Песчаный город - Жаколио Луи - Страница 7

— То есть вы опять будете моим караульным целые сутки.

— Вовсе нет, и с удовольствием сообщу вам, что, поселившись в Квадратном Доме, вы будете свободны располагать своим временем. По прибытии сюда мое поручение кончилось, и я хотел только вам сказать, что так как господин на охоте и вернется завтра, то я еще до тех пор буду вам служить, потому что без этого вам никто не будет повиноваться в Квадратном Доме.

— И тогда я буду волен отправляться, куда хочу?

— Да, с условием не оставлять Танжера.

— А если я не подчинюсь этому условию? — спросил доктор, который невольно каждый раз старался задавать вопрос, который мог бросить хоть какой-нибудь свет на его настоящее положение.

— Выслушайте меня, — сказал Кунье, лоб которого наморщился от этих слов, — делайте, что хотите, но если дорожите жизнью, не старайтесь никогда уклониться от контракта, добровольно подписанного вами.

Когда негр произносил эти слова, его лицо, обыкновенно столь спокойное и бесстрастное, преображалось и мало-помалу принимало такое свирепое выражение, что Шарль Обрей почувствовал легкий трепет во всем теле и понял, что настаивать не следует.

Но Кунье скоро успокоился, и, когда приняв свой обычный беззаботный, веселый вид, доктор ответил ему, что он не так понял его вопрос, что он, доктор, и не думает оставлять Танжера, а желает только прогуляться по окрестностям, а это желание нисколько не противоречит принятому им обязательству.

Между тем, по приказанию капитана, бесчисленное множество ящиков и свертков выносили из трюма и отправляли на берег под надзором помощника капитана, записывавшего каждую вещь.

Кунье просил доктора показать, какие вещи нужны ему сейчас и потом предложил отвести его в Квадратный Дом.

— Мы пройдем весь город, — сказал он, — и вы узнаете его так же хорошо, как и те, которые долго жили в нем.

Доктор не заставил повторить это еще раз и, взяв легкий чемоданчик, в котором находились самые нужные и дорогие инструменты, он последовал за Кунье, который, съехав на берег, тотчас отправился по большой Танжерской улице по направлению к Касбаху.

Танжер из всех Марокканских городов европейцы знают лучше всего. Он высится на восточном склоне холма, ограничивающего на западе бухту, мало укрытую от ветров; его чрезвычайно живописное местоположение представляет большое сходство с Алжиром. Город имеет форму почти квадратную, а валы обведены стеной с башнями довольно близко к берегу; крепости полуразрушены и сохраняют еще следы бомбардировки французского флота в 1844 году.

Уверяют, будто Танжер ничто иное, как Тингис — столица древней Тингитании. В таком случае, если верить старинным описаниям страны, нынешняя почва значительно возвысилась или от землетрясения, или от какой-нибудь другой причины.

— Вот единственные здания сколько-нибудь значительные в Танжере, — сказал Кунье, указывая доктору на дома консулов на площади того же названия, — я не говорю о Квадратном Доме, который превосходит великолепием все здания в Марокко.

— И я там буду жить?

— Именно. Это часть бывшего дворца мавританских королей; там жили кордовские и гренадские калифы, когда приезжали проводить несколько дней на африканском берегу. Часто вечером, когда господин и его друг пьют кофе в мраморной гостиной, я прячусь за колонну и слушаю чудесные истории, которые это жилище им напоминает.

— Не думаю, чтобы они жили в то время, — сказал доктор смеясь.

— Господин все видел, господин знает все, — наставительно ответил Кунье.

Нельзя было бороться с этой крепкой верой, и доктор только улыбнулся.

Негр сказал правду, что в Танжере нет других замечательных зданий, кроме тех, на которые он указал.

В самом деле, все дома на улицах, по которым они проходили, были низки, неправильны и выстроены по одному образцу. Представьте себе те большие белые кубы, однообразные и без окон, какие ревность семитических рас построила на всем востоке. Улица, по которой они шли в эту минуту, только одна собственно заслуживает это название; она идет по всему городу сверху вниз и ведет от пристани к развалинам старого замка калифов.

Эта улица, перерезанная надвое площадью, единственной в Танжере, окаймлена в своей верхней части двумя рядами лавок, нечто вроде черных вертепов, выдолбленных в стене, без дверей, с одним окном, где раскладывается товар для покупателя, который остается снаружи.

Дойдя до конца улицы, Кунье указал рукой своему спутнику, с одной стороны развалины, с другой Квадратный Дом — резиденцию таинственного человека, которого знали в Танжере под именем эль-Темина, начальника.

Потом они пошли по тропинке, бежавшей зигзагами довольно круто в Касбах, через который они должны были пройти в свою резиденцию.

Вся первая часть этого замка совершенно брошена, и не пройдет и четверти века, как останутся только груды обломков для обозначения места, где замок был выстроен.

Замок можно было обойти, но Кунье предпочел провести по нему доктора, чтобы он мог полюбоваться руинами; их часто расхваливал друг его господина, невольником которого был Йомби.

Они вошли через темный коридор на первый двор, украшенный колоннами чистейшего арабского стиля, и куда выходило множество комнат.

Доктор заметил, что потолки из резного дерева были еще роскошнее, хотя на половину обвалились. Двери с такой же искусной резьбой, как и потолки, были ветхи и не годились к употреблению, и все комнаты были предоставлены ласточкам и вяхирям. Дворы были вымощены каменными плитами, довольно изящными.

Разрушенная лестница вела к верхним террасам. Доктор хотел по ней подняться, но Кунье остановил его и, повернув налево, провел в низкую дверь, по другую сторону которой они увидали знаменитый Квадратный

Дом, о котором Шарль Обрей столько слышал уже несколько дней.

Двенадцать черных невольников небрежно сидели на ступенях у большой мавританской двери, которую новый владелец велел сделать в стене, и которая составляла странный контраст с остальной архитектурой дома.

Представьте себе обширный квадрат ослепительной белизны, пробитый там и сям, в арабском вкусе, микроскопическими отверстиями без всякой симметрии, и перед вами будет наружный вид здания; никто не сказал бы, увидев его, что эта однообразная груда заключала в себе все чудеса восточного искусства.

Увидав приезжего, которого вел Кунье, все негры встали в ряд и поклонились по-восточному.

Испанский мажордом, которого господа называли Хоаквин, и который заставлял прислугу называть себя дон Хоаквин, ждал на крыльце и повел доктора с поклонами, величая его сеньором и сиятельством; Кунье он сделал раболепный поклон, что подтвердило мысль Шарля Обрея о том влиянии, которым негр должен был пользоваться у своего господина.

Когда молодой человек вошел во внутренний двор, он остановился, буквально ослепленный. Двор этот был вымощен розовым, белым и светло-зеленым мрамором, перемешанным так, чтобы составлять самые грациозные арабески; в центре находился обширный алебастровый бассейн для утренних омовений, из которого высоко бил большой фонтан, поддерживавший постоянную прохладу, а кругом всего бассейна в порфировых вазах стояли самые редкие цветы. Четыре фасада двора были украшены колоннами чистейшего мавританского стиля, поддерживавшими веранду, под которой отворялся ряд комнат; двери их были закрыты шелковыми и кашемировыми портьерами.

Таким образом, было три этажа колонн, веранд и комнат, оканчивавшихся наверху террасой, возвышавшейся над четырьмя фасадами дома; с одной стороны она выходила на внутренний двор, с другой — на окрестности.

Недавно терраса с южной стороны была преобразована в жилье и теперь составляла четыре великолепные комнаты, предназначавшиеся доктору.

— Вы у себя дома, — сказал Кунье, — ваши вещи уже здесь, они прибыли раньше вас. Позвольте мне оставить вас; я исполнил данное мне поручение и теперь увижу вас только, когда господин даст мне какое-нибудь поручение к вам. Кстати, я телеграфировал, что вы везете с собой собаку, и вижу, что слуги не забыли об этом: вот прекрасная ниша из розового дерева для нее.