Тайна королевы - Зевако Мишель - Страница 12

Итак, она вместе с несколькими десятками парижан устремилась навстречу юному монарху и молча проследовала мимо Одэ де Вальвера, притворившись, что не замечает его. Наш же робкий влюбленный все-таки отважился снять шляпу и изящно и почтительно приветствовать девушку. Чтобы не показаться невежливой, красавица удостоила его небрежного кивка головы. Но не более. Как только она миновала своего незадачливого поклонника, на ее лице вновь появилось уже виденное нами враждебное выражение.

Одэ де Вальвер снова ничего не заметил. И это было к лучшему, ибо такое отношение наверняка глубоко огорчило бы его. Разумеется, он снова отправился вслед за прелестной цветочницей.

Пройдя всего несколько десятков метров, Мюгетта остановилась неподалеку от позорного столба и новенькой виселицы, сооруженной здесь по приказу Кончини. Устроившись в первом ряду, она намеревалась как следует разглядеть юного короля. Идущий за ней по пятам Вальвер тоже занял наблюдательный пост возле мрачного сооружения: он же, в свою очередь, намеревался как следует полюбоваться дамой своего сердца. И оба вместе с толпой восторженных парижан принялись ожидать появления короля.

Но мы не станем ждать, когда появится король, а сами отправимся ему навстречу.

Сегодня утром король, как обычно, отправился на соколиную охоту и теперь не спеша возвращался домой. В тот момент, когда Стокко по приказу Леоноры Галигаи привлек внимание горожан к королевскому кортежу, Его Величество шагом въезжал в ворота Сент-Оноре.

Людовику XIII еще не исполнилось четырнадцати лет. Охотничий костюм подчеркивал хрупкость его юношеской фигуры. Он состоял из шляпы, украшенной длинным белым пером, темно — зеленого бархатного камзола, таких же штанов, светлого кожаного пояса, на котором висел охотничий кинжал, черных кожаных сапог, чьи голенища доходили до самых бедер, и тонких замшевых перчаток, закрывавших по локоть рукава камзола; в руке король держал хлыст.

Справа от короля ехал мужчина лет тридцати — высокий, с горделивой осанкой. Это был Шарль д'Альбер, королевский «учитель соколиной охоты». Унаследовав небольшое поместье на берегу Роны, он присоединил к своему имени его название и теперь звался Альбером де Люинь.

Слева от короля ехал изысканно одетый молодой человек: маркиз де Монпуйан — один из сыновей маркиза де Ла Форс.

Д'Альбер и Монпуйан постоянно оспаривали благорасположение монарха и весьма ревниво относились друг к другу. Однако это не мешало им с милой улыбкой клясться во взаимной вечной дружбе. Впрочем, оба прекрасно знали цену этим клятвам. Добавим,, что в ту минуту преимущество было на стороне Люиня, а его соперник, умело скрывая клокочущий в душе гнев, расточал ему самые очаровательные улыбки.

Следом за тремя благородными всадниками на небольшом расстоянии ехали пажи и слуги, составлявшие немногочисленную королевскую свиту. Как видите, маленький кортеж отнюдь не отличался пышностью. Такая свита более пристала небогатому сеньору средней руки, нежели королю Франции.

Маленький отряд медленно ехал по улице Сент-Оноре, и расступавшиеся прохожие радостно приветствовали его. Король рассеянно слушал болтовню де Люиня, вознамерившегося прочесть ему лекцию об искусстве дрессировки охотничьих птиц — искусстве, в котором — отдадим ему должное — ему не было равных. Но сегодня король был невнимательным слушателем: он мечтал. О чем мог мечтать этот четырнадцатилетний мальчик? Только он один мог бы ответить на этот вопрос, однако он молчал.

Люинь прекрасно понимал, что король не слушает его. Однако для него это не имело никакого значения, и он продолжал рассказывать, не обращая внимания на настроение своего высокородного ученика. Тем более что и сам он не слышал того, что говорил. Он знал наизусть основы своей науки и, словно попугай, излагал их, унесясь мыслями куда-то очень далеко. Впрочем, он не настолько погрузился в размышления, чтобы не замечать ничего вокруг. Напротив, он весьма внимательно наблюдал за королем и Монпуйаном, а время от времени даже оглядывался по сторонам.

Именно он своим зорким глазом первым заметил толпу, взявшую в кольцо Кончини и его гвардию. Именно до его чуткого слуха долетели грозные выкрики парижан. Люинь привстал в стременах, чтобы лучше разобраться в происходящем, и прислушался. Кровожадная улыбка заиграла у него на губах, в глазах зажглись недобрые огоньки, и он, забыв об этикете, закричал прямо в ухо королю:

— Глядите, сир, глядите же… Там, впереди, шумит ваш народ. Надеюсь, что наставники уже успели сообщить вам, что глас народа — глас Божий. Так прислушайтесь же, сир, к гласу Господню!

Король и Монпуйаном посмотрели туда, куда указывал Люинь. Выкрики толпы зазвучали совершенно отчетливо:

— Смерть Кончини!.. В воду проходимца!..

Король побледнел и принялся кусать губы. Глаза его заблестели, он силился рассмотреть, что же происходит там, впереди. Люинь вперил в него горящий взор, в котором читалось страстное желание получить, наконец, приказ убить ненавистного фаворита королевы. Но юный король молчал; затем он отвел глаза и принял свой прежний отсутствующий вид.

Люинь раздраженно пожал плечами и проворчал:

— Тогда давайте пустим коней в галоп. Может быть, мы еще подоспеем вовремя и узнаем, что там произошло.

Несколько мгновений король колебался, но потом любопытство пересилило, и он, ни слова не говоря, дал шпоры своему коню. Всадники понеслись по улице Сент-Оноре. Однако маленькая кавалькада мчалась недолго, ибо непредвиденное несчастье прервало ее бег: внезапно конь короля споткнулся о какое-то препятствие и упал на колени.

Король был превосходным наездником, но он не ожидал столь резкой остановки. Не удержавшись в седле, он потерял стремена и перелетел через голову лошади.

Драма разыгралась как раз возле позорного столба. Король должен был вот-вот упасть на кирпичный фундамент сего мрачного сооружения. У растерявшихся парижан вырвался пронзительный крик отчаяния: еще секунда — и их король разобьется о камни! Этот жуткий миг показался всем вечностью.

Но вдруг толпа взорвалась радостными воплями. В третий раз за это утро раздался восторженный крик:

— Да здравствует юнец!

Что же произошло, почему горе парижан сменилось бурным ликованием? Дело было в следующем.

Конь короля споткнулся в нескольких шагах от позорного столба, а случаю было угодно, чтобы Одэ де Вальвер устроил свой наблюдательный пункт как раз возле этого места. Как и все вокруг, молодой человек понял, что сейчас король упадет в двух шагах от него и разобьется о кирпичную кладку позорного столба. Недолго думая, он рванулся вперед, одним прыжком оказался там, где должен был приземлиться король, и протянул вперед руки.

Спустя долю секунды Людовик XIII очутился в его объятиях.

Удар был очень силен, так что Вальвер зашатался, как молодой дуб под порывом ураганного ветра. Однако же он не только сам удержался на ногах, но и не выронил свою драгоценную ношу. Что касается Людовика, то он был не столько напуган, сколько удивлен, ибо за краткие мгновения своего вынужденного путешествия по воздуху уже свыкся с мыслью, что ничто не сможет его спасти… Обретя, наконец, равновесие, де Вальвер осторожно опустил юного монарха на землю.

Какое-то время растерявшийся король приходил в себя и даже, позабыв об этикете, стоял без шляпы. Вдруг рядом с ним раздался взволнованный голос:

— Надеюсь, вы не ушиблись?

Король тотчас же уловил, что слова эти шли от чистого сердца, и, не обращая внимание на очередное нарушение этикета, ответил:

— Нет, черт побери! Скорее, это я должен задать вам такой вопрос. Я же со всего размаху свалился к вам на руки.

В голосе Людовика звучало искреннее восхищение своим спасителем.

— Я жив-здоров, — ответил Вальвер.

И звонко рассмеявшись, добавил:

— Слава Богу, все обошлось!

— К великому счастью для меня, — улыбнулся в ответ король.

Вот почему в третий раз за утро добрые парижане прокричали «ура» отважному юноше. Этот крик отрезвил Вальвера: он наконец вспомнил, что рядом с ним стоит Его Величество, и, радостно взмахнув шляпой, во всю силу своих легких прокричал: