Волхв-самозванец - Зубко Алексей Владимирович - Страница 10

В моей голове ролики заходили за шарики, пока я пытался определить видовую принадлежность существа. Что-то до боли знакомое с самого детства. Вот только что? Ну точно… домовой! Если подумать, то кем он еще мог быть?

— Че пялишься?

— Да я это… — Смущенно бормоча что-то в свое оправдание, я вынес домового на чистую землю и опустил на траву.

— А-а, впервой, значицца, с нашим братом встретился?

— Да, в общем-то…

— Не тушуйся, мужик, все будет путем… у тебя.

— А ты-то как?

— Да че я? В лес подамся, к лесным братишкам, дань с прохожих собирать. Проживу…

— Нехорошо это.

— Тоже мне судия отыскался. — Домовой сплюнул сквозь зубы и уставился на меня с явным вызовом. Но что-то в его взгляде было беззащитное, словно у загнанного зверька. Который мечтает о ласковых руках, но понимает, что это будет скорее удавка.

— Домовой без дома — все равно что человек без родины.

— Издеваешься? — Волосатик оскалился.

— Нет. Предлагаю поселиться у меня.

— Правда?

— Разумеется.

— Договорились. Жилье и пропитание я отработаю.

— Значит, пошли.

— Пошли.

Мы пролезли через дырку и остановились у мирно дремлющего кота.

— Василий с нами, — пояснил я домовому.

Тот согласно кивнул и что было мочи пнул спящего котяру под ребра.

От подобной наглости баюн проснулся и обиженно мяукнул, выгибая спину и скаля клыки.

Но домового это не смутило. Он вцепился в кошачье ухо и, выкручивая его, произнес по слогам:

— Хозяин не должен ждать. Вперед.

Может, и будет толк от домового в доме…

Глава 5

ЛИРИЧЕСКАЯ ЧАСТУШКА В СТИЛЕ РОК-Н-РОЛЛА

Как только твоя жизнь вроде бы начинает налаживаться, входит, так сказать, в нормальное русло, сразу появляется сильный искус распланировать свое будущее, что, когда и как. Но, как правило, на этом твое размеренное бытие и заканчивается. На голову начинают сыпаться неожиданности. Чаще всего неприятные, потому что приятные не запоминаются так ярко и четко. А вот неприятности… О-го-го!

Как всегда, они нагрянули оттуда, откуда не ждал, и тогда, когда я только-только расслабился.

А какое утро было замечательное…

Робкий лучик солнца пробился сквозь задернутые занавески и разбудил меня. Мягко, ненавязчиво.

Потягиваясь и сладко хрустя отложениями солей в суставах, я позволил себе понежиться в постели.

Хорошо! Мух нет, жара еще не проникла в остывшую за ночь избушку… А тут еще и кот Василий под чутким, но бескомпромиссным контролем домового принес крынку парного молока и ломоть белого душистого хлеба с тоненьким слоем масла и толстым — икры. Благо ни черная, ни красная разновидности этого деликатеса не возведены пока что в ранг изысканных лакомств и цена их не взмыла до астрономических высот.

Бочонок черной икры, притом не лягушачьей, а отборной, кило на семь-восемь, я давеча выменял на рыбном рынке за мешок проса и чудесное зелье от колик в желудке. Что-что, а снадобье я наловчился готовить будь здоров. И рецепт мой собственный, фирменный. Сам додумался. Отправляюсь в мой — двадцать первого века — мир, достаю с книжной полки справочник «ЛЕЧЕБНЫЕ ТРАВЫ СРЕДНЕЙ ПОЛОСЫ РОССИИ И МЕТОДЫ ИХ ЗАГОТОВКИ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕЙ СДАЧИ В ПРИЕМНЫЕ ПУНКТЫ ГОРОДСКИХ И СЕЛЬСКИХ АПТЕК И СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫХ ПУНКТОВ ПРИЕМА» и малую медицинскую энциклопедию; составляю список, с которым посещаю аптеку: в один пакет (тот, что поменьше) складываю современные фармацевтические препараты, а во второй (значительно вместительнее) разные травы и корешки. Затем наступает самый сложный этап приготовления чудо-зелья: травы измельчаются посредством миксера, дозируются, рассыпаются по коробочкам с соответствующими пометками: от головы, от живота и в том же духе. Проделав необходимую процедуру, я увеличиваю чудодейственные свойства снадобья, добавляя толченые таблетки и пилюли из расчета один к пяти от рекомендованного на упаковке: люди тамошние не избалованы разными антибиотиками и поэтому более чувствительны к воздействию лекарств. Вот таким нехитрым способом я и укрепил репутацию волхва — мастера на все руки. Подумываю выйти на мировой рынок — в стенах стольного града уже тесно.

По поводу удачной торговой операции я и шикую.

Вкуснотища!

Наслаждаясь каждым взрывом вкуса на языке, я мысленно поздравил себя с удачным приобретением — домовым Прокопом. Воистину без этого маленького шустрого и домовитого (извиняюсь за каламбур) духа, или кто там он по иерархии христианской демонологии, в общем, именно благодаря его стараниям в моей избе наметился явный крен в сторону порядка и обжитости. Исчезла паутина из углов — у меня все руки не доходили вооружиться веником и пройтись по потолку. Заблестел самовар…

Кот-баюн терпеливо дождался окончания завтрака и забрал опустевшую тару.

— А я здесь это… — начал он несмело.

— Опять? — строго спросил я.

— Да я не то… не политические…

— Уже лучше.

— Про любовь стихи.

— А что, весна на дворе? Март?

— Какая весна? — удивился кот.

— Ладно, забудь, — отмахнулся я. Не стану же я ему объяснять зависимость активности гормонов от времени года.

— Я прочитаю?

— Конечно, — милостиво согласился я, надеясь, что юное дарование ограничится чтением и не станет петь.

Не суждено было сбыться моим надеждам.

Василий притащил свою двухструнную и позвал домового.

Когда внимательные зрители заняли свои места: я на кровати, то есть без изменения дислокации, а домовой, высунувшись из-за печи и положив косматую голову на крохотные ручки, кот-баюн прокашлялся и ударил по струнам. Причем сразу по обеим.

На окраине лесной — глухой,

Но в стороне все же моей — родной,

Безобразие нарушило устой —

Это все любовь… Там русалочку лешак

Уж и так, и так, и так! Не подступится никак.

Ох, любовь… А она хвостом махнула,

В речку с дерева нырнула,

Упустила счастье — дура!

Вот вам и любовь…

Яростное балалаечное соло, затем лапа прижимает струны, разом обрывая музыку.

Кон Василий выдерживает паузу и кланяется.

Благодарные слушатели, то есть я и домовой, естественно, зааплодировали.

А что делать?

Васька напыжился от гордости за свое гениальное творение. Его шерсть поднялась дыбом, пасть расползлась в довольном оскале, отчего усы встопорщились, и весь его облик буквально вопил: «Хвалите меня, хвалите!».

Переход баюна от похабных антиправительственных частушек к лирике следовало поощрить. Но не сильно…

Я ограничился похлопыванием по загривку и плошкой молока.

Заодно угостил и домового. Он хукнул и залпом опорожнил кружку, затем, шмыгнув носом, выпалил:

— Хозяин, базар есть.

— Ну…

— Вы, конечно, мужик хороший, добрый, даже отзывчивый, корешок надежный…

— Спасибо.

— …. но неженатый.

— И что?

— Как что? В натуре, бабу в дом вести надо.

Я уже открыл рот, чтобы посоветовать ему не лезть в чужие дела, но тут Василий хихикнул и заговорщицки подмигнул.

— Хозяин у нас птица высокого полета. Ему царевну подавай.

— Цыц, волосатый!

— А что я? Я ничего. Сам видел, как вы с царевной Аленкой в садочке лобызались.

— Замолчи, а то на воротник пущу…

— Ой-ей-ей! Испугался…

— Струны порву.

— Молчу, — насупился борец за правду.

— Че, в натуре? — поинтересовался домовой.

— Угу, — подтвердил я.

— Ой, блин, засада, — схватился за голову Прокоп.

— Знаю, нелегко придется.

— Не все-то ведомо и волхву — гласу сил природных.

— А…

— Я тут на зорьке, — начал пояснять домовой, — с соседкой трепался. То, се… Так вот, она новость сообщила, паршивую, как ноне я зырю. К телке твоей сваты нынче ночью подрулили.