Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Гомо советикус - Зиновьев Александр Александрович - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Я и Запад

«Зачем вам Западная Европа? — сказал мне один местный житель. — У вас же своей земли в избытке. Осваивайте Сибирь, а нас оставьте в покое». — «Мы бы рады, — сказал я. — Но войдите в наше положение. В Сибири холодно, слякотно, пусто, мошкара кусается. А у вас — красота, удобства, богатство. Где лучше? Вы нас в Сибирь не пихайте, мы ею по горло сыты. Мы сюда хотим, в Европу. А в Сибирь мы вас со временем вышлем». — «А мы вас сюда не пустим!» — кричит испуганный и возмущённый собеседник. «Вы первый и, пожалуй, единственный, кто говорит так, — говорю я. — Но вы, к сожалению, уже опоздали: мы уже здесь».

Донос

Механизм моих желаний устроен очень хитро. Стоило мне начать склоняться к роману, как выползла задняя мысль: а почему именно роман? Может быть, лучше сочинить донос? Вот именно, скажете вы. Мол, оно привычнее. Но я должен вас разочаровать: доносов я никогда не писал. Не верите? Один мой знакомый (не тот, о котором я уже упомянул, а другой) тоже не писал доносов, поскольку он был офицером КГБ, и доносы писали ему. Я не был офицером КГБ. Но по роду моей работы мне приходилось изучать доносы. Так что опыт по этой части у меня есть. Я специалист по доносам, но не доносчик. Я теоретик в этой области, а не практик.

Бесспорно, теперь уже нет того священного и трепетного отношения к доносу, какое было раньше. Пропала его революционно-романтическая окраска. И уже нет тех, кто способен оценить его роль в великой истории. Но он ещё сохранил огромное познавательное значение. Это — единственное явление в человеческой культуре, на которое люди способны без всякого обучения и без литературных способностей. Чтобы писать доносы, не надо быть членом Союза советских писателей. И, как поётся в одной популярной опере, доносу все возрасты покорны.

В своё время в КГБ был завал доносов. Сотрудники КГБ своими силами не справлялись с ними и привлекали в помощь посторонних специалистов. Привлекали и меня. Таких, как я, были привлечены сотни. Сколько же накопилось одних только непрочитанных доносов в центральном аппарате Органов государственной безопасности! А сколько их накопилось в республиканских, областных, районных отделах и отделениях! А в папках и сейфах отдельных оперативных работников! А сколько было пущено в ход! А сколько погибло во время войны! Сколько было уничтожено! Какая же могучая энергия человеческих чувств и мыслей ушла на это!

Моя задача состояла в том, чтобы отобрать из многих тысяч доносов заслуживающие внимания, а остальные передать на уничтожение, как тогда выражались — «списать в расход». Я читал доносы начинающих жизнь невинных младенцев и умудрённых опытом дряхлых старцев, молодых трезвых карьеристов и обезумевших от безнадёжности алкоголиков, выдающихся учёных, домашних хозяек, юных и чистых дев, старых развратников, партийных функционеров, безграмотных дебилов, профессоров, пенсионеров, артистов... И все они были похожи друг на друга, как монеты одной ценности, как клопы. Как будто они у нас изначально заложены в генах, а не являются высочайшим продуктом человеческой истории. И я тогда понял, что именно донос есть самая глубокая, всесторонняя и искренняя форма самовыражения личности. Жаль, что тысячи тонн доносов были в те либеральные годы уничтожены. Творчество огромного народа в самый интересный период истории исчезло бесследно. Конечно, доносы будут писаться и впредь. Но в таких масштабах, с такой затратой интеллекта и страсти, с такой выдумкой, как это было у нас, это уже никогда не повторится. Грустно!

Сомнение

Но зачем писать морально дискредитированный донос, если мы изобрели другую, кристально чистую литературную форму — отчёт?! Теперь нам нет надобности мучиться угрызениями совести (если мы когда-нибудь ими мучились!), когда нас вежливо просят написать отчёт о поездке, о встрече, о беседе... Да нас и просить не надо, ибо мы сами знаем, что писать отчёты обо всем есть наш священный долг. Почему до этого не додумались в сталинские времена? Этому есть необычайно простое объяснение: потому что не было бумаги и печатных машинок. Доносы можно писать на клочках бумаги и огрызками карандашей. Для отчётов нужна приличная бумага и печатные машинки.

Мы и Запад

Тот самый мой знакомый, которого выгнали из одной западноевропейской столицы, писал в своём отчёте за десять лет пребывания на Западе, что после занятия Западной Европы Советской Армией надо в первую очередь уничтожить всех наших добровольных помощников — коммунистов, лефтистов, пацифистов, нейтралистов, интеллектуалов, либеральных писателей, профессоров, бородатую молодёжь и прочую нечисть. Почему? Да потому, что они тогда очухаются и против нас бунтовать начнут. И вообще, избавь нас, Боже, от наших друзей, а от врагов мы избавимся сами. Впрочем, советовал мой знакомый, врагов целесообразно сохранить, поскольку от них хоть какая-то польза будет. Но обратимся лучше к теории отчёта.

Отчёт

Советские люди приучены обо всем писать отчёты. Это — необходимый элемент коммунистической организации труда. Отчёты месячные, квартальные, годовые, пятилетние... Один старый большевик, состоявший на партийном учёте в нашем учреждении, написал отчёт о всей своей жизни после революции. Три тысячи страниц, исписанные микроскопическими буквами. Он припёр свой эпохальный отчёт в двух драных авоськах в партийное бюро, потребовал изучить его и извлечь уроки. Секретарь партбюро поручил эту благородную миссию мне. Я за полчаса написал свой отчёт об отчёте старого большевика, даже не заглянув в него. За годы советской власти, писал я в своём отчёте, автор потребил хлеба и каши столько-то тонн, выпил столько-то бочек водки, написал столько-то тайных доносов и произнёс открытых, столько-то лет просидел на собраниях, столько-то лет простоял в очередях... «Смеёшься», — сказал Секретарь. «Плачу», — сказал я. «Что будем делать?» — спросил Секретарь. «Напишем автору официальную бумагу, что его рукопись передана в Секретный отдел Центрального партийного архива», — сказал я. «Почему официальную бумагу?» — спросил Секретарь. «Чтобы автор поместил её в рамку и повесил на стенку рядом с почётными грамотами, которых он получил полсотни штук за свою непомерно долгую и глупую жизнь», — сказал я. «А почему в Секретный отдел?» — спросил Секретарь. «А чтобы он больше не терзал нас своими воспоминаниями», — ответил я. «А это куда?» — спросил Секретарь, кивнув на драные авоськи с бесценным опытом жизни целого поколения. «На помойку», — сказал я. «Действуй, — сказал Секретарь. — Потом напиши мне коротенький отчёт о проделанной работе». А в другой раз мне поручили «обработать» отчёты членов одной нашей научной делегации на международном конгрессе. Делегация состояла из пятидесяти человек, а отчётов было шестьдесят: некоторые видные учёные, желая доказать свою преданность, написали по два отчёта. Каждый отчёт — пятьдесят страниц на машинке. И о чем только не сообщали учёные в любимые Органы! Например, что такого-то западного профессора можно привлечь на нашу сторону, издав его книгу в Москве, что руководителя секретной лаборатории надо пригласить в Москву и подсунуть ему надёжную красотку...

Упомянутые отчёты делегации были правдивыми и поучительными. Но мы обычно пишем отчёты не для подведения итогов и не для извлечения уроков, а из каких-то мистических высших соображений. Для формального порядка. Поэтому мы в них обычно сочиняем напропалую, так что отличить в них правду от вымысла практически невозможно. Да это и не нужно. Отчёты наши все равно никто не читает. Однажды я написал в своём квартальном отчёте, что открыл десять новых элементарных частиц. Сделал я это с чисто познавательной целью: проверить свою теорию отчётов. Меня вызвал заведующий отделом. Я уж было решил, что моя теория ошибочна. Но тревога оказалась напрасной. Просто отчёт оказался слишком коротким, и заведующий попросил добавить пару страниц. Я демагогически заявил, что ценность отчёта определяется не количеством страниц, а тем, что сделано согласно отчёту. «Прочитай, что я сделал, — сказал я, — и сравни с тем, что сделали другие». — «Не морочь мне голову, — спокойно сказал он. — Ты думаешь, другие сделали меньше твоего?» И я добавил к отчёту пару страниц, в коих сообщил, что я изобрёл метод превращения содержимого московских помоек в полноценные продукты питания. «Молодец, — сказал заведующий, подшивая мой отчёт к пачке таких же непрочитанных отчётов других сотрудников. — Кто хорошо отчитывается, тот хорошо работает».