Убитая пирамида - Жак Кристиан - Страница 55

Судье с трудом удавалось оставаться спокойным.

– Одна из моих учениц, Нефрет, допустила ошибки, за которые получила от меня взыскание. В Фивах ей надлежало вести себя скромно и осмотрительно, полагаясь на более компетентных собратьев по профессии. Она меня очень разочаровала.

– Снова оплошности?

– Промах за промахом, все более достойные сожаления. Неконтролируемая деятельность, несвоевременные предписания, собственная аптека.

– Разве это противозаконно?

– Нет, но у Нефрет не было средств, чтобы так организовать свою работу.

– Значит, к ней были благосклонны боги.

– Да не боги, судья Пазаир, а женщина легкого поведения, Сабабу, хозяйка пивного дома из Мемфиса.

Судя по напряженному голосу и важному тону, Небамон ожидал возмущенной реакции.

Пазаир казался безучастным.

– Ситуация весьма настораживающая, – продолжал старший лекарь. – Не сегодня завтра кто-нибудь узнает правду и заклеймит достойных целителей.

– Вас, например?

– Разумеется, я же был учителем Нефрет! Я не могу подвергать себя такому риску.

– Сочувствую, но плохо понимаю, чем я могу быть полезен.

– Незаметное, но твердое вмешательство могло бы устранить недоразумение. Поскольку пивной дом Сабабу относится к вашему округу, а в Фивах она работает под вымышленным именем, поводов предъявить обвинение у вас предостаточно. А Нефрет можно пригрозить суровыми мерами, если она станет упорствовать в своих неразумных начинаниях. Предостережение должно вернуть ее к обычной деревенской практике, которая ей по плечу. Естественно, я не прошу вас о безвозмездной помощи. Любая карьера строится. Я предоставляю вам великолепную возможность продвинуться по иерархической лестнице.

– Я тронут.

– Я знал, что мы найдем общий язык. Вы молоды, умны и честолюбивы в отличие от стольких ваших коллег, которые так цепляются за букву закона, что зачастую упускают из виду его смысл.

– А если у меня не получится?

– Я подам жалобу против Нефрет, вы возглавите суд, мы выберем присяжных. Мне бы не хотелось до этого доводить, постарайтесь быть убедительным.

– Приложу все усилия.

Небамон расслабился, чувствуя, что поступил правильно. Он не ошибся в судье.

– Я рад, что обратился по адресу. Когда имеешь дело с достойным человеком, устранить неприятности нетрудно.

Божественные Фивы, где познал он счастье и горе. Чарующие Фивы, поражающие великолепием рассветов и фееричностью закатных красок.

Неумолимые Фивы, куда судьба приводит его в поисках истины, постоянно ускользающей из его рук, словно обезумевшая ящерица.

Он увидел ее на пароме.

Она возвращалась с восточного берега; он пересекал реку, чтобы добраться до селения, в котором она жила. Вопреки опасениям она от него не отвернулась.

– Мои слова не были пустым обещанием. Этой встречи не должно было быть.

– Вы начали понемногу забывать меня?

– Ни на миг.

– Вы сами себя мучаете.

– Вам-то что за дело?

– Ваши страдания меня огорчают. Нужно ли растравлять душу, ища новых встреч?

– Сейчас к вам обращается судья и только судья.

– В чем меня обвиняют?

– В том, что вы пользуетесь щедростью проститутки. Небамон требует, чтобы ваша деятельность не выходила за пределы селения и чтобы серьезных больных вы направляли к другим лекарям.

– А если я не послушаюсь?

– Он попытается признать вас виновной в безнравственном поведении, а значит, вовсе запретить вам практиковать.

– Это серьезная угроза?

– Небамон – влиятельный человек.

– Я не покорилась ему, а сопротивления он не выносит.

– Ну и как, намерены отступить?

– Что бы вы тогда обо мне подумали?

– Небамон рассчитывает, что я смогу вас убедить.

– Он плохо вас знает.

– И это дает нам шанс. Вы мне доверяете?

– Безусловно.

Его заворожила прозвучавшая в голосе нежность. Неужели былого равнодушия больше нет, неужели она действительно смотрит на него иным, не столь отстраненным взглядом?

– Не волнуйтесь, Нефрет. Я помогу вам.

Он проводил ее до селения, надеясь, что дороге не будет конца.

***

Поглотитель теней успокоился.

Поездка судьи Пазаира явно была делом сугубо личным. Он и не думал искать пятого ветерана, он ухаживал за красавицей Нефрет.

Вынужденный принимать исключительные меры предосторожности из-за присутствия нубийца и его обезьяны, поглотитель теней постепенно убеждался в том, что пятый ветеран умер естественной смертью или же убежал так далеко на юг, что о нем больше никто никогда не услышит. Собственно, необходимо было только его молчание.

Однако он продолжал осторожно следить за судьей.

Павиан нервничал.

Кем пристально посмотрел по сторонам, но ничего необычного не заметил. Крестьяне со своими ослами, рабочие, чинящие плотины, водоносы… И все же павиан чуял опасность.

Удвоив бдительность, нубиец подошел поближе к судье и Нефрет. Впервые он восхищался человеком, которому служил. Молодой судья был одержим несбыточным идеалом, одновременно силен и уязвим, практичен и мечтателен, но руководствовался он только порядочностью. В одиночку ему не одолеть злобной человеческой природы, но пошатнуть ее всевластие он может. А это даст надежду людям, страдающим от несправедливости.

Кем предпочел бы, чтобы он не ввязывался в столь опасное предприятие, ибо рано или поздно это будет стоить ему головы; но как тут его упрекнешь, когда убиты ни в чем не повинные люди? Доколе не будет попрана память о простых людях, доколе будут существовать судьи, не желающие потакать сильным только потому, что они богаты, – дотоле жить и процветать Египту.

Нефрет и Пазаир шли молча. Он мечтал о такой прогулке: они рядом, рука об руку, и этого достаточно. Шагают в одном темпе, словно давно приноровились друг к другу. Он стремился урвать мгновения невозможного счастья, цеплялся за мираж, дорожа им куда более, чем реальной действительностью.

Нефрет шла быстро, словно летела; казалось, ноги ее едва касались земли, в движениях – ни малейших признаков усталости. Он наслаждался упоительной возможностью идти с ней рядом, он с радостью стал бы ее слугой, усердным и неприметным, если бы не надо было оставаться судьей, дабы защитить ее от надвигавшейся бури. Он обольщается или она стала держаться с ним менее холодно? А что, если для нее тоже важно побыть вдвоем с ним и ничего не говорить: возможно, она понемногу привыкнет к его страсти, если он будет молчать.

Они вошли в помещение аптеки, где Кани сортировал лекарственные растения.

– Урожай превосходный.

– Только, боюсь, никому не нужный, – посетовала Нефрет. – Небамон вновь чинит мне препятствия.

– Если б можно было травить людей…

– Ничего у старшего лекаря не выйдет, – заявил Пазаир. – Я этого так не оставлю.

– Он опаснее гадюки. Берегитесь, он и вас тоже укусит.

– О, новые растения?

– Храм выделил мне большой участок земли и сделал меня своим официальным поставщиком.

– Вы это заслужили, Кани.

– Я не забыл о нашем расследовании. Мне удалось побеседовать с писцом, занимающимся учетом населения: ни один ветеран из Мемфиса не нанимался на работу в мастерские или в усадебные хозяйства за последние полгода. Любой воин, вышедший на пенсию, должен заявить, где он живет, иначе он утратит все свои права. А это означает обречь себя на нищету.

– Наш ветеран настолько напуган, что предпочитает нищету привилегиям.

– Может, он уехал из страны?

– Я уверен, что он скрывается на западном берегу.

* * *