Огонь, вода и медные трубы - Беляев В. И. - Страница 2

Мы высадились в поле недалеко от города Козельска. Раздалась команда подходить и получать сухой поек на весь марш. Поек выдавал старшина, который позже стал генералом, но также по вопросам обеспечения войск всем необходимым. Мы встретились с ним, по прошествии десятилетий и, мне стало понятно, что вопросы снабжения были у него в крови. Он, видимо, при появлении на свет был на это запрограммирован.

.Нам сообщили, что продолжительность марша 5 дней и за это время мы должны пройти 120 километров. Двигаться мы будем по ночам, чтобы вражеская авиаразведка нас не засекла. Днем мы будем отдыхать скрытно в лесу, если будет возможность, то на берегу реки. Это не тяжелый марш, а курорт! Но в действительности все было не так, а как в песне: Марка Бернеса: «Шли мы дни и ночи, тяжко было очень…»

На 5 дней каждому было выдано: три с половиной копченой селедки довольно крупных размеров (в то время селедку не только солили, но и коптили), 7 ржаных сухарей и 25 кусочков сахара.

Чтобы читатель уяснил насколько это ничтожно, сразу укажу размеры этих продуктов. Если поперек буханки ржаного хлеба отрезать ломоть толщиной 1 см и высушить его — это и будет один сухарь. Сахар на фронте шел кубиками, размером 1 куб см. Это был американский сахар, так как наш рафинад был большего размера.

На земле была насыпана горка соли и, было объявлено, что, каждый может брать ее. Мне еще со слов моей мамы было известно, что без соли жить невозможно. Насыпал соль в банку из под консервов, завязал ее тряпочкой и, убрал в вещмешок. Кроме меня, соль никто не взял. Впоследствии снабжать солью роту пришлось мне..

Имея отличные оценки по арифметике в школе, мне было нетрудно сообразить, что в день можно съедать не более 0, 7 селедки, чуть больше одного сухаря и 5 кусочков сахара. Не так жирно для молодого парня, совершающего 120 километровый марш по тяжелым дорогам войны.

Было ясно, что идти придется впроголодь. Это меня не особенно беспокоило. В то время дефицит продуктов питания, был привычным явлением. Сталин приучил народ к полуголодной жизни, но чувство голода не покидало меня в течение всего марша.

После получения пайков, рота построилась в колонну по три и двинулась вперед навстречу боям, смертям, увечьям. Идет по дороге 225 молодых безусых парней. День клонится к вечеру и начинает казаться, что не будет конца этой дороге.

Видимо, здесь, в свое время, шли ожесточенные бои. Невдалеке от железной дороги, там, где мы высадились, белел ДОТ (долговременная огневая точка). Он был железобетонным и имел форму цилиндра с плоской крышей. Ударяясь о цилиндрическую поверхность, снаряды отлетали рикошетом. Чтобы просветить читателя в этом вопросе сообщу, что были ДОТы и в форме полушария.

Здесь нужно пояснить, что кроме ДОТов, были еще ДЗОТы — дерево — земляная огневая точка. Совсем недавно, в статье о столице Албании Тиране сообщалось, что там много железо-бетонных ДЗОТов. Этот ляпсус автор статьи допустил из — за незнания того, что изложено выше.

В начале марша по дороге деревень не было. Торчали жерди, к которым были прибиты фанерки с названиями населенных пунктов. Было ясно, что бои здесь шли давно и, время стерло все разрушения. Пытаться увидеть деревню или, хотя бы печные трубы, было бесполезно — ровное поле, поросшее бурьяном. Такой унылый пейзаж угнетающе действовал на психику.

На фронте никогда не говорил себе, что после войны сделаю вот то или это. Всегда, мысленно, делал оговорку, «если останусь живой!» В этот раз, впервые подумал про себя, если останусь живой, то потом не сумею даже рассказать по какой дороге мы шли. Надо запомнить названия некоторых деревень. Читаю «Ожигово», «Волосово» Два названия запомнил и это хорошо!

Двигались всю ночь, а под утро была подана команда: можно отдохнуть лежа. В армии это означает, что можно поспать. Однако, долго спать нам не дали.. Шла Курская битва. Наши войска вели наступательные боевые действия, а в наступлении всегда большие потери. Требовалось пополнение живой силы, а мы, как раз таким пополнением были

В нашей маршевой роте были курсанты многих пехотных училищ. Вспоминаю, что наш эшелон имел длительную остановку на станции Узловая, около Тулы. Железнодорожных путей там видимо — невидимо и все они были забиты воинскими эшелонами. Вблизи железнодорожных путей зияла огромная воронка от авиационной бомбы, но пути разрушены не были. Фрицы промахнулись.

Мы бегали от одного эшелона к другому, знакомились. Здесь была представлена вся страна. Слышны были наименования военных училищ: 2ое Астраханское наше, Новосибирское, Томское и других.

Один из бойцов сказал, что в сторонке стоит вагон с пленным немцем. Мы все стайкой бросились туда. В двухосном товарном вагоне дверь была отодвинута в сторону. У дверного проема стоял боец с винтовкой и примкнутым штыком. В вагоне мы увидели высокого, худощавого офицера в очень добротном обмундировании из тонкой шерстяной ткани цвета хаки. Он нервно ходил по вагону и, было видно, что наше любопытство ему неприятно. Повернувшись к нам спиной, он ушел в дальний угол вагона. Это был первый плененный враг, увиденный мною. Почему использовано слово «враг», а не немец? Потому что у немцев такого обмундирования не было. Смотрю на него и думаю: «Вот какой наш враг». Раздалась команда: «По вагонам!» и мы побежали к своим эшелонам.

Надо отметить, что во время войны в стране действовали очень строгие правила гигиены. Думаю, этим объясняется то, что не было такой болезни как тиф. В гражданскую войну много людей умирало от него.

В воинских частях, расположенных в тылу, систематически производились осмотры на вшивость. Чтобы не произносить этот неблагозвучный термин использовалось название «Осмотр по форме 20». Для этого рота, без гимнастерок, выстраивалась в две шеренги. Старшина командовал: — «Приготовится к осмотру по форме 20!» Стоящие в строю, снимали нижние рубашки до рукавов и выворачивали их наизнанку. Старшина проходил вдоль строя и , бойцов, у которых обнаруживалась на рубашке живность, отправляли в санпропускник.

Надо сказать, что у меня живность находили крайне редко не потому, что чистюля, Вши любят жирную кожу, а у меня она не просто сухая , а сверхсухая до сих пор. Это была одна из причин раннего облысения.

Наш эшелон шел через Пензу.

Все военнослужащие, независимо от того, были они сформированы в команды или ехали одиночками, обязательно должны были пройти санитарную обработку в пензенском санпропускнике, расположенном возле вокзала. Он представлял собой баню, при которой была, так называемая, «жарилка», то есть камера для «прожаривания» (интенсивного прогрева) носильных вещей военных. Пока военные мылись в бане, все их носильные вещи прогревались при очень высокой температуре в этой «жарилке». Когда мы получили, обмундирование и белье, то они были настолько горячими, что пришлось подождать, пока они остынут

Жарилки, вроде пензенской, были во всех гарнизонах и даже при воинских частях. Даже на фронте, в боевых условиях, устраивали такие жарилки. Обычно это была кабина квадратного сечения. Материалом для жарилки служили жерди. Кабину обертывали брезентом.. В верхней части на жердях развешивалось обмундирование и белье. Внизу горел костер.

Комендант пензенского санпропускника лично проверял всех поименно (по списку) и двигаться дальше, без этой гигиенической обработки, было невозможно Войска шли сплошным потоком и, санпропускник работал круглые сутки.

Через Пензу ехала команда женщин, медичек, 6 человек. Им не выдавали билеты на дальнейший проезд без справки из санпропускника. Освободить баню для их санобработки было невозможно. Это вызвало бы пробку на железной дороге. Положение усугублялось тем, что опоздание в свою часть более, чем на 24 часа, , рассматривалось, как дезертирство. За это в военное время полагался расстрел. Чтобы не подводить этих женщин под трибунал, комендант разрешил им помыться в бане вместе с мужчинами в трусиках и лифчиках.

Мылись эти девушки вместе с нашей ротой, Они заняли две скамейки в уголке и большую часть времени мыли головы. Потом бойцы между собой говорили, что нельзя тратить столько времени на мытье головы. Все пришли к выводу, что лучше ходить стрижеными под машинку.