Пожиратели огня - Жаколио Луи - Страница 33

Раздалось громкое «браво». Публика приветствовала этот первый мастерский удар. За первым последовало еще два или три. Они тоже не привели ни к какому осязаемому результату, но до крайности раздражили Поуеля, который сердито пробормотал сквозь зубы, хотя это запрещалось правилами бокса:

— Да бейте же, сэр!

— А вам, видно, очень хочется заработать 50000 долларов? — в тон ему возразил канадец, намекая на сделку с Невидимыми.

Вся кровь бросилась в лицо англичанину, в глазах у него помутилось, и он едва не упал, но самолюбие взяло верх, и он скоро оправился. Как ни мимолетно было его смущение, все-таки Дик мог бы им воспользоваться и одним ударом кончить борьбу. Но канадец был настолько честен, что ему даже в голову не пришла подобная мысль.

Опомнившись от изумления, англичанин пришел в ярость. Теперь он только и думал о том, чтобы поскорее отомстить. Он напал на противника с бешенством, которое нисколько не уменьшило его ловкости. Все заметили, что он готовит решительный удар. Кулаки его вертелись около лица Дика с изумительной быстротой. Англичанин делал всевозможные притворные удары, чтобы сбить с толку противника. Это продолжалось минуты три. Зрители затаили дыхание. Каждый понимал, что решительный удар, от которого обыкновенно зависит исход боя, недолго заставит себя ждать. Вот англичанин откинулся назад всем корпусом и вытянул вперед свою стальную руку. Женщины вскрикнули и закрыли себе лицо руками. Но удар не попал в цель. Левою рукой гигант-канадец в одно мгновение отразил ужасный удар, а правая рука его с быстротою молнии опустилась тяжелым молотом на нижнюю часть лица Поуеля. Дядьки обеих сторон услыхали хруст костей; на землю хлынули ручьи крови, и непобедимый Том Поуель, борец за старую Англию, растянулся во весь свой громадный рост на арене.

В английском лагере послышался глухой ропот, а с французской стороны понеслись аплодисменты и восторженные крики: «Ура, Франция! Ура, Дик Лефошер!»

Но Том Поуель не признавал себя побежденным. Он быстро вскочил с земли и встал в позицию. Его дядьки подбежали к нему и потребовали пятиминутного перерыва для временной перевязки. Это было согласно с правилами, но продление перерыва зависело от согласия Дика, который готов был согласиться на все, чего бы от него ни потребовали.

Подошел доктор и нашел у Поуеля раздробление обеих челюстей. Говорить англичанин уже не мог. Дядьки стали его убеждать, чтобы он признал себя побежденным, но Поуель решительно отказался. Толпа роптала. Том Поуель и сам понимал, что если он откажется от продолжения боя, то покроет себя позором и никогда не получит прощения от своих соотечественников, тем более что те слишком далеко зашли в своем хвастовстве.

Скоро Дику пришлось убедиться, что раненый противник его не сделался менее опасным после первого поражения. Пылая местью, англичанин нападал с бешенством отчаяния. Была минута, когда Дик нечаянно поскользнулся, отражая удар, и Том Поуель воспользовался этой оплошностью, чтобы нанести ему сильный удар в висок, но так как этот удар был все-таки сильно ослаблен ответным ударом Дика, то и не причинил канадцу большого вреда. Зато Дик понял, что с англичанином церемониться нечего и что жалеть его не стоит. Он припомнил всех несчастных, убитых Поуелем, припомнил его гнусный торг с замаскированным человеком и решился покончить с негодяем. Выждав время, он после одного ловкого отражения нанес Тому Поуелю в голову двойной удар обоими кулаками разом. Англичанин захрипел и покатился по арене. Его подняли.

Том Поуель лишился зрения на весь остаток своей жизни. Его дядьки признали себя побежденными от его имени, и судья поединка волей-неволей был вынужден провозгласить Дика Лефошера, борца за Францию, победителем Тома Поуеля, борца за Англию.

Невозможно описать восторг французов. Они схватили отбивавшегося Дика и торжественно понесли его в ресторан Колле, где немедленно был устроен в честь победителя великолепный банкет. Англичане притихли и в досаде не зажгли даже приготовленной иллюминации. Только один ресторан Колле горел блистательными огнями.

На банкете в числе других приглашенных были почти все консулы, и было замечено, что итальянский генеральный консул особенно горячо приветствовал и поздравлял Дика. Он сказал такой прочувствованный спич, забывая даже обязательную дипломатическую сдержанность, что все присутствующие наэлектризовались. Среди громкого хлопанья пробок десятки, сотни рук потянулись к Дику с бокалами. Все пили, все кричали: «Да здравствует Франция! Да здравствует Дик Лефошер!»

И вдруг среди этого шума Оливье услыхал, что кто-то шепчет ему на ухо:

— Итальянский консул в сообществе с Невидимыми.

Молодой человек вздрогнул и подумал о бароне де Функале. Поискав дипломата-сыщика глазами, Оливье увидал его на противоположном конце зала, где тот стоял и разговаривал с американским консулом. Оливье сообразил, что шепнуть ему этих слов он не мог.

Молодой человек хотел было подойти к Дику и сообщить ему это известие, но до канадца невозможно было добраться: его окружала тесная толпа. Он ограничился тем, что подошел к Лорану и поговорил с ним. Решили, что Лоран сейчас же спросит объяснений у барона де Функаля. Когда Лоран направился к дипломату через всю залу, тот увидал его и сразу догадался сделать так, чтобы приход Лорана никому не бросился в глаза. Он вскрикнул с самым радушным видом:

— А! Мой спутник по «Вечерней звезде» (так назывался пароход, на котором они приехали в Мельбурн). Как я рад вас видеть! Неужели вам не, стыдно не навестить меня ни разу по приезде? А еще обещались!

Лоран в смущении пробормотал несколько слов. Искусство, с которым барон разыграл свою роль, удивило его до крайности. Барон продолжал:

— Да уж не оправдывайтесь! Нехорошо. — Потом он вдруг понизил голос и сказал торопливо: — Невидимые что-то затевают. Постараюсь к завтрашнему утру разузнать все подробно.

Около разговаривающих терлись две какие-то личности. Барон прибавил довольно громко, чтобы они слышали:

— Я слышал, что вы очень хороши с победителем Поуеля. Познакомьте меня с ним, пожалуйста. И знаете что? Приезжайте-ка завтра ко мне обедать с ним вместе. Это будет очень хорошо, право!

Лоран поклонился, и оба они направились к Дику, который в это время разговаривал с Оливье.

Познакомив консула с Диком, Лоран представил его и графу Лорагюэ.

Барон поклонился с аристократической непринужденностью и сказал:

— Ваше имя мне знакомо. Я знавал в Париже маркиза Лорагюэ. Очень приятно познакомиться. Граф, ваши друзья приняли мое приглашение пожаловать завтра ко мне на обед в консульство. Буду очень счастлив, если и вы тоже сделаете мне честь…

— Благодарю, барон… С величайшим удовольствием.

Граф Лорагюэ держал себя с бароном вежливо и любезно, но в его обращении незаметно сказывалось, что если он и играет роль, то все-таки ни в каком случае не допустит фамильярности.

— Итак, я могу на вас рассчитывать?

— Я приеду с обоими друзьями.

Барон де Функаль откланялся и, отговорившись делами, уехал с банкета. Проходя мимо графа, он слегка задел его плечом, и в ту же минуту Оливье почувствовал, что ему в карман что-то положили. Вскоре и наши друзья вернулись в «Восточную гостиницу».

При выходе из ресторана они увидали у подъезда Блэка, который прибежал сюда дожидаться хозяина.

— Какими судьбами ты здесь, Блэк? — вскричал Оливье. — Ведь я же запер тебя в комнате, когда уходил.

Умное животное махало хвостом с лукавым видом.

— Очень понятно, — заметил Дик, — кто-нибудь из прислуги входил в номер, и Блэк этим воспользовался.

По приходе в гостиницу друзья узнали, что Виллиго еще не возвращался.

— Поверьте, он знает, что делает, — заметил графу Дик. — Когда он вернется, он нам расскажет все, и мы, наверное, узнаем что-нибудь важное и интересное.

Хотя было уже поздно, друзья собрались вместе, чтобы поболтать. Но разговор не клеился. Все трое чувствовали непобедимую сонливость, глаза слипались, язык плохо слушался. Усевшись в креслах, они едва не заснули на месте и с трудом поднялись, чтобы проститься и разойтись по своим спальням, которые все были смежны между собою.