Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович - Страница 55

— Не верю.

— А вот и напрасно. Меня наши пацаны Козявкой дразнили, а я была очень гордая и никому спуску не давала. Ой, а у меня шампанское в стакане кончилось, налей, пожалуйста, еще.

Он долил в стакан шампанского и хотел пошутить насчет ее пристрастия к этому благородному напитку, но Таня прервала его:

— Я хочу сказать тост. Давай выпьем за нашу встречу. Ты, наверно, думаешь, что мне больше нельзя наливать, но ошибаешься. У меня все в щеки уходит.

— За встречу!

То ли Константин давно не пил, то ли атмосфера на него так подействовала, но он ощутил приятное возбуждение, охватившее его до самых корней волос.

— Мне очень хорошо с тобой, — признался он. — Так хорошо, наверное, было только в детстве.

— Это шампанское действует. Подожди немножко, я схожу, посмотрю, как там Андрюша.

Константин прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

«Нет, этого не может быть, — думал он. — Как-то уж все очень легко получается. Она здесь, рядом. Стоит только протянуть руку, дотронуться. Неужели так бывает в жизни? Нет, Панфилов, ты спишь, и все это тебе только снится. Когда ты откроешь глаза, окажется, что ничего этого нет и не было».

Он открыл глаза, услышав легкий звон бокалов. Потом на кухню заглянула Татьяна.

— Захвати бутылку, — сказала она. — Мы пойдем в большую комнату, сынуля уже спит.

Он вдруг привлек ее к себе и прижался лицом к ее животу. Своей щекой Константин чувствовал исходящее от нее тепло.

— Ну что ты? — ласково сказала она. —

Ты ведь меня совсем не знаешь. Мы так недавно знакомы.

— А по-моему, я знаю тебя уже сто лет, — признался он, не выпуская ее из объятий. — Как будто мы вместе выросли. Ты мне очень нравишься…

— А вдруг ты узнаешь меня ближе и я перестану тебе нравиться?

— Не говори ерунды.

Он почувствовал, как она осторожно положила ладонь ему на щеку. Это и вправду так напоминало ему детство, когда мама прижимала его к себе и гладила по голове, по лицу. «Костик, мальчик мой, — говорила она. — Будь мужественным, ведь у тебя впереди целая жизнь. Не надо плакать, ведь ты мужчина, ты должен уметь постоять за себя».

Он медленно поднялся и поцеловал Таню сначало в шею чуть пониже уха, потом, словно чего-то опасаясь, осторожно притронулся губами к ее губам.

Она ответила ему, сначала робко, лишь чуть-чуть шевельнув губами, потом все сильнее и сильнее. Обвив руками его шею, она страстно раскрыла губы и прижалась к нему всем своим трепещущим телом.

Константин держал ее за плечи с такой нежностью, как будто в его руках находился хрупкий цветок.

Наконец она опустила голову и, облизывая губы, прошептала:

— Никогда не думала, что смогу влюбиться еще раз.

— Почему? Ты же не старуха какая-нибудь…

— Я тоже часто говорила себе об этом, смотрела в зеркало и думала, что я еще совсем молода, что ко мне еще придет любовь. Но я не ждала такого, как ты.

— Какого?

— Прекрасного принца. Не смейся. Ты ведь знаешь, все девочки мечтают о прекрасном принце, который приедет за своей избранницей на белом коне.

Константин тихо засмеялся.

— На черной «Волге».

— Вот видишь, тебе смешно. А я была такой романтичной… дурой. Жизнь наказала меня за это, и я уже боялась во что-нибудь верить.

— Нельзя жить без веры.

— Я знаю, только вера бывает разная.

— Надо верить в себя.

Она взглянула на него счастливыми, лучившимися надеждой глазами.

— Можно мне верить в тебя?

— Ты первый человек, от которого я это слышу.

Он снова поцеловал ее, теперь уже не стесняясь, не сдерживая себя. Его объятия были такими сильными, что после поцелуя она сказала:

— Тише, раздавишь… Я, конечно, крепкая, но не настолько.

Она высвободилась из его объятий, взяла его руку в свою ладонь и повела за собой в комнату.

Он только едва успел обернуться и прихватить с собой наполовину опустевшую бутылку шампанского.

Очень уютная комната освещалась мягким светом торшера. На журнальном столике перед диваном стояли два бокала.

— Давай еще выпьем, — предложила она, усаживаясь на мягкий диван. — Мне так хорошо. Я хочу продлить это ощущение.

Константин разлил шампанское по бокалам, немного выпил.

Смешная получилась сцена. Они сидели друг против друга, держа возле губ бокалы и слившись взглядами.

Татьяна допила шампанское и отставила бокал в сторону.

— Ты совсем не похож на других мужчин, — сказала она. — В тебе чувствуется такая сила… и справедливость. Мне кажется, ты способен на все… кроме одного.

— Что же это такое?

— Ты не можешь обидеть человека.

Константин, услышав эти слова, почему-то вспомнил влюбленный взгляд Жанны Макарычевой и грустно усмехнулся.

— Еще как могу.

— Не правда, я не верю. У тебя не такие глаза.

— А если я тебе скажу, что в меня влюбилась одна девчонка и очень обижается, когда видит мое к ней отношение?

— Это другое, — возразила Татьяна. — Насильно мил не будешь, а если и будешь, то не мил.

Она вдруг опустила глаза и немного помолчала.

— Можно, я спрошу у тебя о чем-то?

— Спрашивай, Танечка.

— Ты давно был с женщиной?

— Честно?

— Если станешь мне лгать, то лучше сразу уходи, — в ее глазах вдруг мелькнул незнакомый ему блеск, выдававший ее внутреннюю силу и упрямство.

— Не очень давно.

— Ты не любил ее?

— Случайное знакомство. Она погладила его по щеке.

— Я тебя прощаю. Вы, мужчины, слабее нас. Вам трудно обходиться без женщин. Это обыкновенная физиология.

Она села к нему на колени, обвила руку вокруг шеи. Он уткнулся лицом в ее мягкую теплую грудь.

Нащупав у него на голове возле макушки шрам, она трепетно прикоснулась к нему губами. Потом спросила:

— Это оттуда, из Афганистана?

Он молчал, не мог соврать ей — шрам остался у него после драки в следственном изоляторе.

Но она сама помогла ему:

— Не надо, не говори.

Татьяна гладила его по лицу, тихонько, очень нежно целовала лоб, висок, щеку. Потом прошептала:

— Боже мой, сколько во мне накопилось?.. Ты сильно рискуешь.

— Чем?

— Я хочу, чтобы ты сегодня остался у меня.

— Я останусь.

— Тогда прими душ и возвращайся. Пойдем, я тебе все покажу.

Она провела его в ванную комнату, потом вышла, оставив одного.

Медленно, словно растягивая удовольствие, он снял с себя одежду, потом смотрел на свое отражение в большом, занимавшем половину стены зеркале.

— Панфилов, а не придется ли тебе жениться? — сказал он вполголоса.

Внезапно дверь ванной комнаты открылась. Таня вошла совершенно обнаженная и со смущением в голосе призналась:

— Я не могла так долго ждать.

Увидев его тело, исполосованное шрамами, рубцами и следами от ожогов, она ошеломленно замерла, потом приложила его обожженную руку к своему лицу.

— Господи, сколько же тебе пришлось перенести…

В ее голосе звучала почти материнская печаль.

— Это было давно.

— Теперь я защищу тебя. Я стану твоим ангелом-хранителем, — сказала она.

И вдруг печаль в ее голосе исчезла. Она лукаво глянула ему в глаза.

— Ты когда-нибудь занимался этим в ванной, под душем?