Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Охота на гусара - Белянин Андрей Олегович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Однако ж на пятом, не то шестом круге к неприятелю подоспела подмога. Видимо, драгуны шли не одни, и краем глаза я вовремя увидел разворачивающую пушки бригаду конной артиллерии. Восемь стволов только и ждали своего часа, а суровые канониры с горящими фитилями напоминали грозных ангелов войны. Предвидя неминуемое столкновение, я приказал «рассыпаться» и, догнав фуражиров, резко прыснуть в стороны!

Мой план имел совершеннейший успех, сам Суворов мог бы гордиться таким манёвром. Как только французы скрылись за спасительной артиллерией, мои молодцы, как мышки, метнулись кто куда, открывая торопливому залпу противника стройные драгунские ряды! Пушечные ядра вздыбили землю под самыми копытами их лошадей. Гром, пальба, ужас – и смех и грех… Непотребную и неповторяемую ругань наполеоновских солдат я воспроизвести не берусь… Даже наши серые крестьяне возмущённо плюнули, покраснели и, неодобрительно покачивая бородами, отправились спать.

Конечно, война – не место для реверансов, но зачем же так ругаться при людях?! Мало ли кого накрыла собственная артиллерия, а ежели бы тут были женщины и дети? Русский гусар никогда себе такого не позволит! Я вот лично слышал, как именно выразился незабвенный Бурцов, когда его же кобыла наступила ему прямо на начищенный сапог… тоже эпитеты, знаете ли!.. Но так он ведь сообщил это исключительно ей одной на ухо… Общественная нравственность – не пострадала! Правда, лошадь окосела, кажется…

В ту ночь мы спали в лесу, не рассёдлывая коней своих, прямо на сырой земле, завернувшись в бурки и плащи. Без одеял, без подушек, без костров, намотав поводья на руку. Из хитрой предусмотрительности мы сначала зажгли огни в одном месте, а сами тут же перебежали на другое. Запалили костёр и там, а перейдя уже на третье, и повалились без огня. Много леса не сгорело, благо, как помнится, осень была сырая. Так и поступали десять ночей кряду, опасаясь, что неприятель отыщет наш притон. Но глупые французы ночью по лесам не шарили, боясь простуды, так что, божьими молитвами, никто нас не искал. Никому-то мы, бедные, не были нужны в этой глухой чащобе…

* * *

В начале сентября близ села Токарева разогнали мы шайку мародёров, нагло прикрывавшую целых две телеги подарков из самого Парижа, предназначенных лично императору. Как вы понимаете, сердца наши кипели возмущением при одной мысли о том, что бессовестные французы обосновываются на земле русской так, что уж и посылки с сувенирами себе возят. Того гляди, заведут регулярную почту, приведут в порядок дороги, начнут строить школы и больницы, а там и подавно дадут беспашпортный въезд в какую-нибудь Европу. Нет, господа хорошие, благодарим покорно! Мы – Россия, на всё свой путь и своя судьба. Не след нас общим аршином мерить, в нас верить надобно…

Пока крестьяне и казаки занимались разделением между собой военной добычи (креплёных вин, кружевного белья, лягушачьих лапок, шоколадных трюфелей и самоучителей любви по-французски), я с поручиком Бекетовым выступал перед старостами трёх близлежащих сёл с патриотической речью:

– Для начала предлагаю добровольно сдать все захваченные у неприятеля ружья, порох и боевые припасы. И неча на меня так смотреть! Знаю я вас: хлебом не корми, тока дай из-за околицы по проезжему из пушки пальнуть. А ну как то не французы будут, а, не дай бог, я?! Так что всё сдать от греха подальше! Ништо, с оглоблями перетопчетесь…

После долгих уговоров, взаимных упрёков и обид, битья шапкой о землю и клятв «да вот те крест!» нам нехотя вернули: два кремнёвых пистолета, один неисправный мушкет, три немецких штуцера, мортиру времён царя Иоанна и четыре полевых батареи в полном составе – от пыжей до банников. Думаю, ежели бы их ещё хорошенько потрясти, так мужички бы нам и канониров выложили…

– А с врагами Отечества поступать следует долженствующим образом, – внятно давал наставления я, делая паузы, дабы местный дьякон успевал записывать. – Примите их ласково! Ну там хлеб-соль, детишки в белом, девок покрасовитее вперёд выдвиньте. Нет таких?! Ну хоть приблизительно, в крайности сей самых нестрахолюдных толкайте! Да чтоб погрудастее, француз такое любит. Самогону не жалеть! Не сметь жалеть самогонки для Родины!

Некоторые всплакнули, но воли барской ослушаться не смели, а посему я продолжал:

– Как напьются мусью до поросячьего визгу и убедитесь вы, что они точно заснули, – бросьтесь на оружие ихнее (обыкновенно кучей в углу избы или на улице поставленное…) и всей толпой свершите то, что Бог повелел! Кто сказал? В каком разрезе?! Нет, этого нельзя, это лишнее и вообще – грех содомский… Просто истребите их, тела закопайте в хлеву, за овином, на огороде или в других непроходимых местах. И не жалейте неприятеля – бейте обухом в висок, душите вожжами, топите в кринках с молоком! Граблями их, а то и вилами, пущай и бабы за серпы возьмутся – всё руку набьют…

Бекетов дёрнул меня за рукав, молча показывая, что кое-кого из малодушных уже тошнит. Не буду лгать, и мне самому бессмысленная жестокость душевно противна! Однако, когда речь заходит об избавлении земли отеческой от саранчиных орд супостата, – нельзя медлить да раскланиваться…

– На место, где зарыли их, набросайте брёвен, навоза, хлама всякого. Добычу военную, как то: мундиры, ремни, каски и прочее – по избам не тырить! Другие горшки для ребятни подберёте. Всё надобно сжечь или закопать до лучших времён. Это правильнее будет, хозяйственнее. Наполеон не вечен, а хорошее суконце всегда в цене… Случись неприятелю напасть внезапно – меня на помощь не звать! Забудьте, где и видели и слышали имя моё. Господь велит православным христианам не выдавать друг друга чадам антихриста, кои не щадят и храмы божии! Два раза предупреждать не буду, узнаю, кто на меня навёл, – и враз в Магадан по этапу, с песнями…

Старосты рассудительно кивали, искренне надеясь впредь никогда со мной не встречаться. Ну разве что один на один в тёмном переулке, когда я пьяный, а их десять и у каждого за пазухой кистень…

После сего, перевязав пленных, я определил к ним урядника с казаками и направил в Юхнов, для сдачи городскому начальству под расписку. Пущай их там кормят, у нас и своих дармоедов полно. Уходили из села с припевками, нагруженные плюшками, варёной картошкой и яйцами. Казаки всегда поют, когда в пути, а я, слушая их незамысловатые напевы, лишний раз поражался глубине и могучести нашего языка…

Увидал-то злой французик
Огонёк расейский,
Увидавши огонёчек,
Начал убегати.
Мы французика нагнали,
Знамя отобрали.
Ой да горячий атаман,
Что ни Денис да то Васильевич…

Ох и не говорите, а вот есть, есть в народной песне какая-то щемящая сердце простота, сродственная истинной поэзии и необъяснимой широте славянской души. Вот вроде бы и нет ничего, ан как заведут разноголосьем – плакать хочется… Я думал о высоком предназначении нашего народа, о его нравственном превосходстве над французами, ибо народ, слагающий такие умные и образные песни, – воистину непобедим!

Из парнасских витаний меня вывел вахмистр Иванов, тот ещё орешек, должен признать. Головорез и дебошир, несколько раз за пьянство и буянство (о, я рифмую!) разжалованный мною в рядовые и вновь пожалованный в чин за безоглядную храбрость.

– Денис Васильевич, а не опрокинуть ли нам по маленькой? Уж больно вечер сырой…

– Пить на войне?! – всем сердцем ужаснулся я. – Только для сугрева, а так и в рот не брать!

– Не без понятия, совесть имеем, – согласился он, на ходу наливая из кожаной фляги. Водка была палёная, но… а ля герр, ком а ля гер!

– Так за победу русского оружия?!

Гольная сивуха обожгла горло, гадостно булькнула в желудке, потом попыталась выплеснуться наружу через нос – я усилием воли затолкал её обратно, и… в жилах приятственно потеплело! Первые четыре тоста я ещё помнил… Бог свидетель, могу даже перечислить: