Тайны космоса - - Страница 117

В окружающем нас мире существует около двух десятков констант, значения которых нельзя вывести на основании каких-либо физических принципов. Между тем от их точного значения зависит, например, какие вообще атомы и молекулы могут существовать, а какие — нет. Если бы фундаментальные природные силы были всего чуть-чуть сильнее или слабее, не было бы ни планет, движущихся по своим стабильным орбитам, ни звезд, ни галактик, да и вся Вселенная давно бы разрушилась.

То же касается многих других физических и космологических параметров: минимальные их вариации привели бы к тому, что облик Вселенной решительно бы переменился — она превратилась бы в безжизненную пустыню. Таким образом, нам приходится отметить, что жизнь явилась следствием уникальнейшего стечения обстоятельств. Какой вывод из этого можно сделать?

Вряд ли это «стечение обстоятельств» было случайным. Ведь вероятность появления Вселенной, в которой может зародиться жизнь, равна — перейдем от эмоций к холодным цифрам — 1:10229. Перед такой непостижимой цифрой меркнут любые эмоции.

И все-таки эта «невозможная» Вселенная существует. По какой-то удивительной прихоти судьбы (или Творца?!) каждая из природных констант в нашей Вселенной получила единственно возможное значение. И — как следствие этой череды нужных совпадений — родилась жизнь! Вот эта череда совпадений и настораживает. Размышляя о ней, нельзя скрыть своего изумления.

Вселенная по Дарвину. «Возникает ощущение, что Вселенная создавалась именно с расчетом на то, что в ней появятся разумные формы жизни», — замечает астрофизик Мартин Рис из Кембриджского университета. Некоторые ученые видят в этом невероятном «стечении обстоятельств» доказательство бытия неких высших сил, кроивших и мастеривших Универсум по мерке, снятой с еще не сотворенного Адама. Они берут на себя смелость и без всяких оговорок утверждают: Вселенная такова, потому что она создана именно для нас. (Вот он, дар Божий, тебе, человек!)

Значит, вся эта космическая бутафория, с небом над головой, Солнцем в правом углу задника и звездочками на дальнем плане, сооружена именно для того, чтобы на фоне ее блистал своими делами Человек? Итак, мы живем во Вселенной, нарочито для нас созданной?

Проблемы, возникшие ныне в космологии, напоминают те, над решением которых полтора века назад бились биологи, пока, наконец, Чарлз Дарвин не сформулировал свою теорию эволюции. Тогда-то ученые начали совсем по-другому смотреть на жизнь. До этого был широко распространен «теологический» образ мысли. До этого биологи с удивлением взирали на то, как различные животные удивительно приспособлены для жизни в той или иной обстановке, и, размышляя над этим фактом, приходили к очевидным, казалось бы, выводам: либо их кто-то (Господь Демиург!) специально творил ("Рыбы, да жить вам в воде! Птицы, да летать вам по небу!), либо этим животным была присуща некая высшая цель («Все виды изменяются в результате внутреннего стремления организмов к совершенствованию»).

Дарвин показал, что в результате случайных наследственных изменений возникают новые видовые признаки, отличные от существующих. Эти модификации проходят суровую проверку. Лишь самые благоприятные из них выдерживают естественный отбор. У особей, наделенных этими признаками, появляется свое потомство, которое столь же успешно конкурирует с другими представителями того же вида. Таким образом укореняется тот или иной видовой признак. И незачем говорить, что, «создавая это животное, Природа имела своей целью…». Дудки! Никакой цели не было. Победило самое приспособленное. Движителем эволюции явился не Бог с циркулем и меркой, не некий идеал, засевший в воспаленном мозгу зверя, а комбинация мутационной изменчивости и естественного отбора. Этой комбинации вполне достаточно, чтобы объяснить эволюционные процессы.

«А нельзя ли попробовать объяснить физические свойства Вселенной именно подобным взаимодействием случайных факторов и необходимых?» — таким вот вопросом не раз задавался Ли Смолин. Как-то, во время прогулки на паруснике, его осенило. Родилась провокационная гипотеза, которую некоторые из его коллег приняли с восторгом, другие — с нескрываемым скепсисом. Если, в конце концов, окажется, что Смолин был прав, его несомненно назовут «космическим Дарвином».

Миры рождаются из черных дыр? Основная идея Смолина состоит в следующем. Он предположил, что… Вселенные размножаются, как любые живые существа. Новые, появившиеся на свет Вселенные незначительно отличаются от своих предков и, как все прочие организмы, вынуждены выдерживать естественный отбор. Итак, существует «космическая эволюция».

Но постойте, каким же образом размножаются Вселенные? Смолин отвечает: с помощью черных дыр. Черные дыры возникают при коллапсе массивных звезд, исчерпавших до конца запасы ядерного горючего. Температура и плотность в центре этих черных дыр бесконечно возрастают. Понятия времени и пространства теряют здесь всякий смысл. Это экстремальное состояние — его называют сингулярным, — по мнению Смолина, могло бы быть зародышем новой Вселенной. В момент очередного (sic!) Большого взрыва зародыш Вселенной отрывается от Вселенной-родительницы и ведет отныне самостоятельное существование.

Такова общая схема. Внести в нее конкретику Смолин затрудняется. «Наша физика, — говорит он, — пока еще не в состоянии описывать подобные процессы. Определенная ясность здесь появится впоследствии, когда будет создана универсальная теория, которая сведет воедино все силы, действующие в Природе». Впрочем, как ни умозрительна гипотеза, предложенная Смолиным, ее в принципе все-таки можно проверить.

Гениальность его рассуждений, впрочем, не в этом. Если «беби-вселенные» вырастают из черных дыр — как дрожжевые клетки вырастают из подобных им клеток — и если в каждой из них наблюдаются некоторые случайные, незначительные мутации природных законов, то, как следствие, темпы размножения дочерних вселенных будут разниться. Можно говорить о существовании «космического дарвинизма». Перефразируя Дарвина, можно сказать: таким образом, в космосе происходят процессы избирательного уничтожения одних Вселенных и преимущественного размножения других — явление, называемое естественным отбором или выживанием наиболее приспособленных.