Волхв-самозванец - Зубко Алексей Владимирович - Страница 36

Возничий остановил коней и указал на круг живой земли, сотворенный чародеями.

— Не проеду. Колесо может попасть в трясину.

Один из охранников резко рванул за удаляющимся обозом.

Карета оказалась значительно шире подвод и не могла проехать по обочине, не попав в ловушку. Ей мешали пни срубленных нами деревьев. Пригнали телегу и, выпрягши лошадей, столкнули в трясину. Земля чавкнула, и колеса погрузились.

— Властелин.

— Да? — Кощей даже не потрудился поинтересоваться причиной задержки.

— Не соизволили бы вы на время покинуть карету? Нужно провести ее по опасному месту.

— Опасному для кого?

— Для вашей жизни, господин.

— Болван! Я бессмертный! Кучер, трогай!

Кучер дернул вожжи, лошади рванули карету. Она с хрустом прокатилась по завязшей в топи телеге и покатила дальше.

Отряды охраны двинулись следом. Пара минут — и дорога опустела. Лишь у кромки леса навалено несколько срубленных деревьев да два десятка трупов.

Переведя дух, я разрешил себе пошевелиться и только сейчас вспомнил, что мне хотелось чихнуть, что потная кожа нещадно свербит… но сейчас я чувствовал лишь боль в занемевших мышцах и полную опустошенность.

Рядом заворочались волки, выбираясь из-под кучи прелой листвы.

Нужно двигаться. Не время отдыхать.

Поскольку я остался без лошади, то придется воспользоваться своими двоими. Раз, два…

Эх, хорошо волкодлакам… у них четыре лапы.

Глава 18

СТОРОЖЕВОЙ ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ

Я смотрел на Кощеев замок, и мое сердце наполнялось плохими предчувствиями.

— Какой он огромный! — запрокинув голову, произнес Яринт.

— Видали и покрупнее, — высокомерно обронил я. Забыв, правда, добавить, что не в этом мире…

Среди непроходимых лесов чернеет проплешина, в центре которой возвышается замок. Его основанием служит естественное скалистое плато с редкими следами деятельности человеческих рук, придавших и без того крутым склонам абсолютную неприступность. О том, чтобы взобраться наверх без специального альпинистского снаряжения, нечего и думать. Это полсотни метров отвесной скалы и метров восемьдесят крепостных стен. Остается официальный путь — через центральные (и, вполне может статься, единственные) ворота, к которым ведет вырубленный в скалах проход. Они так обманчиво доступны… Всего-то и нужно, что пройти двести метров по рукотворному каньону и постучать в обитые листами железа ворота. Вот только наличие вдоль дороги огромного количества скелетов с отметинами насильственной смерти наводит на мысль о своеобразном гостеприимстве обитателей замка, которого не хочется (и к чему бы это?) на себе испытать.

Попытаем удачу, а заодно и проведем испытание плаща-хамелеона, подаренного лешими. Это решение возникает не из-за отчаянной храбрости, а по причине отсутствия иного выбора.

— Значит, так. Я проникаю в замок, нахожу Аленуш… царевну Алену, освобождаю ее, и мы рвем отсюда когти.

— А что делать нам? — спросил Владигор. — Может, устроить небольшой шум? Отвлечь на себя стражников.

— Ну… — Я задумался. — Да нет. Не стоит. Они ведь не ожидают неожиданностей, правда? Вот и не будем понапрасну их настораживать… Просто ждите меня здесь и будьте готовы уходить, заметая следы.

— Хорошо.

— Пожелайте мне удачи.

— Желаем, — сказал Яринт.

— Удачи, — кивнул Владигор.

Я накинул капюшон плаща на голову и ящерицей юркнул к воротам. Полкилометра по открытой местности, тысяча шагов по укрытой пеплом и костями земле, просматриваемой из замка во всех направлениях. Так что двигался я скорее не как ящерица, а как таракан по светлым обоям среди бела дня, да еще и на коммунальной кухне.

Комок подкатил к горлу, плечи ссутулились в ожидании то ли окрика, то ли стрелы. А скалы как будто замерли. Можно подумать, что я не двигаюсь изо всех сил, а стою на месте. Чуть-чуть сбавь обороты — и, как в Зазеркалье, замок начнет удаляться.

Чем ближе я к нему приближаюсь, тем дальше отсюда мне хочется оказаться.

Добравшись до вырубленного в скале прохода, я вижу зияющий на его отвесной стене черный провал пещеры и заскакиваю в нее. Пока мне неимоверно везет — хотя бы в том, что никто не решил выйти прогуляться у замка, — тогда уж никакая маскировка не помогла бы.

В пещере царит темнота. Что-либо различить можно не дальше чем в десяти шагах от входа, дальше — густая темень. Лишь громкое журчание говорит о близости источника. Откидываю на спину капюшон и делаю несколько десятков шагов. Мрак нехотя пятится, отступая вглубь. У самых моих ног бежит, извиваясь среди сталагмитов, ручеек. Наклоняюсь, нюхаю воду. Странно. Обыкновенная родниковая вода. А я-то, грешным делом, подумал, что наткнулся на местные подземные коммуникации.

Скрежет. И резкое потемнение.

Сердце ныряет в пятки, на которых я проворно разворачиваюсь вокруг своей оси.

Огромное трехглавое существо медленно выползает из бокового лаза, отрезая мне выход из пещеры. На фоне льющегося снаружи света оно кажется черным, лишь на чешуйчатых боках играют тусклые блики.

Звенит, перекатываясь, цепь, которая тянется от ошейника, закрепленного на средней голове, до чернеющего в стене провала.

Делаю осторожный шаг назад, попадаю ногой в воду, которая ужасно холодна и обжигает не хуже раскаленного железа.

Существо делает «Фу-у-у», и в пещере сразу делается светло, что позволяет определить принадлежность огнедышащей рептилии к подвиду драконов сказочных — Змеям Горынычам.

Массивное тело, покрытое крупной, с ладонь, чешуей треугольной формы, длинные шеи в количестве трех — каждая заканчивается зубастой мордой. Острые клыки, каждый с руку взрослого мужчины, нависают над нижней челюстью, длинный раздвоенный язык непрерывно извивается, время от времени касаясь широкого розового носа. И как только он себе ничего не припалил! Во как дыхнул — что хороший огнемет.

— Тихо, — говорю я, пытаясь успокоить его. Откуда-то из подсознания выплыло правило поведения при встрече с диким животным. Нужно избегать резких движений — они этого не любят, зато негромкая, размеренная человеческая речь действует успокаивающе.

Змей приближается, сопя как паровоз и гремя цепью. Я делаю еще один шаг назад и оказываюсь по щиколотку в воде.

Правая голова змея подныривает под среднюю и говорит на ухо левой:

— Надоело жареное. Хочу сырого.

— А я хочу пить.

— И я, — присоединяется к беседе средняя голова. — А мясо сырое есть вредно.

— Ничего и не вредно, — возражает правая голова. Левая ничего не говорит. Но лучше бы она болтала без умолку, поскольку в таком случае ее пасть была бы занята более безопасным, с моей точки зрения, делом, чем упражнение в дыхании огнем.

Струя проходит совсем близко, обдав меня жаром.

Поспешно отступаю. Шаг, второй — и все: спина упирается в камень. Дальше отступать некуда — позади стена.

Но и Змей Горыныч остановился. Цепь натянулась и не пускает его дальше.

Съесть он меня не съест, а зажарит запросто.

В шахматах такое положение называется патовым. Но мне от этого почему-то не легче.

— Иди сюда, — зовет меня правая голова. — Кушать тебя буду.

— Мне и здесь неплохо, — отвечаю я, забравшись на выступающий из стены камень.

— И долго ты там сидеть собрался? — интересуется Горыныч.

— Не знаю.

Рептилия, обиженно сопя, гремит цепью и растягивается на полу, вытянув головы в моем направлении.

Левая голова с тоской смотрит на протекающий в десятке метров ручеек и жалобно вздыхает:

— Пить хочется.

— Ну так попей, — советую я.

— Нечего.

— А хозяин что, не поит?

— Почему же, поит, — отвечает средняя голова.

— Иногда, — добавляет левая.

И дружный вздох в три огнедышащих жерла. Отчего мое тело покрывается противным липким потом.