Бонжур, Антуан! - Злобин Анатолий Павлович - Страница 31

— Ты слышишь, Антуан? Двое? Кто же второй? Как она узнала про второго?

Но, кажется, Антуан и сам уже спросил об этом.

— Альфред сказал ей тогда, что он видел: кто-то из «кабанов» прыгнул за ним с моста в другую сторону и убежал в лес. Альфред говорил, что после этого он два дня скрывался в лесу, хотел увидеть этого «кабана», но не увидел. А потом его спрятали в доме, потому что он был сильно ранен.

— Это был Матье Ру?

— Матье? Матье Ру? — Жермен задумалась, полураскрыв губы, все у неё получалось естественно, даже слишком. Она покачала головой. Нет, она не помнит такого.

Антуан задал новый вопрос.

— О чём он у неё спрашивает?

— Он не понимает, почему она сказала, что Альфред прыгнул с моста? Я ведь правильно тебе перевёл, да? А он теперь спрашивает, правильно ли она это сказала? Как она сказала, так я и перевёл.

— Не суетись, Иван, что она отвечает?

— Она не помнит точно, как ей Альфред говорил. Она не думает над каждым своим словом. А если вы хотите, чтобы она говорила точно, тогда она позовёт своего адвоката. Она на Антуана поимела обиду за такой вопрос.

— Вопросец что надо! Его бы записать золотыми буквами. Но она же уходит, всё время уходит от ответа! Разве ты не чувствуешь?

— Она хорошо тебе отвечает, — огорчился Иван. — Это тебе нехорошие сны мерещатся. Она сообщает тебе, что ты никогда не узнаешь, что было на мосту. Как можно узнать, когда прошло столько лет?

— Я узнаю, но ты не переводи, Иван.

Антуан продолжал говорить с Жермен. Они улыбнулись друг другу и чокнулись. Я присоединился к ним.

— Инцидент исчерпан. Пусть посмотрит ещё раз нашу фотографию, не знает ли она кого-нибудь ещё?

Жермен вгляделась в фотографию и указала на третьего «кабана»: его звали Мишель, он два раза приходил к ней с Борисом. Его фамилии она не знает, помнит только кличку — Щёголь.

Постойте, опять M попалось. Матье и Мишель! Значит, ещё и Мишель? Не много ли этих М? Одно из них явно ложное.

Антуан повернулся ко мне.

— Он спрашивает, — перевёл Иван, — откуда ты узнал про этого рыжего Матье?..

— Перекрёстный допрос продолжается, — рассмеялся я. — Вы что же думаете, я по музеям нынче шатался? Лучше спроси у Жермен, о чём ей ещё Альфред говорил?

— Тогда они мало говорили. Больше она ничего не может вспомнить. Альфред тогда был очень странный.

— Как «странный»? Что она под этим понимает? — тут же спросил я. — Быстрей переводи, Иван…

Вот когда она сбилась, застигнута врасплох, смущена, глаза отводит. Всё ясно, Альфред не странным был, он ей доверял, вот где собака зарыта!

А Жермен продолжала прятать глаза и ещё больше замялась, прежде чем ответить Ивану, — насторожилась. Нет, снова улыбнулась, руками разводит.

— Она не знает, как это точно объяснить, — переводил Иван. — Просто она это почувствовала как женщина. Альфред был худой, измученный, он жаловался, будто у него болят раны. Поэтому она и решила тебе сказать, будто он был странный. Она не понимает, почему ты так удивляешься ею? Разве человек не имеет закона, чтобы быть странным? Она говорит, что тебе как русскому представителю трудно понимать ихнюю психологию.

— Вот уж действительно странное дело! Ничему я не удивляюсь, я вообще перестал удивляться. И если ещё что-нибудь узнаю — и тогда не удивлюсь! Впрочем, это не переводи, Иван. Скажи, что мы благодарим её за интересную информацию. Все это очень важно для нас.

— Она говорит, что имеет ещё, о чём можно рассказать.

— О чём же? — лениво полюбопытствовал я.

— Она знает много других саботажей, которые имела группа «кабан». Они нападали на военные объекты.

— И тогда она тоже заранее знала время и место операций?

— Да, так она говорит. Она получала приказ, от шефа Виля и передавала это Альфреду или Борису.

— А что этот шеф потом сделал, она в курсе?

— Вот видишь, она подтверждает меня, об этом вся Бельгия знает. Я тебе неправильно не перевожу. Она говорит, что он очень смело поступил, обеспечил себя на всю жизнь. Он на банк налетел в городе Льеже и взял там сто сорок девять миллионов франков. Я тебе потом расскажу, а то Жермен будет недовольная, что мы без неё говорим.

— Валяй, валяй, Иван, тут надо по-светски, мы же в хороший дом попали. Видишь, она одобряет своего дорогого шефа.

— Она не сказала, что его одобряет, как ты говоришь. Он был бедный человек, не имел никакого имущества. Он был бедный и смелый. А на ихней войне все наживались. И поп твой наживался, купил себе три отеля.

— Разве он мой? Первый раз об этом слышу.

— Так она говорит, что мы с тобой и с ним одинаково русские. Но ты верно заметил, надо ей объяснить, я сейчас ей объясню. Этот поп — эмигрант от Николая, мы с ним разные русские. Ладно, я ей потом расскажу, она требует, чтобы я переводил без задержки, она продолжает за шефа Виля. Тогда он был хозяином всех Арденн, все его боялись и делали, как он скажет. Но как ему было жить после войны? Его приглашали в колониальную армию в Конго, но он устал воевать и не хотел туда идти. Если бы Жермен была бельгийской королевой, она сама дала бы ему сто миллионов за то, что он уничтожил столько бошей. А он решил взять их сам.

— Ладно, этот Виль тут ни при чём. Так что же это за операции?

— О, они делали большое число всяких операций: саботаж, парашютаж…

— Что за парашютаж такой, с чем его едят? — Иван перевёл мои слова, и они засмеялись. Иван повторил: — У нас все так говорят: парашютаж. Англичане бросали нам на парашютах оружие, консервы, гранаты. Надо было поджечь для них сигналы, поймать эти парашюты и быстренько убежать из этого леса, пока немцы не приехали. Я тоже парашютаж делал, — похвастал он. — Мы из этих парашютов рубахи шили для своего тепла.

Ив вышел и вскоре вернулся с новой бутылкой.

— Он принёс старое бургонское вино. Ты должен его попробовать. А она за это расскажет тебе про такой саботаж, за который твой отец получил орден.

— Ты меня смешишь, Иван. Говоришь про орден, словно это всем давно известно. Я, например, об этом первый раз слышу.

— Разве я сказал тебе про орден? — Иван сделал невинные глаза.

— Не знаю уж, кто из вас сказал, но я хотел бы выяснить подробности.