Возвращение фараона - Жак Кристиан - Страница 56

– Каждый день предоставляет мне свой набор побед и поражений, но Истина пока еще правит Египтом; как только всем будет заправлять Бел-Тран, справедливость покинет этот мир.

– Не дожидайся этого момента.

– Помоги мне в моей борьбе.

Сути отвернулся, словно отказываясь от предложения друга, а когда Пазаир выходил из комнаты, буркнул:

– Дай мне поспать! Как ты хочешь, чтобы я боролся, если мне хочется спать?

Лодка царицы-матери везла Силкет из Мемфиса в Пер-Рамсес. Укрывшись от раскаленного июньского солнца в прохладной каюте, супруга Бел-Трана использовала путешествие, чтобы предстать перед Туей в полном блеске. Ее умащивали благовониями, делали массаж и подавали фруктовые соки. На пристани ее ожидали носилки с балдахином от солнца. Дорога не отняла много времени, поскольку Силкет препроводили на берег озера, где находилась царская резиденция. Затем двое слуг спустились вместе с ней в расписанную голубым лодку, которая причалила к острову, где в беседке Туя читала поэмы Старого Царства, восхваляющие божественную красоту египетских пейзажей и уважение, которое люди должны испытывать по отношению к богам.

Силкет была в панике. Многочисленные украшения и роскошный льняной наряд ее никак не ободряли: способна ли она встретиться лицом к лицу с самой богатой и влиятельной женщиной Египта?

– Присядьте рядом со мной, Силкет, – пригласила царица-мать.

К большому удивлению Силкет, она совсем не походила на неприступную мать Рамсеса Великого, какой она привыкла видеть Тую на приемах. С распущенными волосами, босыми ногами, в простом белом одеянии, без каких-либо украшений и краски на лице, Туя была похожа на обыкновенную женщину. Но ее голос проникал в самую душу.

– Вы, должно быть, страдаете от жары, дитя мое.

Не способная вымолвить ни слова, Силкет села на траву, забыв про неизбежные зеленые пятна, которые испортят дорогой лен.

– Располагайтесь в свое удовольствие, купайтесь, если хотите.

– Мне... мне не хочется, моя повелительница.

– А свежего пива?

Силкет не могла отказаться и взяла длинный сосуд с металлической трубочкой, позволявшей понемногу отпивать чудесный напиток. Она сделала несколько глотков, потупив взор, не находя в себе силы вынести взгляд Туи.

– Я люблю июнь, – сказала царица-мать. – В это время ослепительно светит солнце. А вы боитесь сильной жары?

– Она... она сушит мою кожу.

– У вас есть все необходимые умащения и бальзамы?

– Да, конечно.

– Вы много времени проводите за туалетом?

– Много часов в день... Мой муж очень требователен.

– Мне говорили о его замечательной карьере.

Силкет слегка приподняла голову: царица-мать сама ступила на территорию, где она ее подстерегала. Страх уменьшился. Эта женщина, производящая такое сильное впечатление, с тонким и прямым носом, с выступающими скулами и квадратным подбородком, – не будет ли она ее покорной рабой? Ненависть, подобная той, которая заставила ее обнажиться перед главным стражем сфинкса, дабы лишить его твердости и позволить мужу победить его, нахлынула на Силкет. Она любила подчиняться лишь Бел-Трану, остальные же должны находиться у ее ног. Предвидение унижения царицы-матери вызвало у нее состояние, близкое к экстазу.

– Замечательная, моя госпожа, это точное слово.

– Скромный чиновник стал большим человеком в государстве... Только в Египте возможны подобные возвышения. Но важно расстаться со своими представлениями маленького человека, когда достигаешь величия, не правда ли?

Силкет нахмурила брови:

– Бел-Тран честный и работящий. Он думает лишь об общем благе.

– Поиск власти вызывает столкновение интересов, о которых я имею довольно отдаленное представление.

Силкет ликовала: рыбка клюнула! Для большей смелости она отпила еще холодного пива, такого изысканного, что по телу пробежала сладкая истома.

– В Мемфисе шепчутся, что фараон болен, – заметила она.

– Он очень устал, госпожа Силкет, на нем непосильное бремя.

– Не должен ли он скоро объявить праздник обновления?

– Такова священная традиция.

– А если нарушится магический ритуал?

– Тогда боги возвестят, что призывают к правлению нового фараона.

На лице Силкет появилась жестокая улыбка.

– Только боги могут быть этому причиной?

– Вы слишком туманно выражаетесь.

– Не обладает ли Бел-Тран природой царей?

Туя задумчиво взглянула на уток, скользивших по зеркальной глади озера.

– Разве мы можем пытаться приподнять занавес будущего?

– Бел-Тран может это, моя госпожа!

– Великолепно.

– Мы с мужем рассчитываем на вашу поддержку. Всякий знает, что вы очень верно судите.

– Такова роль царицы-матери: смотреть и советовать.

Силкет выиграла; она почувствовала себя легкой, как птичка, стремительной, как шакал, заостренной, как клинок кинжала. Египет почти уже принадлежал ей.

– Как вашему мужу удалось собрать такое состояние?

– С помощью производства папируса. Конечно, пришлось словчить со счетами. Никто не может обойти его в этом.

– Пришлось ли ему совершить что-то незаконное?

Силкет уже не могла остановиться:

– Моя повелительница! Дела, не правда ли, всегда дела? Если кому-то хочется выйти в первые ряды, иногда надо забыть о чести. Обычные люди скованы этими путами, а Бел-Тран освободился от них. Он изменил обычаи в ведомствах. Никто не заметил растрат. Государство обрело свои счета, а он свои! Теперь уже поздно его обвинять в чем-либо.

– Он вас обеспечил личным состоянием?

– Конечно!

– Каким образом?

– Самым дерзким!

– Расскажите мне.

– Вы не поверите своим ушам, – ликовала Силкет. – Речь идет о проделках с папирусом для «Книги мертвых». Будучи поставщиком большей части знати, он нашел переписчиков, способных нарисовать сцены и описать воскресение умершего в другом мире.

– В чем же состоит обман?

– Сначала он передал обещанный им папирус, но худшего качества. Затем уменьшил количество текстов, не понижая цен и не слишком высоко оплачивая работу переписчиков. Семьи умерших, раздавленные горем, и не подумали о проверке. У меня также имеется огромное количество греческих монет. Они пока лежат в моих сундуках, ожидая свободного хождения денег... Какие перемены, вы только представьте! Вы не узнаете старого Египта, скованного ненужными традициями и ветхими обычаями.

– Это речи вашего супруга, если я не ошибаюсь, – заметила царица-мать.

– Единственные, которые должны слушать в Египте!

– А у вас есть собственные мысли, Силкет?

Вопрос привел красотку в замешательство.

– Что вы хотите сказать?

– Убийство, кража, ложь вам кажутся хорошими устоями для царствования?

Возбудившись, Силкет продолжала:

– Если это необходимо, то почему бы и нет?! Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать. Я сама сообщница и виновна! И жалею, что не я уничтожила мудреца Беранира. А визирь Пазаир – основное препятствие к... – Головокружение заставило ее пошатнуться, она поднесла руку ко лбу. – Что со мной?.. Почему я вам все это говорю?..

– Потому что вы выпили пива, в которое добавили мандрагору; ее вкус незаметен, но он развязывает язык. Благодаря ему слабые натуры освобождаются от секретов. Мандрагора слишком быстро подействовала, потому что вы привычны к дурману.

– У меня болит живот!

Силкет поднялась. И небо, и земля двигались. Она упала на колени, закрыв глаза руками.

– Махинации с «Книгой мертвых» – гнусное преступление, – вынесла вердикт Туя. – Вы наживались на несчастьях других людей. Я сама подам жалобу в суд визиря.

– Она ни к чему не приведет! Вы вскоре станете моей служанкой, – вызывающе ответила Силкет.

– У вас ничего не выйдет, Силкет, потому что поражение в вас самих. Вы никогда не станете госпожой. Ваша низость будет всем известна. Никто вас не примет, даже если у вас будет какая-то власть. Вы увидите, что подобное невозможно. Придется отказаться от ваших головокружительных амбиций.