Кладбище сердца - Желязны Роджер Джозеф - Страница 7

— Есть, но вам придется заказать чартерный рейс на последние 65 миль…

— Дайте мне чартерный рейс на всю дорогу в обе стороны.

— Пожалуйста, вставьте вашу карточку.

О'кей.

Через пять секунд карточка вернулась в его руку. Он сунул ее в карман.

— Когда я прибуду?

— В девятьсот тридцать две, если вылетите через шесть минут на «Стреле-9». У вас имеется багаж?

— Нет.

— В таком случае «Стрела» ждет вас в зоне A-2.

Мур прошел через летное поле к кораблю вертикального взлета. «Стрелы» управлялись автопилотами. Для заказанного Муром рейса программа была рассчитана в кассовом автомате за несколько миллисекунд после того, как он назвал пункт назначения. Она была передана по радио на записывающее устройство «Стрелы». Автономный мозг автопилота позволял «Стреле» корректировать траекторию в случае непредвиденных обстоятельств и затем возвращаться на прежний курс для совершения посадки точно в заданном месте.

Мур поднялся на стартовую площадку и остановился, чтобы вставить свою карточку в слот возле люка. Люк открылся, он забрал карточку и вошел. Сев рядом с иллюминатором, он пристегнул ремни. Сразу после этого люк закрылся.

Через несколько минут ремни расстегнулись и втянулись в подлокотники. «Стрела» вышла на расчетную высоту.

— Не хотите ли убавить яркость освещения? Или предпочитаете поярче? — спросил голос над ухом.

— Мне нравится так, как есть, — ответил Мур невидимке.

— Не хотите ли чего-нибудь перекусить? Или чего-нибудь выпить?

— Мартини, пожалуйста.

Раздался скользящий звук, затем щелчок. В стене перед ним открылась маленькая ниша. Внутри находилось заказанное мартини.

Он взял его и сделал глоток.

За иллюминатором кормовая обшивка «Стрелы» разгоралась призрачным голубым светом.

— Не хотите ли чего-нибудь еще? — Пауза. — Не нужно ли прочитать вам статью на любую интересующую вас тему? — Пауза. — Или беллетристику? — Пауза. — Или поэзию? — Пауза. — Не хотите ли просмотреть каталог? — Пауза. — Или, может быть, включить для вас музыку?

— Поэзию? — повторил Мур.

— Да, имеется много…

— Я знаю одного поэта, — припомнил он. — Найдется что-нибудь из Вэйна Юнгера?

Механизм мгновение помедлил и отрапортовал:

— Вэйн Юнгер — имеется. В наличии сборники «Отвергнутый рай», «Стальная плесень» и «Зубило в небесах».

— Что самое последнее?

— «Зубило в небесах».

— Читай.

Первым делом голос зачитал все издательские данные и информацию об авторских правах. Мур запротестовал, но ему сообщили, что такой порядок предписан законодательством, и предоставили ссылку на прецедент. Мур потребовал еще мартини и замолчал.

Наконец голос произнес:

— «Наш зимний путь сквозь вечер и горящие кусты по сторонам».

— Что?

— Это название первого стихотворения.

— Хорошо… Читай.

(Где лишь вечнозеленое белеет…)

Пепел кружится снежными хлопьями в башнях метели.

Силуэты теряют контур.

Тьма, идеально безликая, выплескивается мимо ставней наружу, просачивается сквозь иголки упавших сосен, перетекает через рухнувший клен.

Возможно, это субстанция бренности, во сне изымаемая у Спящих, заливает дорогу зимнюю, как в обильные дожди.

Или идеальная Антижизнь учится рисовать эскизы мщением, всаживать сосульки горгулье в глаз.

Между прочим, хотя никто не может быть историком собственной жизни, я вижу ваше павшее небо, былые боги, в снах, заполненных дымом древних горящих статуй, безмолвных, повергнутых ниц.

(…и никогда вечнобелое не зазеленеет.)

Последовала пауза, потом:

— Следующее стихотворение называется…

— Подожди, — сказал Мур. — Первое стихотворение… В твоей программе есть объяснения?

— К сожалению, нет. Для этого требуется более сложное устройство.

— Повтори, когда выпущена книга.

— 2016 год, Северо-Американский Союз.

— И это его последняя книга?

— Да, он член Круга и печатается с интервалами в несколько десятилетий.

— Читай дальше.

Машина забормотала снова. Мур не очень хорошо разбирался в поэзии, но все же заметил постоянное упоминание льда и холода, снега и сна.

— Стоп, — сказал он автомату. — Есть у тебя что-нибудь из его вещей тех времен, когда он не входил в Круг?

— «Отвергнутый рай» издан в 1981 году, через два года после вступления Юнгера в Круг. Однако в предисловии говорится, что большая часть стихов написана до этого события.

— Читай.

Мур внимательно слушал. О снегах, льдах и снах почти не говорилось. Он передернул плечами — тоже мне открытие! — и кресло, не отставая, поменяло форму, пристраиваясь к нему.

Юнгера он почти не знал. Стихи Юнгера ему не нравились. Да и вообще мало какие стихи ему нравились.

Чтец взялся за новую вещь.

— «Дом для собак», — объявил он.

Сердце — кладбище гончих, Скрывшихся с глаз охотничьих.

Любовь здесь покрыта глазурью смерти, Сюда псы приползают умирать…

Мур слушал следующие строфы с улыбкой. Он угадывал источник этих стихов, и они ему нравились больше.

— Закончить чтение, — скомандовал он машине.

Он заказал еду и стал думать об Юнгере. Однажды он с ним разговорился. Когда это было?

2017…? Да, на столетии Освобождения Свободных Трудящихся во Дворце Ленина.

Водка текла рекой…

Фонтаны сока, словно артерии инопланетных существ, выбрасывали вверх свои яркие зонтики — пурпурные и зеленые, лимонные и оранжевые. Бриллианты, достойные эмиров, сверкали над многими сердцами. Принимавший гостей премьер-министр Корлов улыбался, как гигантский снеговик.

…Танцевальный павильон был из поляризованного хрусталя, и мир за стенами то возникал, то исчезал, то возникал снова: — как реклама, — заметил Юнгер, полулежащий на стойке бара.

Его голова повернулась навстречу Муру. Он походил на красноглазую сову-альбиноса. — Альбион Мур, если не ошибаюсь? — проскрипел он, протягивая руку. — Камо грядеши, черт возьми?

— Виноградный сок с водкой, — заказал Мур живому официанту, бесполезно высившемуся у миксер-автомата. Человек в униформе нажал две кнопки и передвинул стакан через два фута индевелого красного дерева. Мур придвинул его к Юнгеру, изображая салют. — Поздравляю со столетием Освобождения Свободных Трудящихся!

— За освобождение выпью. — Поэт перегнулся и набрал собственную комбинацию кнопок. Человек в униформе тихонько фыркнул.

Они выпили свои порции одновременно.

— Нас обвиняют, — широкий жест Юнгера указывал на весь мир вообще, — в том, что мы не знаем и не хотим знать ни о чем и ни о ком за пределами Круга.

— Так оно и есть, а что?

— Да… но это можно понимать в широком смысле. К собратьям по Кругу мы относимся точно так же. Если честно, со сколькими членами Круга вы знакомы?

— С очень немногими.

— Я не спрашиваю, сколько фамилий вы знаете.

— Что ж, я постоянно веду с ними беседы. В Круге все условия для того, чтобы много двигаться и много говорить, — и у нас в запасе все время мира. А у вас сколько друзей?

— Одного сейчас прикончил, — ухмыльнулся поэт, нависая над стойкой. — Сейчас смешаю себе другого.

Мур не хотел быть объектом для шуток или для излияния тоски, и он еще не разобрался, к какой категории следует отнести происходящее. После злосчастного океанского бала он жил как в мыльном пузыре и не желал, чтобы в него тыкали колючки.

— Значит, вы из тех, кто ходит сам по себе. Если вам не нравится в Круге, выходите.

— Вы не настоящий то-ва-рищ! — Юнгер погрозил пальцем. — Были же времена, когда человек мог прийти в бар и поговорить по душам с барменом или с собутыльниками! Вы не можете этого помнить — те времена кончились с появлением никелированной барматики. Черт побери ее железные зрачки и научную рецептуру!

Он вдруг выстучал сразу три бокала быстрым движением. Придвинул их по темной поверхности стойки.

— Попробуйте это! Отпейте из каждого! — скомандовал он Муру. — Вам не различить их без карты вин!