Двери в песке - Желязны Роджер Джозеф - Страница 42

Я автоматически оценил расстояние, максимально собрался и, толкнувшись в оптимальной точке, прыгнул – мне даже удалось перелететь через невысокое ограждение у края крыши.

Исполняя такие прыжки, я всегда старался беречь голени. Если удар окажется слишком сильным, боль может помешать совершать дальнейшие действия в необходимом порядке. Здесь требовалась очень четкая координация движений – еще одна существенная трудность. В идеале, в момент подъема требуется производить не более одного действия одновременно. В крайнем случае – двух. Если же координировать приходится большее количество движений, опасность свалиться становится достаточно реальной.

В любой другой ситуации я не стал бы рисковать. Я вообще очень редко прыгаю в случаях, когда надо успеть зацепиться руками. Конечно, совершить такой прыжок можно, но только если есть страховка. И никак иначе. Я никогда раньше не делал таких ставок: все или ничего. Однако…

Я с такой силой оттолкнулся от ограждения, что отдача отозвалась в зубе мудрости. Левой рукой мне удалось поймать вертикальную балку, возле которой я приземлился – Торквемада, окажись он поблизости, одобрил бы все мои действия. Я потерял равновесие и упал вперед, но одновременно меня стало разворачивать влево, ноги соскользнули в сторону, и только выбросив вперед правую руку, я смог удержаться. Подтянувшись на руках, я забрался на балку и выпрямился, стараясь разглядеть своего противника.

Он направлялся к той части платформы, где строительные рабочие хранили свои вещи в бочках и накрытых парусиной кучах. Я стремительно бросился ему наперерез вдоль балок, всякий раз выбирая кратчайший путь, наклоняясь и отпрыгивая в сторону, когда в этом возникала необходимость.

Он заметил мое приближение и, взобравшись на кучу мусора, перескочил на ящик, с которого сумел перебраться на следующий этаж. Я ухватился за горизонтальную перекладину, раскачался, закинул ноги и оказался наверху.

Поднимаясь, я заметил, что мой враг исчез у края платформы, выходящей на следующий этаж. Мне пришлось повторить свои действия.

На следующем этаже я понял, что черного кота не видно. Оставалось только сделать вывод, что он продолжал подниматься все выше и выше. Я последовал за ним.

Через три этажа я заметил его вновь. Он остановился, чтобы посмотреть вниз, стоя на узкой планке, которая служила ступенькой для рабочих, когда лифт поднимался на этот этаж. Свет, идущий снизу, опять попал ему в глаза.

Резкое движение!

Я уцепился за стропила одной рукой, а другую поднял вверх, чтобы защитить голову. Однако моя предосторожность оказалась излишней.

Грохот, скрежет и звон: целое ведро болтов или гаек, сброшенное сверху, пролетело мимо меня, звонкое эхо прокатилось по этажам, пока не смолкло, смолкло, смолкло окончательно.

Я решил поберечь дыхание и воздержался от ругани – ведь мне еще предстояло продолжить восхождение.

Холодный ветер начал хватать меня за одежду, когда я снова полез вверх. Бросив взгляд назад и вниз, я разглядел на освещенной крыше соседнего дома несколько фигур с поднятыми головами. Мне трудно было представить, какую картину они лицезрели.

К тому времени, когда я добрался до места, откуда свалилось ведро с железками, объект моего преследования находился двумя этажами выше, остановившись, видимо, для того, чтобы перевести дух. Теперь я все прекрасно видел, потому что на этих платформах почти ничего не лежало, мы попали в царство жестких прямых линий и холодных четких углов, таких же классических и лаконичных, как теоремы Евклида.

По мере того как я поднимался выше, ветер набирал силу, теперь его порывы сменились постоянным, ровным давлением. Кончиками пальцев, а потом и всем телом я начал ощущать, как ритмично раскачиваются строительные леса. Звуки спящего города слились в один неразличимый шум. Сначала они превратились в храп, затем в легкий гул и, наконец, ветер поглотил их и переварил. Звездный и лунный свет четко обозначили геометрические конструкции, по которым мы поднимались все выше и выше; поверхности были абсолютно сухими, любой любитель ночных прогулок по крышам может только мечтать о таком везении.

Я упорно продолжал лезть вверх. Нас разделяло два этажа. Потом один.

Он стоял этажом выше меня и смотрел вниз. Дальше лезть было некуда – рабочие не успели больше ничего построить. Поэтому он ждал.

Я остановился и сам посмотрел на него.

– Ну, может быть, хватит? Или будем играть до конца?

Ответа не последовало. Он просто неподвижно стоял и наблюдал за мной.

Я провел рукой по балке, которая находилась рядом со мной и поднималась вверх.

Мой противник стал меньше. Он присел, сжался, напрягся. Словно собирался прыгнуть…

Проклятье! Поднимаясь на последний уровень, в течение нескольких секунд я окажусь полностью в его власти – руки у меня будут заняты, когда я начну подтягиваться.

Однако моему врагу придется сильно рискнуть, если он решится прыгнуть на меня – ведь тогда он окажется в пределах моей досягаемости.

– Думаю, ты блефуешь, – сказал я. – Сейчас я к тебе поднимусь.

Я крепче ухватился за горизонтальную перекладину.

И в этот момент мне в голову пришла неожиданная мысль – такие туда не часто забредали: «А что, если ты упадешь?»

Я заколебался – настолько необычной показалась мне эта идея. Подобные возможности в нашей среде просто не принято принимать в расчет. Конечно, я знал, что это может произойти. Более того, несколько раз так и было – с разными результатами. Однако такого рода размышлениями не следует забивать себе голову.

А до низа так далеко.

«Тебя никогда не интересовало, о чем ты подумаешь в последний раз… перед тем как свет навсегда померкнет?»

Я полагаю, что об этом так или иначе задумывался каждый. Тем не менее задерживаться на этой мысли не стоит, ее вообще можно рассматривать как некий симптом, который необходимо положить на алтарь вменяемости. Но…

«Посмотри вниз. Далеко? Насколько далеко? Интересно, что ты почувствуешь, если упадешь? У тебя не возникло щекочущего ощущения в запястьях, ладонях, ногах, щиколотках?»

Конечно. Но ведь…

Головокружение! Меня окатывало с ног до головы. Снова и снова. До сих пор я ничего подобного не испытывал.

Впрочем, я быстро понял, что было источником моего неприятного состояния. Только полный идиот не сообразил бы. Мой мохнатый маленький враг посылал мне это ощущение, пытаясь – и небезуспешно – создать во мне боязнь высоты.

Некоторые вещи должны выходить за грань физических явлений – по крайней мере, мистицизм, являющийся единственной известной мне религией, который настоятельно убеждает меня в том, что не так просто превратить ненависть в любовь, страсть в страх, победить волю к жизни мгновенным иррациональным воздействием.

Я с силой ударил кулаком по перекладине и прикусил губу. Я был напуган. Я, Фред Кассиди, боялся залезть наверх!

«Падение, падение… Совсем не как листок или клочок бумаги на ветру, а головокружительное падение тяжелого тела… Помешают, может быть, только прутья нашей клетки… Кровавый отпечаток здесь, там… Лишь эта мысль будет доступна тебе на пути вниз… Ты будешь похож на своих не столь далеких предков, которые с ужасом цеплялись за деревья, и все равно падали…»

Именно тогда я его и увидел. В этот момент он дал мне то, что я искал, стараясь не поддаться на его уловки: предмет, на котором я мог бы сосредоточить все свое внимание.

Мой враг начал свысока рассуждать о человеческой расе. Сибла вызвал у меня раздражение, когда мы с ним встретились в квартире Мерими, потому что высказывал похожие мысли. Это было как раз то, что надо.

И тогда я позволил себе как следует разозлиться. Я даже поощрял в себе это состояние.

– Ну хорошо, – сказал я. – Те же самые предки просто обожали поднимать в воздух типов вроде тебя, держа их за лапы – так, смеха ради – чтобы проверить, всегда ли вы удачно приземляетесь, если подкинуть вас в воздух. Это очень старая игра. Правда, в нее уже давно как следует никто не играл. Я намереваюсь ее возродить, в память о моих прародителях. Смотри на веселого антропоида, опасайся его кривых неловких пальцев!