Парии человечества - Жаколио Луи - Страница 14

— На что ты жалуешься? — сказал ему крокодил. — Разве не правда, что когда я тебя съем, ты больше уже никогда ни в чем не будешь испытывать нужды? Ты лучше-ка скажи мне спасибо за то, что я тебя избавляю от бедствий и печалей твоей нищенской жизни. Разве ты не помнишь, что сказал мудрец: — «Лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть, и лучше умереть, чем лежать».

— О вероломный, так вот что ожидало меня за то, что я спасу тебя? Оставь при себе свою премудрость и не отнимай у меня моей нищенской жизни.

— Откуда ты взялся такой чудак, — продолжал зверь, — что не знаешь общего правила, царствующего на земле, — воздавать злом за добро? Ну, хорошо. Коли ты сам этого не знаешь, я обожду. Спросим когохочешь о нашем деле, пусть нас другие рассудят. Если найдется хоть один, который скажет, что ты прав, я тебя пощажу.

Домбару принял предложение и обратился к кокосовой пальме, которая склоняла над рекою свою возвышенную главу, он спросил у дерева, позволено ли воздавать добром за зло.

— Как можешь ты меня об этом спрашивать? — ответила пальма. — Разве ты не знаешь, что такого именно поведение твоих собратьев в отношении меня? Я кормлю их моими плодами, я пою их своим соком, мои листья служат кровлею для их жилищ. А чем они меня вознаграждают за услуги, которые я им оказываю? Как только старость истощит мои соки, и я перестаю производить плоды, они рубят меня, отнимают у меня жизнь, чтобы на мое место посадить молодое дерево. Я всегда только и вижу, что люди воздают злом тем, кто их питает, это вошло у них в обыкновение.

Тогда домбару обратился к старой корове, которая паслась на тощей траве, росшей по берегу, и предложил ей тот же самый вопрос.

— Напрасно ты меня об этом спрашиваешь, — отвечало бедное животное. — Я пахала для людей землю, я их кормила своим молоком, я отдавала им своих детей, чтобы и они также служили им. А вот теперь, как стала я ни к чему не пригодна, хозяин выгнал меня, чтобы не кормить даром, и я брожу по пустынным местам, пока не стану добычею хищных зверей.

Тот же вопрос был в третий раз обращен к собаке, которая проходила мимо, и она ответила:

— Я ласкаюсь к своему хозяину, я его охраняю, я караулю воров, которые намереваются проникнуть в его дом, и за это получаю только побои.

— Ну, довольно с тебя и этого, — сказал крокодил. — Теперь тебе нечего жаловаться, если я обойдусь с тобою так же, как твои собратья обходятся со всеми другими существами. — И не слушая больше воплей домбару, он уволок его под воду.

Никогда никому не оказывай никакой услуги, если не хочешь собственной гибели.

Помни, что благодетель — это бремя более тяжелое, нежели та башня, которую ставят на спину боевого слона.

Один вор, прославившийся сотнею ловких проделок, кончил тем, что попался и был осужден на смерть.

Раджа Травенкорский, к которому его привели, сказал ему. «Я дарую тебе жизнь, если ты укажешь мне вора искуснее тебя».

— Если так, то прикажи освободить меня немедленно, — отвечал ему ловкий пройдоха, — потому что я укажу тебе не одного вора, а десять, сто, тысячу, и притом сейчас же, не сходя с места.

— Хорошо, только сначала ты укажи, — отвечал ему раджа, — а там уж видно будет, заслуживаешь ты помилования или нет.

Тогда вор назвал ему поименно всех министров, всех областных начальников и всех сельских сборщиков податей.

— Он прав, — тотчас же согласился раджа. — Развяжите и отпустите этого человека. Все люди, которых он назвал, в самом деле искуснее его, потому что он попался, а они не попались.

Знай, что добродетель служит для людей только покровом, под которым они прячут свои пороки, и что самый добродетельный — это самый ловкий.

Кабан бежал, а за ним гнались охотники. Он уже совсем истомился, охотники наседали на него, и он с минуты на минуту ожидал, что его пронижут стрелами.

В это время он встретил оленя, который горько печалился о своей заблудившейся лани.

— Не встретил ли ты ее где-нибудь случайно? — спросил он у кабана.

— Да, — отвечал тот. — Поспеши спуститься с этого холма, и ты найдешь ее внизу, в трясине, откуда ей не выбраться без твоей помощи.

Обрадованный олень со всех ног помчался в указанном ему направлении и как раз набежал на охотников, которые, видя перед собою более благородную добычу, погнались за нею, оставив в покое кабана.

Всегда следует уметь пользоваться всякими обстоятельствами. Изворотливый человек никогда не попадает впросак.

Каратака и Даманака, две лисицы, прославившиеся своею хитростью, порешили вступить в союз для того, чтобы усладить свою жизнь и доставить себе кое-какой лишний досуг и отдых.

Они условились, что в то время, как одна будет сидеть дома и охранять жилище, другая будет уходить на охоту и добывать продовольствие.

В первый же день они кинули жребий, кому оставаться, кому уходить. Каратака пал жребий оставаться дома, а Даманака ушла на охоту.

Охотница прежде всего захватила горлицу в гнезде и сожрала ее самое и ее яйца. Прежде всего насытимся сами, — рассудила она, — а затем уже поохотимся и ради кумы.

И вот в течение целого дня она неизменно придерживалась этого рассуждения, вечером же, когда она готовилась вернуться домой, держа в зубах тощего ибиса, пойманного около ручья, она рассудила так: «Не стоит и приносить домой такой тощий кусок, а то Каратака, пожалуй, скажет, что я все хорошие куски съела сама, а ей принесла какую-то дрянь». — И успокоив себя этим рассуждением, она тут же съела ибиса.

Придав себе самый печальный и изнуренный вид и притворившись хромающей, она вернулась к товарке и сказала ей: «Я все время подкарауливала чудесного аппетитного козленка, но его матка увидела меня, бросилась на меня, и вот сама видишь, как она меня обработала. Теперь твоя очередь идти на охоту. Ступай, может быть, тебе больше посчастливится, чем мне».

Каратака искренно пожалела подругу.

— Не хочешь ли, — сказала она ей, — я приложу тебе к ноге особый пластырь? Я знаю, как его надо готовить Мой отец когда-то занимался врачеванием и научил меня разным секретам.

— Нет, — отвечала Даманака, — ты иди лучше и постарайся достать какой-нибудь еды, потому что если ты не накормишь меня, так я умру с голода.

Каратака в свою очередь пошла на охоту. Когда настал вечер, Даманака увидела, как она возвращалась к их логовищу, хромая еще сильнее, чем сама Даманака накануне.

— Ты что же, ничего не нашла, ничего мне не принесла? — спросила она ее. — Найми-то, нашла, — отвечала Каратака, — да только удар палкою, который меня и привел вот в такое состояние, как сама видишь. Я как раз встретила того самого козленка, которого тебе вчера не удалось взять. Матки около него не было, и я уж совсем схватила его, а пастух увидал…

— Ладно, ладно, будет, — перебила ее Даманака, заливаясь хохотом. — Знаешь, что я тебе скажу? Нам лучше будет прикончить наш союз. Без него мы ели каждый день, а теперь, как вступили в союз, нам придется есть только через день.

Две лисицы, две обезьяны, два жреца, два доктора не могут жить под одною кровлею.

— Кому надо священной воды из Ганга для омовений и для очищений? Кому надо святой воды Ганга?.. — Так кричал изо всех сил один брамин, стоя по утрам у дверей своей пагоды.

Толпа людей собиралась вокруг него и за высокую плату приобретала несколько капель драгоценной жидкости.

В прежнее время этот брамин был нищ, как пария. Но он совершил странствование к берегам священной реки, и вода из нее, которую он с собою принес, привлекла в его дом изобилие.

— Как же нам теперь быть? — сказала ему однажды его жена, увидавшая, что запас священной воды подходит к концу. — Легко ли нам будет после такого благоденствия снова впасть в нищету?

— Не беспокойся, — отвечал ей брамин. — Ведь теперь уже все привыкли к тому, что у нас есть священная вода Ганга, так мы и будем ее продавать до тех пор, пока не опустеет наш колодец.