Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 18

О женщинах Субуры разговор особый. Они изящны и стройны, словно мраморные статуи. Медные браслеты призывно позвякивают на запястьях. Лукавые миндалевидные глаза подведены сурьмою, привезённой из покорённого Египта. Порою, посреди толпы, мужчина повстречается взглядом с этими влекущими глазами и забудет, куда шёл. Словно зачарованный последует за красавицей туда, куда она без слов зовёт его — в субурскую таверну, где за медную монету сдаются комнатки парам, ищущим временное пристанище. Может быть, именно в тёмных подворотнях Субуры сманивала благородных римлян Лесбия, отвергнувшая влюблённого Катулла.

Макрон уверенно подошёл к низкому скособоченному дому. Засаленная дверь была призывно открыта. Изнутри доносился запах жареного мяса.

— Это лупанар? — удивлённо шепнул Калигула. Не таким он представлял себе подобное заведение. В разгорячённом юношеском воображении рисовался роскошный домик с яркой вывеской. (А как же иначе? Разве без вывески знаешь, куда нужно идти?) Ароматные курения и благовония, женщины в коротких пеплумах, открывающих округлые колени… А тут вдруг — грязная развалина, пропахшая горелым салом! Разочарованию Калигулы не было предела.

— Лучше! — ободряюще улыбнулся Макрон. — Это — таверна русоволосой Галлы.

Калигула опасливо вступил внутрь. Огляделся, любопытствуя. Трое пьянчужек у длинного каменного стола трясли отяжелевшими головами, возбуждённо доказывая друг другу нечто несомненно важное, но совершенно непонятное: горькое, как уксус, ватиканское вино некстати заплело им языки. Повинуясь взгляду Макрона, преторианцы вытолкнули пьяниц на улицу, слегка поддав каждому под зад.

Из кухни уже спешила Галла, хозяйка заведения. Тридцатилетняя женщина, ещё сохранившая свежесть, но уже смертельно уставшая от жизни. Имени её никто не знал; Галла хранила своё истинное имя в тайне, как драгоценную частицу минувшей, вольной жизни. Прозвище напрашивалось само собой — по названию родины, почти позабытой ею. Калигула исподтишка разглядывал женщину — русоволосую, голубоглазую, с круглым румяным лицом и острым носиком. В медовых волосах блестела ярко-синяя лента, вместо излюбленной субурскими женщинами тонкой медной диадемы.

По-видимому, Макрон был завсегдатаем таверны. Галла заискивающе улыбалась ему, усердно вытирала каменный стол от потоков вина и блевотины, хлопотливо усаживала его и спутников на каменные скамьи. Заинтересованно глянула на Калигулу из-под мохнатых ресниц: что делает юный хрупкий мальчик среди гуляк-преторианцев? И, узнав внука императора, испуганно упала на колени перед ним.

— Хватит валяться на полу! — развязно крикнул Макрон. — Тащи своё пойло! Пусть благородный Гай отведает, что пьют варвары! — и, развеселившись, подмигнул Калигуле.

Галла, послушно кивая, бросилась на кухню. Вернулась оттуда, неся медный поднос с пятью ковшами, вырезанными из дерева. Никогда прежде Калигула не видел странных варварских посудин. Он обхватил ковш ладонями и осторожно вдохнул хмельной медовый аромат. Светло-коричневое «пойло» пенилось и шипело. Юноша сделал глоток, ещё один.

Галла, прислонясь к стене, печально улыбнулась. Широко открытые голубые глаза женщины смотрели в пространство: мимо прокопченых стен, мимо волосатых мужчин, жадно хлебающих варварское «пойло», иначе — пиво. Женщине мерещилась забытая родина — Галлия, откуда её вывезли ещё девочкой. И вдруг исчезли узкие шумные улицы, мраморные храмы, жаркое солнце, маслиновые деревца с тонкими кривыми ветками… Галла видела развесистые вековые дубы, душистые вересковые поляны, холодное серое море и угрюмых друидов, священнодействующих у вздыбившихся каменных глыб. Невыносимо хотелось вернуться на север, вдохнуть хмельной аромат липы и хвои, услышать пение жаворонка… А с улицы сквозь открытую дверь доносился запах ослиной мочи, и заморские павлины душераздирающе кричали в клетках торговцев.

— Научи его… — грубо теребил Макрон её руку. Галла тупо смотрела на него. Видение рассеялось. Постепенно до женщины доходил смысл просьбы трибуна: она должна научить императорского внука искусству любви!

Макрон всунул в безвольную руку Галлы мешочек с сестерциями. Она крепко сжала мешочек и улыбнулась Калигуле — ласково, почти по-матерински:

— Идём со мной.

Макрон подтолкнул юношу. Преторианцы ободряюще подмигивали ему. Калигула ощутил дрожь в подгибающихся коленях.

Галла привела его в маленькую квадратную комнатку — кубикулу. Такую маленькую, что в ней помещалась лишь одна кровать. Калигула оглянулся. Многочисленные клиенты, побывавшие здесь, исцарапали стены непристойными рисунками. И, словно этого было недостаточно, снабдили их пояснительными надписями.

Галла, привычно улыбаясь, сбросила тунику и призывно протянула руки к юноше. Калигула громко сглотнул слюну. Мучительно-сладкое томление внизу живота возрастало, становилось невыносимым. Он прижался к женщине, неумело и жадно ощупывая её тело. Ложе Галлы покрывала горько пахнущая медвежья шкура. Содрогаясь в предвкушении непознанного наслаждения, Калигула хмелел от смешанного резко-сладкого запаха — запаха женщины и зверя…

Прошло полчаса.

— Теперь мне уйти? — спросил Калигула, утомлённый и ошалевший.

Галла лежала рядом, странно притихшая.

— Зачем же? — едва слышно прошептала она. — Можешь остаться до утра. Отдохни немного, и я научу тебя делать это по-другому.

Калигула прижался к длинному белому телу Галлы. Сквозь узкую отдушину в потолке заглядывали первые звезды.

Только на рассвете Калигула покинул пропахшую чужим потом, исцарапанную непристойностями кубикулу Галлы.

Возвращаться в Палатинский дворец не хотелось. Он бесцельно бродил по улицам в сопровождении преторианцев, оставленных Макроном. Горожане, продирая опухшие глаза, спешили по своим делам. Уличные торговцы продавали свежий хлеб и тёплое молоко. Из окон школы уже раздавался нестройный хор детских голосов и свист учительской розги.

Калигула пытливо всматривался в лица прохожих. Юноше казалось, что все непременно должны заметить перемену, случившуюся с ним ночью. Ведь должно же познание плотской любви оставлять какой-то особый след на лице, в глазах?! Но случайные прохожие равнодушно скользили взглядом по лицу Калигулы и проходили мимо. Гай ощутил лёгкую досаду и желание крикнуть во весь голос, что этой ночью он спал с женщиной!

Незаметно для себя он очутился на Форуме. Утреннее солнце успело лизнуть треугольный портик храма Весты. Из дома напротив вышли весталки, одетые в белое, и направились к храму. Римляне почтительно приветствовали их — увядших без любви женщин и десятилетних девочек-учениц, которых ждёт та же судьба. Впереди торжественно и чинно шли четыре жрицы. Ещё две находились внутри храма, ночь напролёт охраняя священный огонь.

Калигула остановился, высматривая среди весталок Домитиллу. Она шла, выпрямив гибкую спину и опустив глаза. Бесстрастное спокойное лицо казалось мраморным. Тонкие смуглые руки сложены на груди. «Сорвать бы с неё белую тунику; повалить на жаркую, смрадную медвежью шкуру… И овладеть ею неистово и нетерпеливо, как накануне — бесстыдной Галлой!..» — неожиданно подумал Калигула. Теперь он знал, чего хочет от Домитиллы!