Дама в автомобиле в очках и с ружьем - Жапризо Себастьян - Страница 21

– Ладно, разговаривать будете потом. Знаете, который час?

Больше всего его смущали ее очки. Два овальных черных стекла, за которыми скрывалось неведомо что. Ее голос прозвучал так же четко:

– Убирайтесь из моей машины.

– Это не ваша машина.

– Да?

– Да. Я видел бумаги в ящичке для перчаток.

Она пожала плечами и сказала:

– Будь так любезен, убирайся. И поскорее.

– Я еду в Канны.

– Великолепно. Но все-таки убирайся. Знаешь, что я сделаю, если ты не уберешься отсюда?

– Вы отвезете меня в Канны.

Она даже не улыбнулась. Хлопнула его по ногам, чтобы он не упирался подошвами в ветровое стекло, и он сел как полагается. Она бросила на него быстрый взгляд.

– Я не могу отвезти тебя в Канны.

– Меня это очень огорчает.

– Чего тебе, собственно, от меня надо?

– Чтобы ваша паршивая таратайка тронулась наконец с места, черт возьми.

Она кивнула, словно соглашаясь с ним, и включила зажигание. Но он знал, что это еще далеко не согласие. Его ничуть не удивило, когда она изящно развернулась на тротуаре и поехала к центру города. Он подумал, что она, пожалуй, способна, не говоря ни слова, отвезти его в полицейский участок.

Впрочем, нет, это на нее не похоже.

Она свернула налево в какую-то узкую улочку и остановилась, чтобы прочитать ее название. Она так вытянула свою тонкую шею, что встречная машина вынуждена была тоже остановиться. Водитель, приоткрыв дверцу, сказал ей какую-то глупость, но ни она, ни Филипп не ответили. Они проехали еще чуть дальше и остановились у неоновой вывески гостиницы "Ренессанс". Ему пришла в голову одна мысль, правда несколько наивная, но он ее отогнал.

– Мне остаться в машине или пойти с вами?

– Иди куда хочешь, делай что хочешь.

Он вышел из машины и стал рядом с ней. Она была на голову ниже него. Он глупо сказал ей, что если она будет продолжать говорить ему "ты", то он последует ее примеру.

– Попробуй. Я разбужу весь Макон.

– Но мы еще не в Маконе, а в Шалоне.

– Вот именно, но меня услышат и в Маконе.

Она подняла к нему свое лицо: оно выражало полное безразличие.

Казалось, она готова ко всему, ее уже ничем не удивишь, но в то же время у Филиппа появилась уверенность – он почти физически ощущал это, – что уже сегодня ночью она окажется в его объятиях, он наконец, увидит ее глаза и завтра они вместе будут нежиться на пляже. Она в нерешительности стояла перед застекленной дверью. Должно быть, она думала о том же, о чем и он, потому что вдруг, не спуская с него глаз, сказала изменившимся, каким-то усталым голосом:

– Ладно, иди, я не буду тебе в тягость.

И вошла в гостиницу.

То, что произошло там, окончательно повергло его в недоумение. Она спросила у элегантного мужчины, который сидел за конторкой администратора, а потом и у его жены, подошедшей к ним, была ли по телефону заказана для нее комната – ее фамилия Лонго – и действительно ли она ночевала здесь накануне. Хозяин и его жена, обескураженные вопросом, в замешательстве тупо переглянулись.

– Простите, мадемуазель, вы разве сами этого не знаете? Нет, лично они ее не видели. Ее оформлял ночной портье, а сегодня вечером, как и каждую субботу, он не работает. Молодая женщина воскликнула:

– В самом деле? Как все просто!

– Но разве вчера вечером приезжали не вы?

– Об этом-то я вас и спрашиваю.

Филипп стоял рядом с нею и машинально водил вокруг подставки для шариковой ручки пепельницей, которую он взял с конторки. Эта возня, по-видимому, раздражала ее, и она, не глядя на Филиппа, положила правую руку на его локоть. Она сделала это как-то мягко, почти дружески. Пальцы у нее были тонкие, длинные, ногти коротко подстрижены и не покрыты лаком.

"Машинистка", – подумал Филипп. А она в это время говорила, что если она действительно ночевала у них в гостинице, то должна сохраниться карточка или ее фамилия в книге регистрации приезжих.

– У нас есть ваша карточка, и мы сказали это жандарму, когда он звонил.

Правда, вы приехали так поздно, что она помечена сегодняшним днем.

Хозяйка, начиная нервничать, рылась в бумагах на полочке над конторкой.

Достав карточку, она положила ее перед странной посетительницей, но та лишь мельком взглянула на нее и даже не взяла в руки.

– Это не мой почерк.

– Как же вы хотите, – тотчас же вмешался хозяин, – чтобы это был ваш почерк, если карточку заполнял портье? Он нам сказал, что вы его сами попросили, потому что вы левша, а левая рука у вас была забинтована. Да она и сейчас в повязке. Вы ведь левша, не так ли?

– Да.

Хозяин гостиницы взял карточку и стал читать ее слегка дрожащим голосом:

– Лонго. Даниель Мари Виржини. Двадцать шесть лет. Рекламное агентство.

Приехала из Авиньона. Место жительства – Париж. Француженка. Разве это не вы?

Она с удивлением переспросила:

– Из Авиньона?

– Так вы сказали портье.

– Какая чушь! Хозяин только молча развел руками. Он-де не виноват, если она сама сказала эту чушь. Она царапала ногтями пуловер Филиппа, и он взял ее теплую руку в свою.

– Вы вчера не приезжали сюда? – тихо спросил он.

– Конечно, нет. Но все разыграно как по нотам!

– Если хотите, можно найти ночного портье.

Она задумчиво посмотрела на него, потом пожала плечами, сказала, что это ни к чему, и, не попрощавшись, молча направилась к застекленной двери.

– Так вы не берете номер? – визгливо спросила хозяйка.

– Беру, – ответила она. – Как и вчера. Я сплю в другом месте, но я здесь. Это для того, чтобы вызвать к себе интерес.

В машине она закурила, устало выпустила дым и глубоко задумалась.

Филипп решил, что сейчас ему уместнее молчать. Прошло минуты две, не меньше, потом она включила мотор и, покрутившись по улицам, привезла его на набережную, где они встретились.

– У меня нет желания ехать сегодня ночью. И я не могу отвезти тебя в Канны. Извини, из-за меня ты потерял время. Так уж получилось.

Быстрым движением она наклонилась и открыла дверцу с его стороны. Он даже не попытался взять ее за плечи, а тем более поцеловать – он заработал бы только пару пощечин, а когда находишься в таком положении, что не можешь ответить тем же, это неприятно. Он предпочел сказать, что наврал ей и в Канны не едет.

– Врать некрасиво.

– Я должен четырнадцатого сесть на теплоход в Марселе. – И снова соврал:

– Отплываю в Гвинею.

– Пришлешь мне открыточку. Прошу тебя, выйди.

– Я заключил контракт на работу в Гвинее. Реактивные двигатели для самолетов. Я защитил диплом, когда был на военной службе. Могу рассказать вам кучу потрясающих вещей о реактивных двигателях. Знаете, это очень интересно.

– Как тебя зовут?

– Жорж.

– Ты кто, цыган или испанец?

– Немного цыган, немного итальянец, немного бретонец. Я из Меца. Могу рассказать кучу потрясающих историй о Меце.

– У меня аллергия к экзотике. А про Гвинею и реактивные двигатели – это правда?

Он поднял правую руку, сделал вид, будто плюет на пол, и сказал:

– Да, там нужны техники.

– А мне казалось, что они приглашают только китайцев.

Он пальцами растянул глаза в стороны.

– Я ведь немножко и китаец.

– Слушай, поверь мне, я собираюсь поставить машину и поспать. И долго никуда не поеду.

– Я могу подождать вас в машине.

– Об этом не может быть и речи.

– В таком случае я мог бы поспать вместе с вами.

– Исключено, я во сне брыкаюсь. На Юг едет много машин. Хочешь, я дам тебе совет?

– Я совершеннолетний.

Она покачала головой, вздохнула и снова тронулась в путь. Филипп сказал ей, что, если она не возражает, он мог бы завтра вести машину. Ведь ей, наверное, трудно с больной рукой. Она ответила: дорогой птенчик может не беспокоиться, до завтра она обязательно найдет способ избавиться от него.

У выезда из города она остановилась в саду какой-то роскошной гостиницы. Сад был забит машинами с номерами департамента Сена и заграничными. Она вышла, он остался в "тендерберде".