Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович - Страница 60

Офицер подхлестнул коня и помчался прочь…

Толпа башкир окружила десятки возов, покинутых охраной. Салават увидал среди обозников табынского кузнеца, махнул ему и бросился настигать офицера. За ним поскакали с десяток самых горячих парней из села.

Конь Салавата оставил их позади. Вот-вот настигнет он офицера… Тот обернулся и выхватил пистолет. Выстрел раздался в тот миг, когда Салават нырнул под брюхо коня. И вдруг после выстрела, вынырнув снова, ударом сукмара свалил Салават противника из седла…

Он возвратился к толпе с офицером, притороченным к стремени. На базарной площади Салават, окружённый толпой, удержал коня у мечети. Все толпились кругом, готовые повиноваться внезапно явившемуся спасителю, который казался воином, сошедшим с неба.

— Народ, я полковник царя Петра! — громко сказал Салават. — Царь прислал вам поклон. — И Салават приложил руку к сердцу. — Царь указал вешать и бить волков. Царь приказал жить на воле, как вольные звери, как рыбы в воде, как птицы в небе.

Многосотенная толпа окружила Салавата. Он поглядел на всех. Ни в ком не было страха. Воля к восстанию была во всех.

— Я поймал волка, — сказал Салават, — он вас грабил И обижал — сами расправьтесь с ним, как указал государь.

И Салават кинжалом обрезал верёвки, которыми был приторочен к седлу офицер. Толпа ринулась на него…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Салават ехал от аула к аулу, везде останавливаясь, собирал сходы, везде читал манифесты и приказы. Сулил земли, воды, и соль, и полную волю, грозил непослушным смертью, и уже снова с ним шли сотни жягетов, горячих и отважных, как он сам, весть о нём летела от селения к селению. Бедняки встречали его с приветом и хлебом, богатые хоронились в подвалы, в стога и по нескольку часов высиживали, не смея показаться на глаза.

Возле дома Юлая стояла толпа. Слышался умоляющий и убеждающий крик Юлая. Салават подъехал.

Оказалось — один из отрядов Салавата перегнал его, въехал в деревню, спросил юртового старшину, как делали это в других местах. Юлая не было дома. Башкиры стали ломиться в дом.

Мать Салавата вышла на крыльцо.

— Что вам? — спросила она.

— Где старшина? — крикнули ей из толпы.

— Старшина в Калмакове, у свата, — ответила старуха, — говорят, там его сын приехал.

— Деньги давай! — закричали из толпы. — Где деньги?

— Где деньги? У старика ведь деньги, конечно, — возражала испуганная жена Юлая. — Кто же бабе оставит деньги?

— Давай, давай! — настаивала толпа. — Твой старик должен все деньги отдать государю.

— Не знаю, где деньги. Бельме, — уверяла старуха.

— Врёт старая! Вешать её! Говори, где деньги! — крикнул молодой сотник, выхватив саблю.

В это время к дому с поспешностью прискакал на добром жеребце сам Юлай.

— Эй, стой! — крикнул он сотнику. — Ты на кого поднимаешь руку?! Знаешь, чья это баба?

— Должно быть, твоя, — насмешливо отозвался сотник.

— Моя-то моя, а я кто?

— Коли деньги дашь, то слуга государев, а не дашь — враг и ослушник.

— Деньги-то дам, — ответил старик, торопливо отвязывая кошель, — нате, считайте… Вот здесь шестьсот пятьдесят рублей… Деньги-то дам, а вот знаете ль вы, у кого отнимаете деньги, на чей дом так бесстыдно напали?!

— Ну, кто же ты? — вложив саблю в ножны и принимая кошель с деньгами, спросил все ещё насмешливо сотник.

— Я — Юлай Азналихов, отец Салавата! — гордо сказал старик и выпрямился в седле. Увидав смущение некоторых башкир, он ободрился. — Да, отец удалого Салавата. Вот вам покажет сын, когда придёт, — а он близко. Говорят, уже в Муратовке набирает людей.

— Пусть-ка вступится — и он не о двух головах! — выкрикнул оборванный старик, накидывая поверх лохмотьев лисью шубу одной из Юлаевых жён.

Толпа зашумела невнятной угрозой. Старик не успел возразить, когда на пригорке показался новый отряд всадников. Впереди всех ехал Салават.

— Вот и сын! — радостно воскликнул Юлай.

— Салам-алейкум, — почтительно произнёс Салават, подъезжая к отцу.

— Алейкум-салам, — ответил старик и торопливо, чтобы никто не передал происшествия по-своему, заговорил: — Это твои воины, Салават? Зачем они, как разбойники, нападают на дом твоего отца? Разве я враг? Я только и ждал, когда вы придёте… Мы здесь все ждали… Разве враги мы?.. Они деньги отняли… Старуху мать твою хотели убить… Гляди — меха разграбили. Наряды у всех трёх жён отняли.

При упоминании матери Салават нахмурился.

— Погоди, абзы[20], — остановил Юлая старик сотник. — Салават-туря, слушай. Мы не знали, что старшина — твой отец, что его жена — мать тебе. Когда в любом ауле бай не отдаёт деньги и не отдаёт табун, мы его убиваем, дом его сжигаем, семью его истребляем. Сам думай: вот жена бая. Мы не знали, что она тебе мать, она говорит, что нет денег. Мы как поверим! Все говорят, что нет денег… Она говорит, что старшина к свату уехал. Мы как поверим? Все старшины, все баи «к свату ездят», когда слышат, что мы идём… Я не хотел убивать старуху, я только пугал.

— Не знали, что отец, не знали, что мать… Шулай, шулай, пугал только… — подтвердили все остальные слова сотника.

— Что там — старшина, он и есть старшина, что с ним говорить! — ворчали в толпе.

Пока сотник говорил, Салават думал: «Если отпустить отца, не взяв денег, не взяв лошадей, — и у других найдутся родные баи, которых станут они защищать… Нет, надо быть справедливым».

— Атай! — громко сказал Салават, когда все утихли, ожидая слов командира. — Ты — старшина, я — полковник. Когда идёт война, вся сила в руках того, в чьих руках оружие. Я, полковник, говорю с тобой, старшиной: старшина Юлай Азналла-углы, государь требует с тебя денег для войсковой казны и пятьдесят лошадей.

Юлай изменился в лице.

Салават опустил было глаза, но поборол смущение, снова поднял взор и отчётливо продолжал:

— Ещё государь повелел тебя привести к присяге ему, Петру Фёдоровичу, царю сарайскому. Ещё требует он, чтобы ты созвал джиин[21] и призывал свой юрт на войну в защиту его, государя. Если ты с нами — вот тебе письмо государя, государь зовёт тебя на службу полковником.

Юлай, опустив глаза, слушал речь Салавата. Салават протянул ему, достав из-за пазухи, пакет.

— Шулай, шул-шулай, — повторял старшина, в размышлении кивая головой.

Когда Салават подъезжал, толпа невольно настроилась против него. Она видела в нём защитника богатого старшины. Когда Юлай заговорил, жалуясь, злоба толпы усилилась, пронёсся ропот, лёгкий, но явно выражающий недовольство. Если бы Салават заступился, его влияние было бы подорвано. Когда он заговорил, все замерли, ожидая, что он, строгий к другим, нередко жестокий в расправах, помилует своего отца. Салават вовремя поборол себя и сказал, что нужно. Уже не тихое, а громкое и почти восторженное: «Шулай! Ай, Салават! Шулай!» — раздалось из толпы.

— А вон Ильтемир, полковник, не брал ничего с брата, — говорили в толпе.

— Ильтемир и с кунаков не берет… Молодец, Салават!

— Вот батыр!.. Вот туря!..

Юлай уже с удовольствием слушал эти возгласы. Хитрый и умный сам, он был удивлён и восхищён умом Салавата: он понял, что этим самым сын его подчинил себе не одну сотню воинов.

Старик выпрямился и отвечал, не сходя с лошади и почтительно, но с достоинством принимая письмо:

— Салават Юлай-углы, полковник государя, в Шайтан-Кудейском юрте нет врагов тебе… Я дам не пятьдесят, а сто пятьдесят лошадей, и я дам не сотню воинов, а всех, кто может держать оружие. На родине славного батыра не должно быть трусов и отступников, пусть на головы их падёт проклятие, если найдутся, жягет. А моей присягой пусть будут мои дела. Пусть аллах сразит меня, если отступлюсь. Имя его — свидетель моих обещаний.

Радостными криками встретили воины слова старшины.

— Войди в дом, полковник, — предложил Юлай, — а твои люди пусть режут баранов, сколько надо, и не касаются других домов, — я хочу сам угостить храбрых воинов.