Убитая пирамида - Жак Кристиан - Страница 70

– Ты преодолел серьезное препятствие, – сказал Беранир.

– Успех невелик, – возразил Пазаир.

– Ты признан неподкупным судьей, знающим свое дело, и получил возможность беспрепятственно продолжать расследование. Чего ж тебе еще надо?

– Ашер солгал, хотя и говорил под присягой. Он не только убийца, но и клятвопреступник.

– Никто из присяжных не выступил против тебя. Ни верховный страж, ни госпожа Нанефер не пытались выгородить полководца. Они поставили тебя перед лицом твоей судьбы.

– Старший судья портика предпочел бы отобрать у меня дело.

– Он верит в твои способности, а визирь настаивает на добросовестном ведении дела, чтобы потом вмешаться, имея на то все основания.

– Ашер позаботился о том, чтобы уничтожить улики; я боюсь, как бы мое расследование не оказалось бесплодным.

– Твой путь будет долог и труден, но ты в силах дойти до цели. Скоро ты получишь поддержку верховного жреца Карнака, которая откроет тебе доступ в храмовые архивы.

Как только вступит в силу назначение Беранира, Пазаир займется выяснением обстоятельств кражи небесного железа и тесла.

– Теперь ты сам себе хозяин, Пазаир. Умей отличать праведность от беззакония и не слушай советов тех, кто путает и смешивает эти понятия, дабы ввести умы в заблуждение. Этот процесс – всего лишь подготовительная атака, настоящий бой еще впереди. Нефрет тоже будет тобой гордиться.

В сиянии звезд струился свет душ мудрецов. Пазаир возблагодарил богов за то, что ему довелось встретить мудреца здесь, на земле.

***

Северный Ветер был ослом молчаливым и задумчивым. Лишь изредка испускал он характерный для его сородичей сиплый вопль, настолько пронзительный, что от него просыпалась вся улица.

Пазаир резко пробудился.

Это действительно трубил его осел, трубил на рассвете того самого дня, когда они со Смельчаком рассчитывали поспать подольше. Судья отворил окно.

Возле дома собралось человек двадцать. Старший лекарь Небамон потрясал кулаком.

– Здесь лучшие лекари Мемфиса, судья Пазаир! Мы подаем жалобу на целительницу Нефрет, обвиняем ее в изготовлении опасных снадобий и требуем ее исключения из сословия целителей.

***

Пазаир сошел на западный берег Фив, когда жара была в самом разгаре. Он решил воспользоваться колесницей стражи, разбудил колесничего, спавшего под навесом, и велел ему гнать во весь опор к селению Нефрет.

Безраздельно завладев миром, остановив время, солнце опаляло вечнозеленые кроны пальм и обрекало людей на безмолвие и бездействие.

Нефрет не было ни дома, ни в аптеке.

– Она у канала, – сказал деревенский старик, на мгновение вынырнув из сонного оцепенения.

Пазаир сошел с колесницы, обогнул пшеничное поле, пересек тенистый сад и пошел по тропинке, ведущей к каналу, где обычно купались местные жители. Спустившись по крутому склону, он преодолел тростниковые заросли и увидел ее.

Он должен был окликнуть ее, закрыть глаза, отвернуться, но слова замерли на языке, и сам он словно окаменел, зачарованный красотой девушки.

Обнаженная, она грациозно разгребала воду. Так плавают те, кто не борется с волнами, а отдается на волю течения. Ее волосы были убраны под плетеную тростниковую шапочку, она без всяких усилий уходила под воду и вновь выныривала на поверхность. На шее поблескивала бирюза.

Заметив его, она продолжала плавать.

– Вода восхитительная, идите купаться.

Пазаир снял набедренную повязку и пошел к ней, не ощутив прохлады. Она протянула ему руку, он лихорадочно схватил ее. Волна подтолкнула их друг к другу. Когда ее соски коснулись его груди, она не отступила. Он осмелился потянуться губами к ее губам и прижать ее к себе.

– Я люблю вас, Нефрет.

– Я научусь вас любить.

– Вы моя первая женщина, у меня никогда не было другой.

Он неловко поцеловал ее. Обнявшись, они вышли на берег и легли на песок, укрывшись за тростником.

– Я тоже девственна.

– Я хочу отдать вам свою жизнь. Прошу вас, выходите за меня замуж, завтра же.

Она улыбнулась, расслабленно и покорно.

– Люби меня, люби меня со всей силой, на которую ты способен.

Он лег на нее, его взгляд утонул в ее синих глазах. Их души и тела слились под полуденным солнцем.

***

Нефрет выслушала, что сказали ей отец – мастер по изготовлению дверных засовов, и мать – ткачиха одной из центральных фиванских мастерских. Ни тот, ни другая не противились свадьбе, но хотели познакомиться с будущим зятем, прежде чем высказать свое мнение. Конечно, девушка не нуждалась в согласии родителей, но из почтения не хотела им пренебрегать. Мать выразила кое-какие сомнения: не слишком ли молод Пазаир? Да и насчет его будущего есть некоторые опасения. И потом, что означает это опоздание в день, когда он просит ее руки!

Их волнение передалось Нефрет. Ужасная мысль закралась ей в голову: что, если он ее больше не любит? Что, если вопреки его заверениям, ему нужно было лишь мимолетное приключение? Нет, не может быть. Его страсть будет вечной, как фиванские скалы.

Наконец он ступил на порог скромного жилища. Нефрет осталась сидеть поодаль, как подобало в столь торжественный момент.

– Пожалуйста, извините меня; я заблудился в переулках. Должен признаться, я совершенно не ориентируюсь на местности; обычно меня ведет осел.

– Так у вас есть осел? – удивилась мать Нефрет.

– Его зовут Северный Ветер.

– Молодой и здоровый?

– Он никогда не болел.

– А чем еще вы владеете?

– Через месяц у меня будет дом в Мемфисе.

– Судья – хорошая профессия, – заявил отец.

– Наша дочь молода, – напомнила мать. – Не могли бы вы подождать?

– Я люблю ее и хочу на ней жениться, не мешкая ни секунды.

Пазаир выглядел серьезно и решительно. Нефрет смотрела на него влюбленными глазами. Родители уступили.

***

Колесница Сути на полном ходу въехала в ворота главной мемфисской казармы. Стражники побросали копья и бросились врассыпную, чтобы уберечься от стремительно несущегося экипажа. Сути соскочил на землю, хотя лошади еще продолжали лететь вперед по большому двору. Прыгая через три ступеньки, он взбежал наверх, туда, где жили старшие офицеры и полководец Ашер. Ударом в затылок он убрал с дороги первого стражника, тычком в живот – второго, пинком в пах – третьего. Четвертый успел обнажить меч и ранил его в левое плечо; боль удвоила ярость офицера-колесничего, и он, сцепив кулаки, оглушил нападавшего.

Сидевший на циновке полководец Ашер оторвался от разложенной перед ним карты Азии и повернул голову к Сути.

– Что тебе надо?

– Я пришел расправиться с вами.

– Успокойся.

– Вы ускользнули от правосудия, но не от меня!

– Если ты нападешь на меня, живым из этой казармы не выйдешь.

– Сколько египтян вы убили собственными руками?

– Ты был изможден, тебя подвело зрение. Ты ошибся.

– Нет, и вы это знаете не хуже меня!

– Тогда пойдем на мировую.

– На мировую?

– Лучше всего подействует публичное примирение. Я укреплю свое положение, ты получишь повышение.

Сути бросился на Ашера и сдавил ему горло.

– Сгинь, падаль!

Обезумевшего офицера окружили солдаты и, осыпая ударами, оттащили от полководца.

Ашер великодушно отказался подавать в суд на Сути. Он понимал состояние нападавшего, хотя тот и принял его за кого-то другого. На его месте он действовал бы точно так же. Такое поведение располагало в пользу полководца.

Вернувшись в Мемфис, Пазаир сразу же приложил все усилия, чтобы освободить Сути, содержавшегося в главной казарме. Ашер даже согласился не наказывать его за неподчинение и оскорбление начальника при условии, что герой подаст в отставку.