Трое на трое - Зламаный Сватоплук - Страница 10

– Отлично, – сказал Матейка. – Не выходил ли Чижек надолго?

– Они говорили, что выходил часто. Смеялись еще над ним – мол, бегает чаще, чем обычные пивохлебы. Я торопился и не успел прощупать всех свидетелей, – извиняющимся тоном добавил Прохазка, словно сдавал недоделанную работу. – Их мнения на сей счет расходятся, но самое длительное его отсутствие не превышало четверти часа, или чуть больше. За столом, где сидят шестеро, отсутствие одного не так заметно.

– Не знаете случайно, во что был Чижек одет вчера? – спросил Матейка.

– Серые фланелевые брюки, синяя спортивная рубашка, желтая силоновая куртка без подкладки и внутренних карманов, – несколько задетый, ответил Прохазка.

– Портфель, сумка?..

– Ничего. Бумажник он клал в задний карман брюк, обе пачки сигарет держал в боковых карманах куртки. Да больше в них вряд ли что и влезет.

– Это значит, что пистолет он должен был засунуть за ремень брюк, а это крайне неудобно и неосторожно, – заметил Томек. – Да еще глушитель и отвертка – завинчивать обжимку. Можете вы себе представить, чтобы он ходил со всем этим по улице? Другими словами, он должен был спрятать эти вещи где-нибудь между Ечной и Заводью, смонтировать глушитель и вернуться не более чем через полчаса… Нет, господа, с этой версией лучше распрощаться сразу, как, по-вашему?

Зазвонил телефон, Матейка поднял трубку, долго внимательно слушал.

– Спасибо, сейчас приду. Пока продолжайте, я только сопоставлю это с показаниями остальных. – Он положил трубку.

По выражению его лица Яролим угадал, что произошло.

– Кто там раскололся?

– Еще никто, но Мыслик готов свалиться.

Вскоре они узнали все – и ничуть не удивились. По указанию Матейки допросы велись от несущественных деталей к сути. Однако уже с самого начала показания одиннадцати допрашиваемых не только расходились, но даже опровергали друг друга. Считанные единицы, обладающие феноменальной памятью, могли бы, организуя свое алиби, запомнить все мельчайшие подробности, о которых зашла бы речь на допросе. А тут вдруг именно те, чьи показания должны бы сходиться наиболее полным образом – участники сеанса телевидения в комнате Мыслика, – не только не имели единого мнения о том, кто в какой последовательности пришел, но даже не помнили, где кто из них сидел, все ли пили красное вино, или белое, а может, одни – одно, другие – другое; не могли припомнить ни марки вина, ни того, какой пробкой была заткнута бутылка, натуральной или пластмассовой. К завтрашнему-то они бы, возможно, лучше вызубрили, что отвечать, и следствие так и застряло бы на недоказанных подозрениях. Никто, конечно, не может быть осужден за то, что забыл, в каком кресле сидел, но, с другой стороны, любому, кому есть что скрывать, станет не по себе, если до него дойдет, что допрашивающий знает о различии между его показаниями и показаниями его сообщников и, стало быть, видит, что он лжет. Тогда он неизбежно подумает, что сообщники его сказали больше, и уже как-то сама собой мысль его обратится к последней надежде, к одному из смягчающих обстоятельств – к добровольному признанию.

– Пан Мыслик, – начал Яролим, когда гиганта ввели в кабинет Матейки, – вы, видимо, полагаете, что нас интересуют одни ваши бананы, не так ли?

– Не знаю я, – отвечал тот. – Я футбол смотрел.

– Вы ведь помните, мы приезжали к вам на станцию еще до этой злополучной аварии. Чем вы это объясните?

Даже такого, как Мыслик, не могла не озарить мысль, что шайку кто-то продал. И, судя по всему, такая мысль его озарила. Он утратил уверенность, бросил взгляд на зеркало на стене, не подозревая, что зеркало с другой стороны прозрачно, и перед ним в соседнем кабинете сидит Томек, смотрит и слушает, имея под рукой телефон на тот случай, если понадобится срочно подсказать нужное тому, кто ведет допрос. Пока что адвокат просто забавлялся, видя, как Мыслик гримасничает перед зеркалом, стараясь придать своему лицу убедительное выражение.

– А чего мне объяснять, пускай лошадь объясняет, у ней голова больше, – ответил наконец великан, воображая, что подкупит следователя своим юмором.

– Когда вы в последний раз видели Петра Покорного?

– Эту гниду?! – не удержался изобличенный папаша.

– А что вы скажете, если мы сообщим вам, что вчера вечером Петр Покорный был убит? В тот самый вечер, когда вы якобы смотрели футбол, а сами даже не знаете, что как раз, когда забивали первый гол, изображение пропало?

– Так, по-вашему, я его убил?! – еле выговорил здоровяк.

– Вы его не любили, – сказал Матейка тоном простого информатора, – ив момент убийства не находились в своей квартире. Установлено, что ваши приятели на сей счет лгут: каждый показывает иначе, чем другие. Желание убить Покорного из мести было, конечно, только у вас – у вас, которого в то время не было дома. Какой вывод сделали бы из этого вы сами? Хорошенько обдумайте свое положение и только после этого отвечайте!

В кабинете надолго воцарилась гробовая тишина. Глухо доносились шумы оживленной улицы. Мыслик оцепенело уставился на Яролима, который разыграл небольшую пантомиму: взял со стола Ломикара первую попавшуюся папку, стал листать страницы, время от времени слегка кивая головой, словно прочитал нечто интересное. Он рассудил, что интеллект Мыслика будет не в состоянии долго выдерживать такую нагрузку.

– Тогда я сознаюсь, ладно? – прохрипел тот.

– Только если сами хотите, мы-то без этого обойдемся, – сказал ему Яролим, поднимая глаза от папки. – С утра произошло столько любопытного, что у вас бы голова закружилась.

Зазвонил телефон, Матейка взял трубку.

– Нет, я просто так, – услышал он в трубке голос Томека, – я только хочу вас поздравить! Я четыре года бился, пока уложил его на лопатки. Но увы, кажется, вы промахнулись.

– Сейчас увидим… Спасибо, – ответил ему Матейка, многозначительно поглядывая на допрашиваемого.

Он положил трубку и равнодушно отвернулся к окну, чтобы дать Мыслику время взвесить значение непонятных для него слов «сейчас увидим, спасибо» – значение, которое толстяк пытался постигнуть всеми силами своего убогого разума.

– Ну так я сознаюсь, – вырвалось у Мыслика, словно молоко из прорванного пакета. – Это мы обворовывали вагоны. Еще с зимы. Только начал не я, я не сумел бы справиться с пломбами.

– Вы и вчера ограбили вагон?

– Ясное дело, – прямо-таки торжествующе заявил Мыслик. – Вагон стоял на восьмом пути с одиннадцати утра и… Потому мы и устроили этот вечерочек, да черт не дремал… И чего эти болваны не сказали мне, как было дело с первым голом?

– Нас теперь больше интересует Покорный, – холодно прервал его Матейка.

– Не думаете же вы, что я могу кого-то пристукнуть? Они должны подтвердить, что вчера мы вместе воровали!.. – Его испуганные глаза неуверенно перебегали с одного лица на другое. – Я все вам расскажу с самого начала, только…

Его прервал новый звонок. На сей раз Матейку запрашивали, желает ли он видеть только что поступивший из института судебной медицины протокол вскрытия. Яна Мыслика, убежденного, что звонили опять по его делу, отвели к тому, кто допрашивал его прежде.