Сармат. Кофе на крови - Звягинцев Александр Григорьевич - Страница 27

— Ха-ха-ха, снежный человек!

— Для науки! Брать живым! Ха-ха-ха!

— Трехметровый! Ха-ха-ха!

— Клянусь мамой! Ха-ха-ха-ха-ха!

— Козла живым не надо! Ха-ха-ха-ха-ха!

Откуда-то сверху через невидимые щелки в пещеру льется рассеянный свет, по стене, напротив входа, течет и исчезает в трещине пола струйка воды, в стороны уходят два тупиковых ответвления. Луч карманного фонаря проходится по стенам и упирается в затянутый паутиной угол.

— Сюда, мужики! — зовет Сарматов, тщательно высвечивая что-то в пещере.

Бойцы подбегают к командиру. В луче фонаря — два скелета. На полу возле них валяются проржавевшие карабины и истлевшая амуниция. Сарматов разглядывает останки.

— Английские солдаты... Дворец этот не посещался с... с девятнадцатого года, — наконец сообщает он собравшимся.

— С девятнадцатого? — переспрашивает Шальнов.

— Со времени третьей англо-афганской войны, — поясняет майор.

— А кто в ней победил? — интересуется Алан.

— Афганцы. Собственно говоря, как и в предыдущих двух.

— Они и англичанам вломили? — удивляется Шальнов.

— Вообще-то, друг мой, — говорит Сарматов, — войны не считаются законченными, пока не захоронены все погибшие в них солдаты.

— Христолюбивое русское воинство, — громко произносит Шальнов. — Нам выпала историческая миссия закончить третью англо-афганскую войну!.. Кто «за»?..

— Можэ цюю погану вийну зараз закинчить, та на ридну Львивщину отбути! — вздыхает Харченко. — Скильки можно у крови наший та афганский купатыся?

— Об этом на Старой площади при случае спроси, — советует Морозов.

— Щоб у ных там погани очи на потылыцю повылазылы! — продолжает ругаться Харченко.

Бойцы осторожно складывают останки англичан в нашедшуюся в одном из рюкзаков полиэтиленовую пленку, туда же кладут их карабины и амуницию.

Затем Морозов и Шальнов опускают скорбный груз в разлом между двумя глыбами. Перед разломом собирается вся группа, а рядом в тени скалы стонет на носилках американец, пытаясь принять сидячее положение.

— Майор, — громко обращается к Сарматову Савелов. — Как раз в девятнадцатом году, когда эти тут геройствовали, Красная Армия гнала английских интервентов с нашего Севера.

— И что? — откликается тот.

— В нашем-то положении чего с покойниками возиться, с чужими? Чего выпендриваться?.. Уверяю, сей факт историей не будет отмечен...

— Я в этом и не сомневаюсь. Но только мы ведь это делаем не для истории! — резко отвечает Сарматов и отворачивается от Савелова.

— Группа, равняйсь! Смирно! — командует майор.

Американский полковник, которому все же удалось сесть, хотя было видно, что это доставляет ему мучения, с удивлением смотрит на застывших в строю с оружием в руках бородатых, в изодранной одежде бойцов.

— На караул! — командует Сарматов, и бойцы четко исполняют команду. — Прах солдат Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии земле предать! — произносит Сарматов и подносит к берету руку.

Камни вперемешку с землей заполняют разлом.

Американец, не выдержав напряжения, роняет голову на носилки и погружается в забытье. Он не приходит в себя, даже когда Алан и Сарматов начинают разбинтовывать его плечо. Сняв ленты, оба переглядываются.

— Слушай, Сармат! — восклицает Алан. — Что ты смотришь? Ты в Анголе кубинца рэзал, да?.. Почему этого не хочешь?..

— Там йод, антибиотики были! — отмахивается Сарматов. — Без анестезии он умрет от болевого шока. Это грешнее, чем... чем заморозить, амигос.

— Ты-то, Хаутов, чего возникаешь? — вклинивается в разговор вставший на пост у входа в пещеру Силин. — Его семья без куска хлеба не останется. У них платят — не то что нам! И страховой полис... А апартаменты — верняк, не однокомнатная в хрущебе, как у командира!

— Нашел, о чем говорить! У других и этого нет, — отмахивается Сарматов.

— А другие у нас что — как мы, по всему шарику жопу на британский флаг рвут? — вскидывается Силин. — Как мы, в кровище купаются, да?

— Кто-то должен делать и эту работу! — встревает в разговор Алан.

— Надо! — с сарказмом передразнивает Силин и бьет кулаком по камню. — Торгашам, партайгеноссе надо лопатой бабки под себя, а нам, грешным, надо по чужим горам на карачках ползать!

— Нэ напрягай, Сашка. Сам же выбрал себе работу, — просит Алан. — Что ты заладил про свои деньги? Замолчал бы, что ли! И так тошно...

Но Силин будто не слышит просьбы Алана. Его несет:

— Командиру за задание «государственной важности» еще одну цацку кинут, любуйся, мол, майор, цацкой и не возникай с вопросами, а возникнешь — цацку отнимем, тебя куда надо отправим...

— Ты что наезжаешь — плохо спал, да? — перебивает его Алан.

— Я вообще спать не могу! — говорит, кусая губы, Силин. — Все думаю — какое мне дело, кому афганцы молиться будут?.. Ленину или своему аллаху?

— Каждый должен своему богу молиться, не навязывать его другим, — словно очнувшись, говорит Сарматов.

— Правильно, своему. А эти, как их... прорабы перестройки объяснили мне: Ленин не бог!.. Ну и на кого мне теперь молиться?.. У чурок Ленина нет — аллах будет, а у меня кто?..

— Сбавь обороты, Саша! — начинает злиться Сарматов и, отвернувшись от Силина, обращается к Алану: — Где бы нам емшан-травки надыбать да поболее, а?..

— А зачем надо, командир?

— За надом!.. На бесптичье и ишак соловей!..

На лице Алана появляется широченная улыбка.

— Все ущелье обыщу, а надыбаю, Сармат! — восклицает он.

— Давай, дуй с Бурлаком! Да возвращайтесь поскорее, — кивает Сарматов и отходит к краю пропасти.

Туман рассеялся и открыл ущелье, прорезанное извилистой лентой реки. В белесом небе, в стороне, где пролегает пакистанская граница, парят большие черные птицы, описывая над землей широкие круги.

— Что-то грифы разлетались? — спрашивает подошедший Силин, — Не «духи» ли?..

— Кониной разговляются, — морщась, отвечает Сарматов.

— А-а! — тянет Силин и пододвигается ближе к майору. — Командир, мы с тобой давно не целки...

— Опять ты за свое!..

— Не нам одним интернациональный долг яйца жмет. Ты же видишь, лампасникам нет до нас дела, и пошли они... с их «долгом», с заданиями «государственной важности»!