Затерянные в океане - Жаколио Луи - Страница 42

V

План наказания изменников. – Изобретательный камердинер. – «Вот подарки». – Пригласительные билеты и экипаж «Бдительного».

Как только ушли посетители, Лао Тсин ударил в гонг и сказал явившемуся на зов камердинера. – Ты хорошо заметил этих трех господ, что сейчас были у меня? – Очень хорошо, господин! – Ну, так ступай за ними следом и заметь, в какой гостинице они остановились.

– Слушаюсь, господин, ваше желание будет в точности исполнено!

И камердинер бросился вслед за посетителями, держась, конечно, так, чтобы не быть замеченным ими.

Дав такое поручение своему верному слуге, вечно находившемуся у двери его кабинета, банкир потребовал к себе опять малайца Сарангу.

– Приготовься, милый мой, к отъезду на завтра, – сказал он ему, – есть очень важное дело, с которым надо спешить!

– Как, господин! – воскликнул малаец. – Вы хотите, чтобы я пошел на верную смерть?»

– Не бойся ничего, я не требую от тебя этой слишком дорогой жертвы. Выслушай только меня!

И банкир начал что-то шепотом говорить своему собеседнику, причем, по ходу рассказа, глаза малайца сверкали то гневом и ненавистью, то дикой радостью удовлетворенной мести… В заключение Лао Тсин сказал уже громко:

– Понял ты меня?

– Отлично, господин!

– Ты их доведешь до входа в эти гроты и, указав им дальнейшую дорогу на остров, вернешься назад.

– Хорошо, господин! – одобрил малаец план банкира. – Так именно и должно наказывать изменников!

– Итак, Саранга, будь готов к завтрашнему дню! – заключил свое совещание с малайцем Лао Тсин.

Когда Саранга ушел, в кабинет явился запыхавшийся камердинер-яванец.

– Ну? – спросил с нетерпением банкир.

– Эти люди, господин, не остановились ни в каком отеле, – сказал яванец.

– Что ты мне говоришь?!

– Истинную правду, господин: они пошли прямо к морскому берегу, где их ждала шлюпка. Они сели в нее и направились к французскому фрегату, что называется «Бдительным». Этот фрегат пришел к нам утром.

– Удивительно! – воскликнул банкир.

– По всему видно, господин, что они остановились на этом самом французском фрегате, потому что шлюпка, в которую они сели, по-видимому, принадлежит «Бдительному».

– Ну, хорошо! А можешь ты узнать француза, который помоложе другого?

– Могу, господин!

– Сумел ли бы ты передать ему письмо?

– Нет ничего легче, господин!

– Хорошо! Но нужно сделать это так, чтобы другие два его товарища не видели этого.

– И это можно сделать!

– Заметь, крайне важно, чтобы два другие не видели ничего!

– Я вот что, господин, думаю…

– Ну?

– Так как это французское судно имеет платежные требования на наш дом, то можно было бы, от вашего имени, господин, предложить его офицерам подарки: я бы взял с собой корзину с бананами, ананасами, апельсинами и другими плодами и, сев в лодку, поехал бы к фрегату.

– Под видом торговца? Это недурно!

– Нет, господин, военные суда очень строги, и меня не пустили бы прямо на борт.

– Тогда что же ты хочешь сделать?

– Подплыв к судну, я стал бы кричать: «Подарки! Вот подарки от господина банкира Лао Тсина экипажу французского фрегата, имеющего дело к нему!» Тогда меня немедленно пустили бы на борт судна с моими фруктами.

– Недурно! Право, ты находчивее меня в этом деле!

– А поднявшись на борт, я бы тотчас же раздал командиру фрегата и прочим офицерам пригласительные билеты на сегодняшний вечер!

– Это лучше всего! Вот именно та идея, до которой я не мог додуматься и которая как нельзя более кстати! – воскликнул восхищенный банкир.

– Вот тут-то, с этими билетами, я мог бы незаметно вручить письмо младшему французу!

– Отлично, отлично! Теперь иди и приводи в исполнение твой план! – заключил Лао Тсин.

«Вдвойне изменник! – с гневом произнес он, оставшись один в своем кабинете. – Его поведение гораздо хуже, чем я думал! Приехал сюда на военном судне, которое враждебно нам, нашим братьям! Что можно вообразить себе недостойнее этого?» Я сначала колебался, обдумывая средство к наказанию этого человека, но теперь вижу, что преступление превышает даже это средство!.. Теперь мне остается только поговорить с младшим французом который вселяет некоторое доверие к себе. Надеюсь, что он не откажется сказать мне правду, если я обращусь к его совести и чести. Я таким образом могу узнать об участи моего бедного Фо! Может быть, он присутствовал при его кончине и знает наследника, которого тот назначил себе… Я ему скажу, что мне нужно переговорить с ним наедине, без свидетелей, и что я все сделаю для него, чего он ни пожелает, если он только откроет мне правду!

Между тем слуга-яванец, с огромной корзиной разных южных плодов, которыми так богата Ява, подъезжал уже в лодке к борту «Бдительного».

– Вот подарки! Подарки от господина Лао Тсина! – начал кричать яванец.

Экипаж броненосца, бывший на отдыхе, тотчас же заметил подъезжающего гостя и, слушая его исковерканный французский язык, начал было трунить над ним; но один из офицеров, услышав имя Лао Тсина, остановил матросов и дал знать о приехавшем яванце заместителю командира, Люку Пенарвану.

– Черт возьми! Посланец от Лао Тсина! Этому нельзя отказать!.. Да еще с фруктами, которые заменят нам этот давно опротивевший голландский сыр!.. Нравится ли вам, Пенарван, голландский сыр?

– Это зависит…

– От чего?

– От ветра, от моря, от погоды, от настроения командира!

– Честное слово, с вами никогда нельзя говорить серьезно!

– Однако у этой яванской обезьяны я вижу пакет в руках: должно быть, от самого Лао Тсина…

– Вот видите!

– В таком случае, – решил заместитель, – пустите его на судно, да сделайте это так, чтобы фрукты не пошли как-нибудь ко дну.

– Уж будьте спокойны!

В две минуты яванец с фруктами был на палубе «Бдительного», но к фруктам его было запрещено прикасаться до распоряжения командира судна.

Этот последний, известный уже нам бравый морской волк Маэ де Ла Шенэ, заканчивал в это время свой туалет, собираясь с визитами к французскому консулу, к банкиру Лао Тсину и к командирам двух американских броненосцев, которые вежливо салютовали ему двадцатью одним выстрелом, когда судно его вставало на рейд.

Поднявшись на палубу, командир увидел весь свой экипаж окружившим яванца и смотревшим не без зависти на его роскошные фрукты.

– Что это такое? – спросил он.

– Подарки. Подарки от господина Лао Тсина экипажу, – отвечал невозмутимо яванец.

– Хорошо! – сказал равнодушно командир судна. – А это что еще?.. А-а, господа, вот приятная новость для вас всех: вы приглашены банкиром Лао Тсином на вечер, который он дает сегодня в своем роскошном дворце, называемом Уютным Уголком! Наш товарищ по путешествию, мандарин Ли Ванг, нарассказал столько чудес о вечерах банкира, что теперь остается только собственными глазами убедиться в том, что вы слышали от него на словах» Как бы вам не вернуться завтра сюда с какой-нибудь лошадью или, чего доброго, со слоном!

И, довольный своей шуткой, намекающей на подарки гостям богача Лао Тсина, Маэ де Ла Шенэ продолжал отеческим тоном:

– Тут четырнадцать приглашений: ни один из наших офицеров, стало быть, не забыт. Но я не знаю, как мы все бросим «Бдительный», который не должен оставаться совсем без офицеров, хотя бы речь шла об одном только вечере. Увидим, однако, кто те двое, которые добровольно должны будут провести сегодня вечер на «Бдительном» до восьми часов следующего утра.

Командир обвел глазами весь свой экипаж, но никто не проронил и слова.

– Ну, тогда бросим жребий! – предложил он.

Однако и на это никто ничем не ответил, зная, вероятно, по опыту, как добрый начальник привык разрешать подобного рода затруднения.

Ожидание офицеров не было обмануто, потому что командир сказал наконец:

– Делать нечего, придется, как всегда, старикам пожертвовать собой, а молодежь пускай повеселится! Не правда ли, друг мой Пенарван? Что нам с вами, в наши годы, музыка и вся эта бальная суета? Она только утомляет!