают об этом.

– Сочувствую вам, – сказал я.

– Не стоит. Забудь об этом. Но, – он запустил пятерню в волосы и посмотрел на меня, – если ты хочешь взять ее с собой – так и сделай. Мне снимут голову, но я уже слишком стар, чтобы и дальше таскаться по экспедициям. Желаю тебе удачи, сынок.

Он допил свой остывший кофе. Отодвинул стул. И сказал:

– Можешь взять джипстер.

Дважды я пытался произнести «спасибо», но не смог. Просто встал и пошел прочь.

– Сэйонара[3] и все такое, – прошептал он у меня за спиной.

– Она здесь, Гэллинджер! – донесся до меня чей-то крик.

Я оглянулся.

– Кейн!

Я не разглядел его в темноте, но кто еще может так сопеть?

Пришлось подождать, пока он приблизится.

– Ты о чем?

– О розе. О твоей розе.

У него в руках был прозрачный пластиковый контейнер, разделенный перегородкой надвое. В нижней половине плескалась жидкость и в ней плавал стебель. А в верхней – как бокал кларета в кромешной тьме, сияла великолепная, только что распустившаяся роза.