Предсмертная песня - Желязны Роджер Джозеф - Страница 2

Чтобы проникнуть в мир таких существ, нужно отказаться от наших представлений о мире. Однако мы уже зашли так далеко, так что попробуем…

Она плыла, не выбирая направления, среди глубоких каньонов стальной тучи, в которые, как яркие реки, вливались молнии. Песни остальных наполняли воздух вокруг нее успокаивающими ритмами. Под ней Глубина пульсировала в сердце тайны, нижнем полюсе существования, неизменном присутствии мечты. Однажды, может быть, скоро, она сможет приобщиться к тайне, падая вниз, от неба, разбитая, от одного горячего горизонта к другому, проводя последнее жизненное уравнение по тропинкам тумана и прозрачности, без песни, видя чудеса внизу в конце-концов, она знала это, как и все они знали, здесь, в зоне песни, которая была памятью и общностью умов, знала и не была способна избежать, здесь в стаях жизни, двигаясь в безвременном настоящем.

И недавно были приступы боли…

Рик прибыл на станцию на Титане, внеземном драгоценном камне, обращенном через море темноты к древнему королю в желтом, Сатурну, чтобы осмотреть приборы в еще одной камере.

Высококлассный специалист, скорее математик, чем инженер, Рик редко смотрел через иллюминаторы станции на саму планету, предпочитая очищенную картину, точное представление массы и структуры этого гигантского тела в виде данных на экранах мониторинговых инструментов, за которые он отвечал.

Он, например, знал, что самые тяжелые элементы планеты — в первую очередь, железо и кремний — сконцентрированы в ее небольшой коре, вместе с основной массой воды, метана и аммиака, находящихся там в виде очень плотных растворов при высоких давлениях и температурах. И он знал все об отделении гелия от водорода, так как он сам программировал «плуги», эти корабли-ковши, которые добывали редкостный гелий-III, служащий горючим для ядерных реакций в силовых установках.

Выйдя из столовой, он быстро огляделся в поисках укрытия.

Доктор Мортон Трамплер, короткий и круглый, похожий на сову из-за толстых очков, приближался, и улыбался, и излучал доброжелательность в сторону Рика. По причинам, известным лишь богам психологии, Мортон выбрал Рика в качестве наперсника, часто загоняя его в угол и разражаясь длинными монологами о своей теории и практике в отношении домашних животных. Тот факт, что он говорил то же самое, что и раньше, казалось, его никак не беспокоил.

Слишком поздно.

Рик слабо улыбнулся и кивнул.

— Как дела? — спросил он.

— Отлично, — ответил маленький человек. — У меня скоро будет свежий пакет записей.

— Тот же уровень?

— Нет, немного глубже, чем я делал в прошлом.

— Все еще передаете искусственные песни китов?

Мортон кивнул.

— Ну что ж… удачи, — сказал Рик, устремляясь прочь.

— Спасибо, — ответил Мортон, хватая его за руку. — Мы могли бы поймать нечто очень интересное…

Ну, началось, подумал Рик. Опять о горизонте, лежащем под слоем с замерзшими солями и ледяными кристаллами, где образуются сложные органические молекулы, чтобы падать вниз, как планктон, в ту область, где давления и температуры такие же, как в земной атмосфере…

— Зонд проходит через область, где образуются органические молекулы,

— начал Мортон. — Мы наконец отделили передатчик от большинства статических источников.

Рик внезапно вспомнил анекдот о свадебном госте и старом моряке. Но гость по сравнению с ним был счастливчиком. Он слышал историю лишь один раз.

Сейчас пойдет биология, подумал он. Я сейчас услышу о гипотетических живых шарах с чувствительной к гравитации сенсиллой и передающими и принимающими электрические сигналы органами, волны которых проникают через поверхность — дающими им «чувство осязания» и возможность взаимосвязи. Я согласен, каждому нужно хобби, но…

— …И возможность обтекаемой жизненной формы для постоянного вертикального перемещения в поисках подходящей позиции, — говорил Мортон.

— В этом случае точечная симметрия будет более походящей, нежели линейная, давая мозг, который более похож на мозг осьминога, чем на мозг кита. Радиальная симметрия могла бы устранить существующее у высших существ на Земле разделение мозга на левое и правое полушария. Как это могло бы отразиться на способе мышления, трудно даже представить.

Новый поворот. Он теперь касался все более тонких аспектов биологии. Видя, что Мортон делает паузу, чтобы набрать воздуха, Рик начал говорить, давая выход копившемуся месяцами раздражению:

— Здесь нет подобных созданий, а если бы они и были, между нами нет точек соприкосновения. Они ничего не строят, они ни с чем не экспериментируют. Здесь не может быть технологии. Вся их культура должна быть заключена в их сверхъестественном мозгу, поэтому у них не может быть истории. Если у одного из них появится какая-нибудь великая мысль и никто из них не оценит ее, она умрет вместе с ним. Они не могут ничего знать о том, что находится за их небом и немногим больше знают о том, что находится внизу. Их смерть может быть просто погружением и исчезновением. У них не может быть жилищ, они могут только передвигаться. Они не могут ничего делать, кроме как есть, издавать звуки и обдумывать свои точечно-симметричные думы. Я сомневаюсь, что мы могли бы найти почву для переговоров, а если бы и нашли, то не знали бы, о чем говорить. К тому же они, вероятно, были бы глупыми.

Мортон смотрел ошарашенно.

— Я не согласен, — сказал он. — Есть такие вещи, как устная культура и их взаимосвязи могли бы, например, принять форму скажем, величественной оратории. Я мог бы сказать, что сейчас невозможно вообразить, что они думают или чувствуют. Почему это так, нужно исследовать.

Рик покачал головой.

— Морти, это похоже на Лох-Несское чудовище и на снежного человека. Я не верю, что они существуют.

— А если они есть, это не имеет значения?

— Их здесь нет, — сказал Рик. — Вселенная пустынное место.

Двигаюсь через пищевое поле в поисках наибольшей плотности пищи. Ем, пою вектор-направления-на-песню. Определяю дальнее пространство, облака. Звуки шторма, ревущего далеко. Предупреждение о шторме в песнях других, кормящихся здесь же, прибывших только что, дающих расстояние до шипения.