Сокрушительное бегство - Зубко Алексей Владимирович - Страница 23

— Была не была!

Собрав в кучу крохи решительности и комья отчаяния, я достал из кармана найденный Тихоном золотистый диск и легонько сжал его в руке

— Зажмурьте глазки.

Щелчок. Вспышка, ударившая по сетчатке даже сквозь опущенные веки

На этот раз я не стал спешить, а принялся считать до десяти, держа глаза плотно закрытыми.

На счете три по моим перепонкам ударил громогласный рев:

— Стоять! Бросать буду…

ГЛАВА 10

Громадный и настырный

Если исходить из того факта, что в меня ничем не бросили, то можно считать прыжок на месте адекватной реакцией на категоричный приказ «Стоять!».

За время стремительного движения вверх и не менее стремительного вниз я успел не только распахнуть глаза во всю ширь, но и рассмотреть освещенного яркой луной обладателя громового голоса.

На него и смотреть-то трудно, а уж описать словами и того сложнее. Для этого придется убаюкать разум, что, согласно наблюдению Франсиско Гойи, порождает чудовищ (Зачем тогда ученые?). Наверное, так могла бы выглядеть изуродованная вандалами скульптура первого олимпийца — метателя камня, если бы титаны победили в битве богов, а не наоборот, как случилось в действительности. Колосс семи-восьми метров ростом, сгорбившийся под весом удерживаемого правой рукой на плече обросшего мхом каменного валуна весом под тонну, неподвижно стоит, загораживая собой большую часть покосившейся башни, и указывает на меня растопыренными пальцами левой. Словно Голиаф, поменявшийся ролью с Давидом. Вот только массивное тело покрыто не кожей, а камнеподобной шкурой.

На бугрящейся отвратительным наростом спине во все стороны торчат длинные костяные шипы. Чресла гиганта обернуты шкурой буйвола, а лысая трапециевидная башка покрыта веселенькой росписью под хохлому.

Приземлившись, я чувствительно стукнулся голыми пятками о каменные плиты. Подступивший к горлу горький комок, от удара сорвавшись, с противным звуком плюхнулся на дно пустого желудка.

— Платить надо, — проскрежетал великан, опровергнув устоявшееся мнение о том, что камни могут кричать лишь безмолвно. По крайней мере этот изъяснялся весьма и весьма громко.

— Я же просил меня не беспокоить! — Выскочив из кувшина, словно чертик из коробки с сюрпризом, джинн разом раздулся на полгоризонта. На голове чалма, в правой руке свиток, а в левой корабельный рупор, посредством которого он усилил свой и без того громкий голос. Поэты — они такие: тихие и скромные, но когда недюжинный талант, окрыленный вдохновением, рвется на бумагу, то лучше не становиться на его пути. Задавить не задавит, но потоптать может… А тут еще полнолуние.

— Платить на… — попытался удержать позиции великан. Но джинн не дал ему такой возможности, оборвав презрительно оброненным оскорблением:

— Хам!

Где-то в глубине своей местами мелкой души я почувствовал удовольствие: будет знать, как на нас, маленьких, орать.

А джинн, как все творческие личности, уже разошелся не на шутку.

— Встречаются же такие невоспитанные тролли… Крикливый булыжник! Отбойный молоток тебе в… О чем это я? Ах да! Молоток в руки и в карьер. Бесчувственная каменюка! Питекантроп!

Последнего обвинения великан не вынес. Взревев, как входящий в атмосферу астероид, он ухватил сверхмощное оружие пролетариата двумя руками и, заведя за голову, со всей мочи швырнул в джинна.

— Мне пора, — буркнул джинн, исчезая в своей серебряной тюрьме едва ли не проворнее, чем вылетел из нее. — Бывайте…

То ли у обидчивого тролля с глазомером оказалось плохо, то ли удерживающее поле над площадью каким-то образом искривило траекторию движения булыжника, но бросок явно вышел слабее, чем следовало. Недолет, как говорят в артиллерии. Не тратя времени на то, чтобы сформулировать свое мнение о происходящем, я с отчаянием утопающего сдавил в руке медальон.

— Давай!

— Ваур!

Рухнувший булыжник, выворотив несколько плит, продолжает стремительно надвигаться на меня, подпрыгивая и высекая искры.

Яркая вспышка безжалостно бьет по глазам.

— А-а-а!!!

— Стоим и бдим!

Выкрикнутые бодрыми голосами слова медленно, едва ли скорее восстанавливающегося зрения, просачиваются в скованный смертельным ужасом мозг. Но проходит довольно много времени, пока до меня доходит, что, собственно, это означает. Я во дворце.

— А-а-а!!!

Крик ужаса незаметно для постороннего слушателя сменяется воплем радости.

Сорвав голос, но не в силах сдержать бушующий в венах адреналин, я начал приплясывать.

— Ваур! — присоединился ко мне Тихон, виляя хвостом и тряся ушами, словно обыкновенный щенок.

Викториния тоже разделила общее торжество, гарцуя вокруг так, что мы только успевали отпрыгивать подальше от ее копыт и вихляющего крупа.

Опьяненные жизнью, мы прыгали, махали руками (в моем случае) и топали и дрыгали ногами (все вместе) в стиле канкан. И какое нам дело до безразличного молчания стражников, до едва слышимого из-за толстых дворцовых стен рева обманутого в своих надеждах тролля, до невнятного бормотания местного правителя и нервного перезвона бубенцов его дурацкого колпака — мы, вопреки обстоятельствам, живы.

Лишь только первая волна радости схлынула, как тут же навалились проблемы. Желудок, за прошедший день не получивший ни грамма пищи, если не принимать за таковую проглоченную пробку, болезненно напомнил о своих насущных потребностях, дальнейшее игнорирование которых чревато язвой. Это если удастся прожить достаточно долго, чтобы начать расплачиваться за грехи молодости. А для этого нужно найти способ выбраться за пределы этого неправильного замка, где во дворце без окон и дверей стражниками, изображающими дворников, командует шут, корчащий из себя повелителя; где в покосившейся башне обитает противоречащее постулатам демонологии привидение; где открытая площадь является ловушкой с невидимыми, но надежными решетками. Как же мне надоело это место со всеми своими странностями и непонятностями!

Решив, что терять мне по большому счету нечего, я решительно приблизился к трону с твердым намерением получить ответы на свои вопросы.

— Стоим и бдим! — взмахнули метлами при моем приближении стражники.

Но это меня не остановило. Я, удерживая кибернетическую руку с зажатым в ней мечом демонстративно опущенной, левой попытался отстранить стоящего на пути здоровяка и, не встретив сопротивления, провалился сквозь него вперед — к подножию трона.

— Уйди прочь! — поджав ноги и выставив перед собой королевскую медаль, заверещал карлик. — Стража!

— Стоим и бдим!

— Призраки, — шепнул я и в подтверждение собственных слов проткнул пальцем грудь ближайшего охранника трона. — Они все призраки.

— Уйди-уйди… — затрясся карлик, подрастерявший всю свою спесь.

— Не бойся, — попытался успокоить его.

— Отдай мне меч.

— Зачем? — опешил я.

— Отда-а-ай, — жалобно канючил шут, забравшийся на трон.

— Не могу, — честно ответил я.

Дался им этот меч. Кибернетическая рука вцепилась, не хочет и на миг выпустить рукоять из своих пальцев. Призрак из башни пытался завладеть им. Хотя может статься, что меч раньше принадлежал ему и он только хотел уберечь его. Теперь еще и этот…

— Я золота за него дам, — предложил карлик. — Много.

— Нет, — покачал я головой.

— По-хорошему прошу — отдай!

— Зачем он тебе?

— Не твое дело, — отрезал шут и начал сползать с трона. — Пошли, покажу золото.

— Да не нужно оно мне, — отмахнулся я.

Хорошо, что больше никто этого не слышал, а то подумали бы, что дурацкий колпак не на ту голову надет.

Потянувший из кармана дымок показал, что уж одна-то пара ушей не только услышала брошенную сгоряча фразу, но и сделала соответствующие выводы.

— Тоже мне, Раскольников, — прошипел мне на левое ухо джинн, полупрозрачным облачком опустившись на плечо. — Родную бабку за горсть сребреников замочить собирался, а теперь ему и сундук золота не нужен.