Сармат. Кофе на крови - Звягинцев Александр Григорьевич - Страница 8

На востоке занимается розовая полоска утренней зари, выявляя силуэт ближайшего хребта. Из «зеленки» на кишлак начинают наплывать рваные клочья тумана. Внезапно, как по команде, из конца в конец кишлака прокатывается надрывная петушиная перекличка, и под ее сопровождение на одной из улочек появляется фигура муэдзина, направляющегося к старинному покосившемуся минарету, с которого он ежедневно на протяжении многих лет призывает правоверных к утреннему намазу.

Стрелки на часах Сарматова движутся невыносимо медленно. Иногда майору кажется, что они вообще стоят на месте. Тогда он подносит часы к уху, вслушивается в размеренное тиканье и, успокоившись, переводит взгляд на горы, которые рассвет уже начинает окрашивать пастельным розовым светом, гася перевернутый серп месяца, зависшего над «зеленкой».

Проходит еще какое-то время, и вот уже несется с минарета неестественно пронзительный для непривычного уха крик муэдзина. Кишлак оживает, начинается новый день.

За плотными шторами, надежно закрывающими окна дома от любопытных глаз, также начинает угадываться неясное движение. Не сводя взгляда с дверей, Сарматов весь напрягается и нажимает кнопку миниатюрного радиопередатчика у себя на поясе. Едва он успевает это сделать, как дверь дома распахивается. Оглашая двор гортанными голосами, во двор вываливается толпа вооруженных, по-восточному одетых людей. Всего их человек тридцать, не менее. Через несколько секунд в дверях показывается высокий европеец в форме «зеленых беретов» армии США, сопровождаемый седобородым, почтенным эфенди и красивой белокурой женщиной, будто сошедшей с картинки рекламного журнала.

Сарматов достает из нагрудного кармана фотографию, ту самую, которой снабдил его генерал. Майор всматривается в улыбающееся полковничье лицо на карточке, затем переводит взгляд на офицера. Нет никаких сомнений в том, что человек, изображенный на фотографии, ныне прогуливается по двору. Сарматов снова нажимает кнопку радиопередатчика. Тем временем офицер по-восточному церемонно жмет руку эфенди и что-то говорит ему. Красотка переводит его слова. Эфенди склоняется в поклоне. Разговор закончен, офицер галантно раскрывает перед женщиной дверцу джипа и помогает ей устроиться на заднем сиденье. Толкнув крепко спящего водителя, офицер начинает устраиваться рядом с ним, и в тот же миг с ветки платана на него обрушивается Сарматов, с помощью «проснувшегося» водителя защелкивает на запястьях янки наручники. Трое людей в черных масках появляются из кустов, забираются в джип и выбрасывают из него зашедшуюся в крике красотку. Ее крик тонет в грохоте пулеметных и автоматных очередей, прорезавших утреннюю тишину. Под этот грохот джип, протаранив ворота, вылетает из двора, в котором ржанье сорвавшихся с привязи лошадей, крики, стоны и взрывы гранат сплетаются в одну страшную мелодию смерти. Стреляя из башенной пушки, из-за мечети выползает БМП, но залп из двух гранатометов заваливает машину набок и разметывает по сторонам бегущих за ней людей.

За джипом, мчащимся по узким улочкам кишлака, с яростным лаем несутся огромные псы. Преследуют какое-то время его и люди, но их беспорядочная стрельба не причиняет пассажирам вездехода никакого вреда. Алан с Бурлаком отвечают преследователям с заднего сиденья скупыми, убористыми очередями, а Силин деловито разбрасывает за дувалы дымовые шашки.

Опомнившийся американец приходит в себя и пытается выбраться из-под навалившегося на него всем телом Сарматова. Однако выскочить из джипа ему не удается — ударом ребра ладони под основание черепа Сарматов успокаивает янки, и тот оседает, уткнувшись лбом в панель.

— Силин, твоя сольная партия! — кричит Сарматов.

— Есть сольная партия! — отвечает тот и нажимает кнопку радиопередатчика. Через мгновение небо над кишлаком будто раскалывается — огромной мощности взрыв поднимает в воздух богатый дом на его окраине...

...На крутой, жмущейся к скале тропе джип мотает из стороны в сторону. От обрыва к скале, от скалы к обрыву. Порой колеса зависают над пропастью, но сидящего за рулем лейтенанта Шальнова это нисколько не смущает — к его мужественному лицу будто приклеилась снисходительная улыбка, а руки уверенно крутят руль. Снизу, из затянутого дымом кишлака, доносятся нарастающие звуки боя: дробные очереди, разрывы мин и гранат, грозный рев ДШК.

— Мужики не смогли оторваться! — кричит Бурлак, оглядываясь назад.

Алан связывает два пулеметных магазина изолентой и, открывая дверцу джипа, кричит, обращаясь к Сарматову:

— Командир, я вернусь — мало-мало пошумлю, отвлеку от ребят «духов».

— Работаем строго по сценарию, старлей! Сидеть!!! — В голосе Сарматова металл, и Алан недовольно плюхается обратно на сиденье.

Повисает тягостное молчание, и в нем все слышней становятся звуки боя в долине, отраженные скалами, зажимающими верблюжью тропу.

Сарматов смотрит на часы и хмурится.

— Далеко еще? — спрашивает он Шальнова.

— Почти приехали!..

— Вниз спускался?

— Спускался. Все нормально. Высота — пятьдесят два метра.

— Лишь бы из графика не выбиться! — размышляет вслух Сарматов.

На повороте тропы вырастает скала с вцепившимся в нее развесистым карагачом. Шальнов тормозит возле него и бросает:

— Мы на месте, командир! До пакистанской границы отсюда три километра и шестьсот метров. Сведения проверены.

Силин с Бурлаком вылезают из джипа и тянут за собой американца. Тот вскрикивает, и лицо его бледнеет и покрывается бисеринами пота.

— Сармат, у него весь рукав в крови! Видать, зацепило! — кричит Силин и сплевывает со злостью. — Блин, нахлебаемся теперь дерьма, мужики!..

— Внизу посмотрим, что с ним!.. — после минутного замешательства отвечает майор. — Быстрей, быстрей, мужики, пока Савелов там его дружков держит!..

Приковав американца браслетом наручника к ветке карагача, заклеив ему пластырем рот, мужики вчетвером поднимают джип и разворачивают мордой в ту сторону, откуда только что приехали. Шальнов прыгает за баранку. Подняв руку в «но пасаране», он гонит джип обратно в сторону кишлака.