Охота на гусара - Белянин Андрей Олегович - Страница 21

– Морок на них навели, сиречь по-научному – иллюзии, – терпеливо объясняла добрая Лиза, обмахивая меня платочком. – Там, в соседней комнатке, ещё один иллюстратор сидит. Надо бы поспешить, пока не сбежал. Вы не дадите мне пистолет?

– Не дам-с, душечка. – Я решительно взял себя в руки. – Пойдёмте, бить врага – мужское дело. Вам, как девице, приличествует разве что подсматривать… И кстати, на всякий случай, к вам мой прапрапрапрадедушка не наведывался?

– Нет, а кто он? – с лёгким недоумением поинтересовалась красавица, заботливо прикладывая ладошку ко лбу моему.

– Чингисхан, чтоб его… – буркнул я. – Ко всем подряд ходит и всех уговаривает меня по службе опекать. Тут уже и Вакх был, и Клеопатра, может, и вы из той же оперы, нет?

– А… давайте, я вам лучше второго шпиона покажу? – Видимо, Лизанька в свою очередь сочла тронутой мою особу.

Пришлось пожать плечами и предложить даме руку.

– Ведите, моя пленительная Ариадна…

– Идёмте, мой небритый Тезей…

В тоне её скользнула лёгкая смешинка, указующая, что шансы на «безе» изрядно возросли. Гусар, сумевший рассмешить даму, никогда не останется без протекции, а протекция, братцы мои, всегда приводит нас к…

– Он там! – восторженно дыша мне в ухо, прошептала отчаянная падчерица.

Я небрежно рванул дверь, танцующе шагнул внутрь столь же скудно освещённой комнаты и… Навстречу мне поднялся тупоголовый гигант с плоским лицом и косой саженью в плечах. Сразить оного ударом чернильницы по голове – вот смеху было бы! Правда, недолго… Француз смерил нас оценивающим взглядом, криво усмехнулся и шутя поднял пальчиками над головой тяжёлый табурет. В эту роковую секунду чья-то ловкая ручка выхватила у меня из-за пояса вражеский пистолет, и грозный девичий голосок предупредил:

– Одно движение, и я стреляю!

– Сударыня, какое трагическое разочарование…

– Ах, Денис Васильевич, это не вам! – виновато поправилась прелестная Лизанька, не сводя прицела с гиганта-художника. Тот всё понял правильно и не дёргался, даже когда я молча двинул ему ботиком в пах. Злодей только икнул, а потом тихохонько стёк на пол, приложив сам себя табуретом по макушке. Связать его было делом минутным.

Две тщательно прорисованные картинки доподлинно изображали порядочнейшего Макарова, укладывающего на диванчик пошло хихикающего ротмистра Чеченского. Я, рыча, как бурый медведь, заставший в постели супруги медведя белого, понял, что честь русского гусарства отныне только в моих руках. Наполеон никогда не получит эти неприличные картинки, их не напечатают во всех европейских газетах, и мундир офицера российского никогда не будет запятнан продажными щелкопёрами и бумагомарателями!

– Что мне должно делать далее? Застрелить вашего отчима?

– Мысль, не лишённая приятности, – крепко призадумалась барышня, – но без суда – это будет просто убийство. Наверное, вы обязаны его арестовать, дабы предоставить соответствующим властям.

– Но… тогда всё поместье может быть отписано казне. Уверен, став наследницей «покойного» в результате «несчастного случая», вам было бы проще…

– Я не слышала этих слов!

– Я их не произносил! – пылко воскликнул я, до глубины души сражённый её бескорыстием и любовью к Родине. – Отныне и навеки располагайте моей саблей, моей верностью и самой моей жизнью!

– Благодарю. – В прекрасных очах Лизы погас огонёк гнева, сменившись раскаянием и прощением. – Нам надобно идти спасать безвинно подставленных друзей ваших.

– Тогда вперёд! Тот трус презренный, что кровь товарищей продаст вразвес и оптом, – как мне казалось, к месту вставил я замечательную цитату какого-то античного автора.

Девушка удивлённо поморщила носик, но ничего не сказала. Рука об руку – она с французским пистолетом, я с обнажённой шашкой – рванулись мы в ту таинственную комнату, где под звуки невидимой музыки изощрённо предавались разврату мои героические офицеры.

Так что не выйдет по-вашему, маленький активный корсиканец, покуда есть у матушки-России такие вот отчаянные Лизаньки! Женюсь-ка на ней, всенепременно женюсь, как только изгоним неприятеля из пределов благословенной земли нашей. Вот только одержим победу, и сразу приеду к тебе на боевом горячем коне! Ты только жди, Лизавета…

Лакеи шарахались от нас, как перепуганные утки, отклячив зад и боязливо тряся фалдами. Однако же у самых дверей были мы остановлены достопочтенным помещиком Тихуновичем, горячечно раскинувшим руки в стороны:

– Куда спешите вы, любезный Денис Васильевич?

– На танцы, покордебалетиться! – внаглую ответствовал я.

– А что же лицо ваше столь кгасное?! Так и до апоплексического удага недалеко… – всё так же загораживая проход, завертелся предатель.

– Цвет лица моего никаким образом не соотносится с важностью дела, которое мне надобно разрешить за этими дверьми. И если вы, милостивый государь, не соизволите отойти вон в тот угол, я самолично засуну вас головой вниз в ближайшую кадку на место фикуса!

– Что за стгасти? Да вы здоговы ли?! И сабля наголо… Полно, полно, догогой дгуг, вижу я, чьи гомантические бгедни восприняли вы за чистую монету. Выпьем же, и всё пгойдёт!

– Не пейте с ним! – горько вскрикнула бедная падчерица (но предложение выглядело крайне соблазнительным). – Он даст вам яду!

– Яду?! Какая невегоятная глупость… – презрительно выпятил нижнюю губу злодейский помещик. – Но гади вашего спокойствия мы будем пить из одной ёмкости и одной посуды.

Слуга с подносом и графинчиком вырос словно из-под земли. Хозяин дома собственноручно наполнил прозрачную стопку, лихо опрокинул и смачно занюхал манжетом.

– Ну что же вы? Неужто боитесь?

– Гусары водки не боятся!

Увы, я прекрасно понимал, что где-то тут меня и подстерегает коварная ловушка. Тем не менее отступить на глазах дамы и высокомерной прислуги было бы совершенно непозволительно для истинного сына Отечества! Водка оказалась выше всяких похвал (не хуже немировской горилки!), однако же, когда я поднял взгляд, дабы высказать Тихуновичу мои намерения относительно его изменнической морды, мерзавец исчез! На его месте стояла роскошная мадам в ошеломительном платье с таким глубоким декольте, что там можно было утонуть целиком, с кивером и ботиками.

Я марьяжно выкатил грудь, а кончики усов завились в спиральку сами.

– Не имею чести быть вам представленным, сударыня! Давыдов Денис Васильевич, подполковник Ахтырского гусарского полка, известный в столице поэт и в лесу – партизан.

– Опомнитесь, с кем вы говорите?! – ужаснулся кто-то за моей спиной.

Я покосился на заварившую всю эту кашу Елизаветушку, но знойная дама решительно развернула меня в свою сторону и, нежно грассируя, поинтересовалась:

– Говогят, ахтыгские гусагы никем не пгевзойдены в мазугке?

– Ахтырские гусары никем не превзойдены ни в чём! – рокочуще выдохнул я и, невероятным усилием воли отгоняя перспективы амурные, заключил: – Прошу простить, но мне должно спешить на выручку товарищам. Мужская дружба святее женской любви!

– Да-с, вы стгашно одичали у себя в лесах… – Женщина повела молочными плечами, словно бы пытаясь сбросить тесное платье. Признаюсь, у меня на миг возникла благородная мысль ей помочь…

– Но… это же он! Вглядитесь, это же мой отчим!

Тут уж оба мы посмотрели на бедную Лизу с печальным состраданием. Увидеть в блистательной созрелой даме тощего помещика Тихуновича мог только поражённый жестокой болезнию разум. У наивных российских девиц из глубокой провинции часты подобные перепады – они слишком много читают… И читают ведь в основном пустые «женские романы» – кто бы мог подумать, что именно они вытеснят у нас Шиллера, Руссо и даже шаловливого Боккаччо!

– Идёмте же в зал, догогой мой! Подгуги ждут вас!

– Умоляю, не верьте глазам своим, он же в лицо смеётся над вами!

Нет, приятно, когда тебе уделяют столько нежного внимания, но мне ж не разорваться… Знойная дама усиленно тянула меня за рукав, а красавица-девица бросилась на пол, обняв прелестными ручками мои колени. Чем это кончилось, угадать не трудно… Я рухнул на паркет, повалив обеих прелестниц. Младшенькая распорола себе подол платья моей шашкой, а старшая стукнулась головой о столик с фруктами. Редкостные по тем временам лакомства ярко раскатились по комнате.