Грабители морей - Жаколио Луи - Страница 30

– Да, Утава – великий вождь, и он приветствует белого гостя в своих владениях. Но прежде чем я отведу тебя в свою хижину, ты должен ответить мне на мои вопросы, ибо мои братья послали меня узнать, что это за корабль пришел к нам.

– Спрашивай! Ольдгам с удовольствием ответит своему брату Утаве! – отвечал клерк, подделываясь под манеру своего собеседника.

– Кто капитан этой большой лодки?

– Его зовут Ингольф, он капитан шведской службы. Швеция – это страна, которой ты, Утава, не знаешь. Там настолько холодно, насколько здесь жарко.

При других обстоятельствах этот ответ насмешил бы Грундвига, но теперь ему было не до смеха. Сердце его сжималось от страха, что ему не удастся узнать того, чего он желает.

Он продолжал допрос:

– Где живут родители капитана, и знал ли ты их?

– Ничего не могу тебе ответить, потому что сам познакомился с капитаном Ингольфом на корабле.

Этот ответ причинил Грундвигу сильное разочарование, но все-таки старый слуга продолжал слушать, так как Ольдгам пояснял дальше.

– Впрочем, если ты желаешь подробных и самых верных сведений, – говорил клерк, – то на корабле есть человек, которому известно все прошлое капитана. Это один белый… вернее рыжий и, одним словом, европеец, то есть такой же человек, как и я.

– Как его зовут?

– Его зовут Надодом.

– Надодом! – вскричал Грундвиг, не в силах будучи скрыть своего удивления.

– Да, Надодом… Что тебя так удивляет это имя? Оно очень обыкновенно в Швеции и Норвегии, и нотариус Пеггам, у которого я служил, говорил мне, что этот человек родился в герцогстве Норрландском.

– Надод!.. Норрландское герцогство! – пробормотал Грундвиг, удивление которого постоянно росло.

– У этого Надода, – докончил Ольдгам, – есть еще прозвище Красноглазый, потому что один глаз у него налит кровью и совершенно вышел из орбит. Его, говорят, очень сильно побили в детстве. Пеггам мне рассказывал, что Надода наказали так по приказу его господ за то, что не доглядел за ребенком, который был поручен его надзору, и тот утонул.

Грундвиг слушал Ольдгама, боясь вздохнуть, боясь проронить хотя бы словечко.

– Впрочем, я не вполне уверен, утонул ли ребенок: мне помнится, что мистер Пеггам говорил, что мальчик жив. Эти рассказы меня никогда особенно не интересовали, поэтому я слушал их кое-как, без большого внимания. Одно могу тебе сказать, друг мой Утава, – что это Надод находится на корабле и что никто лучше этого человека не может рассказать тебе о нашем капитане.

Грундвиг не мог ошибиться в личности Надода, потому что приговор герцога исполнял он, Грундвиг, вместе с Гуттором.

– Слава тебе, Господи! – пробормотал он вполголоса. – Да, это он: предчувствие на этот раз не обмануло меня… Надобно увидеть этого Надода, вырвать у него тайну… И зачем он явился опять в Розольфсе? Уж, разумеется, не за хорошим делом. Этот гнусный бандит на хорошее дело не способен… Разве, убегая из замка, он не поклялся жестоко отомстить за причиненное ему увечье? Разве он не говорил, что не успокоится до тех пор, покуда не омоет руки в крови последнего из Биорнов?.. Разве не поклялся он меня с Гуттором пригвоздить живыми к воротам замка?.. Боже мой! Что, если он явился сюда теперь именно для того, чтобы исполнить свои угрозы?.. И почему он прибыл именно на этом бриге?.. О, какая дьявольская мысль: разрушить Розольфсе руками одного из Биорнов!.. Ужасная мысль, но вполне достойная такого бандита… Нельзя терять времени, необходимо овладеть Надодом во что бы то ни стало… Но как это сделать?..

Он задумался…

Весь его предыдущий монолог был сказан на том наречии, которым говорят норвежские поморцы, и Ольдгам, не понявший ни слова, был уверен, что слышит настоящий канакский язык. Вместе с тем он полагал, что великий вождь Утава произносит какое-нибудь заклинание против духов ночи, – об этом почтенный клерк тоже вычитал в книге о путешествиях.

Грундвиг был теперь убежден не только в том, что Ингольф есть Фредерик Биорн, но и в том, что Надод нарочно воспитал его для своего мщения и внушил ему мысль разрушить Розольфский замок. Злее этой мести не могло быть

– уничтожить род Биорнов через одного из членов этого рода! Но это было не так. Такая идея легко бы могла прийти Надоду в голову, но в действительности он вовсе не воспитывал Ингольфа и даже не знал его до тех пор, пока три месяца тому назад министр Гинго не посоветовал ему обратиться к молодому корсару. Министру Гинго хотелось овладеть Черным герцогом и его детьми, но так, чтобы самому остаться в стороне в случае неудачи. Что же касается до ближайшей цели Надода, то Грундвиг не ошибался относительно ее нисколько: бывший розольфский крепостной собирался мстить своим прежним господам и всем тем, которые так или иначе участвовали в исполнении над ним грозного приговора.

Вдруг Ольдгам позволил себе нарушить молчание и вывести предполагаемого Утаву из задумчивости: на «Ральфе» в это время зажглись огни, как это делается ночью на военных кораблях, и на корме брига показался человек, прохаживающийся взад и вперед. Даже издали можно было заметить, что у этого человека непомерно большая голова.

– Вот, мой друг Утава, тот самый человек, о котором я тебе говорил, – сказал Ольдгам. – Это Надод Красноглазый. Он дожидается капитана, который съехал на берег в гости к одному колонисту. Что касается меня, я предпочитаю погостить у кого-нибудь из туземцев: это гораздо интереснее.

– Мой белый брат рассуждает совершенно справедливо, – отвечал Грундвиг, которому хотелось поскорее избавиться от собеседника, уже начинавшего ему надоедать и мешать. – Пойдем со мной, я велю тебя проводить в мою хижину одному из моих воинов, а самому мне нужно здесь пробыть несколько времени.

Грундвиг и Ольдгам прошли молча около мили, затем верный слуга Биорнов взял свисток, висевший у него на шнурке, и несколько раз протяжно свистнул.

Спустя несколько минут захрустел валежник – послышались чьи-то шаги.

– Это ты, Вилль? – спросил Грундвиг.

– Я, господин Грунд, – отозвался молодой свежий голос.

Розольфские слуги очень часто называли Грундвига сокращенным именем Грунд. Это делалось из особого к нему уважения, как к главному слуге Черного герцога.

Вилль был очень толковый юноша и обучался у лучшего стокгольмского ветеринара. Гаральд поручил ему главный надзор за стадами, за лошадьми и за охотничьими собаками. Грундвиг уже успел придумать отправить Ольдгама в ског, где паслись олени и были выстроены палатки для пастухов. Роскошная трава и оригинальные костюмы лопарей, по мнению Грундвига, должны были оставить близорукого и легковерного Ольдгама при его иллюзии, будто он находится в Океании.

Отведя Вилля в сторону, Грундвиг в коротких словах объяснил ему, в чем дело. Вилль должен был увести Ольдгама на большую пастушескую станцию Иокильсфильд, так как теперь после известного разговора было бы слишком опасно позволять ему встречаться с Надодом.

Грундвиг представил Ольдгаму Вилля как своего родственника-туземца, которому белый гость может вполне довериться. Почтенный клерк принялся горячо благодарить, и Вилль увел его. Близорукость Ольдгама чрезвычайно облегчала задачу Вилля.

Как только они скрылись, Грундвиг побежал в замок и сейчас же опять вышел оттуда, но уже не один, а с Гуттором.