Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 31

Луна, единственная свидетельница ночных сомнений, исхудала до узкого серпика и снова округлилась. За это время Калигула смирился с влечением к Друзилле, и даже возгордился им.

«Жалкие людишки! — осматривал он встречных, презрительно оттопырив нижнюю губу. — Вы живёте добропорядочно и скучно, не смея выделиться из толпы. Делаете то, что позволено делать. Верите в то, во что положено верить. Любите тех, кого разрешено любить!.. Но я не таков! Я, Гай, по прозвищу Калигула, осмелюсь на то, что позволено лишь богам!»

Нет мысли, более приятной сердцу честолюбца, чем размышление о собственной исключительности. Теперь Гай дни и ночи напролёт думал о том, что он стоит неизмеримо выше прочих людей. Даже любовь ему суждена особая! Мечта о Друзилле постепенно перестала быть тягостной и приобрела ту сладость, которая приписывается запретному плоду.

XXXI

Даже вдали от Рима Антония не влачила одинокое существование. Виллу старой вдовы часто посещали гости: друзья покойного мужа, былые клиенты рода Антониев, или просто соседи — провинциальная знать, польщённая знакомством с матроной из императорской семьи.

Гней Кассий, владелец огромного поместья по другую сторону Везувия, два раза в год исправно посещал несгибаемую, несмотря на годы и невзгоды, старуху. В этот раз он привёз ей отменные дары — сушёную малину, пять модиев маслин и бочку солонины. И, наслышавшись о прибытии внучек Антонии, захватил с собою старшего сына, Мамерка — двадцатилетнего прыщавого бездельника, недавно облачившегося в тогу совершеннолетнего.

Антония приняла гостя в атриуме, не выпуская из рук привычного веретёна.

— Нынешние женщины разучились вести хозяйство, как во времена предков! — недовольно брюзжала она. — Думают лишь о притираниях и румянах! Да ещё — стыдно сказать! — о красоте рабов!

— Увы, благородная Антония! Роскошные заморские обычаи покорили славный Рим и принесли с собой небывалое падение нравов, — вторя ей, сокрушался Гней Кассий.

— Новые обычаи претят мне! Я учу внучек прясть и ткать. И уважать мужа, как главу семьи, — раздражённо распутывая пряжу, продолжала Антония.

— Я тоже воспитываю сына в строгости, — воодушевлённо подхватил гость.

— Разве он не посещает гетер Неаполя? — хозяйка насмешливо покосилась на Кассия.

— Никогда! — округлив глаза, заверил тот. — Клянусь Дианой, Мамерк ещё девственник. И останется таковым до брака! Кроме того, он получит после моей смерти четыре миллиона сестерциев, земли и виноградники, дом в Неаполе… — деловито перечислял Гней Кассий.

— Завидный жених! — суховато засмеялась Антония. — Но моим внучкам мужей приищет сам император!

Гней Кассий пристыженно замолчал.

Мамерк Кассий в саду развлекал учтивою беседой сестёр Калигулы. Юлия Друзилла и Агриппина, приодетые и нарумяненные в честь гостей, покоились в складных креслах с низкими спинками и круглыми подлокотниками. Маленькая Ливилла немного поодаль играла с куклой, любопытно прислушиваясь к разговору старших. Калигула хмуро прилёг на траву позади Друзиллы. Он раздражённо молчал, покусывая травинку и время от времени злобно оглядывая Мамерка.

Молодой гость сидел на табурете, широко расставив ноги, обтянутые новой белоснежной тогой. Довольство собой читалось на упитанном, лоснящемся лице.

— Говорят, в Египте снова появилась чудесная птица феникс! — убедительно рассказывал он девушкам. — Птица эта живёт пятьсот лет. А иные утверждают, что более тысячи. Когда феникс чувствует приближение смерти, то строит гнездо и изливает в него детородную силу. И новый птенец появляется вместо умершего отца. Кто найдёт перо феникса, тому откроется тайна вечной молодости.

— О! — восторженно простонала Агриппина. — Как бы я хотела найти это перо, чтобы не стареть и не уподобиться бабке Антонии!

— Разве нам позволят посетить Египет? — разочарованно заметила Друзилла. — Существует ли в Италии нечто, сравнимое с пером феникса?

— Да, — важно кивнул Мамерк, раздуваясь от гордости. — Коренья мандрагоры, растущие глубоко под землёй. Кто приготовит по всем правилам отвар из этих кореньев и выпьет его — помолодеет на десять лет.

Сестры восторженно внимали самодовольному рассказчику. Юлия Друзилла в волнении сжала ладонями подлокотники кресла. Каким грациозным показалось это движение Калигуле. Каким изящным был поворот тонкой шеи! Как заблестели глаза цвета морской пучины! Как жадно уставился на неё несносный Мамерк Кассий! Почему Друзилла улыбается ему?! Неужели ей нравится этот прыщавый юнец? Ведь он отвратителен: передние зубы искривлены и почернели; мелкие капли пота усыпали узкий лоб! Шерстяная тога заставляет его немилосердно потеть. Но тщеславный Мамерк, несмотря на жару, напялил тогу, чтобы похвастаться своим совершеннолетием и затмить Калигулу!

— Где растут мандрагоры? — нежным голосом спросила Друзилла, усугубляя страдания Гая.

— Здесь, на соседнем поле, — небрежно махнул рукою Мамерк. — Если хочешь, я покажу тебе, благородная Юлия!

— Хочу, — прошептала девушка. Лицо её раскраснелось, глаза загорелись странным огнём.

— Расскажи ещё о чудесах, — попросила Агриппина.

— Охотно! — согласился польщённый юнец. — Есть в дельте Нила некий храм, где поклоняются богу с напряжённым детородным членом. Когда женщина хочет излечиться от бесплодия, она приходит в храм и…

— Хватит! — прервала заговорившегося Мамерка Друзилла. Она мучительно покраснела и мяла тонкими пальцами край туники. — Лучше покажи мне, где растут мандрагоры.

Мамерк с готовностью вскочил с табурета и протянул девушке крупную руку с обкусанными ногтями:

— Позволь помочь тебе, благородная Юлия!

Друзилла, поднимаясь, с неопределённой блуждающей улыбкой опёрлась на подставленную руку. Калигула провёл парочку взглядом, исполненным боли и злобы.

«Я тоже могу рассказать и о фениксе, и о мандрагоре, и о напряжённом члене, и о других вещах, о которых даже не подозревает глупый Мамерк! Почему Друзилла не спросила об этом меня?» — мстительно думал он. Бормоча вполголоса проклятия, Калигула угрюмо побрёл за быстро удаляющимися Друзиллой и Мамерком.

Развалины крестьянской хижины одиноко примостились на краю поля. Мамерк Кассий привёл Друзиллу к поросшей мягким, влажным мохом стене.

— Здесь давно никто не живёт, — пояснил он.

Остатки стены, сложенной из обтёсанных камней, достигали груди Друзиллы. Девушка осторожно бродила среди развалин, касаясь ладонью серо-зеленого моха. Где-то далеко монотонно блеяла голодная коза.

— Тут растут мандрагоры, — Мамерк подобрал с земли кривую палку и несколько раз копнул рыхлую землю у стены.

— Оставь! — нетерпеливо топнула сандалией Друзилла. — Расскажи мне о боге…

— Каком боге? — не понял Мамерк.

— О том… С напряжённым членом… — Друзилла запнулась, смутившись.

Мамерк отбросил в сторону палку и вытер о тогу вспотевшие руки.

— Что ты хочешь знать? — хрипло спросил он.

— Что делают женщины, когда приходят в храм? — прошептала Друзилла, бессильно прислонясь спиною к полуразрушенной стене хижины.

Мамерк громко сглотнул слюну. Поспешно оглянулся по сторонам.

— Если ты позволишь, я покажу тебе! — глухо пробормотал он.

Вместо ответа Друзилла отрешённо прикрыла глаза и уронила на плечо внезапно закружившуюся голову. Мамерк безошибочно понял, чего ждёт от него девушка и необычайно возрадовался. Он протянул к Друзилле дрожащие руки и нерешительно затоптался вокруг неё, не зная, можно ли девушку из рода Юлиев повалить на землю, словно простую поселянку.

— Ну что же ты?.. — слабо улыбнувшись, спросила Друзилла.

И Мамерк решился. Он обхватил девушку крупными ладонями и впился в покорно подставленные губы. Отвечая на поцелуй, она мечтательно смотрела в небеса. Тело её обмякло, колени ослабели и подогнулись сами собой. Друзилла, поддерживаемая Мамерком, медленно сползла на землю и внезапно ощутила тяжесть его тела.