Нострадамус - Зевако Мишель - Страница 11

— Эта колдунья… — начал он шепотом.

— Ну? В чем дело? Говори же! Эта колдунья?

— Она моя мать!

— Твоя мать! — хрипло повторил за ним Роншероль, и несчастному юноше показалось, будто он слышит в голосе друга жалость и сочувствие.

— Да… Моя матушка! — горестно повторил он и, рыдая, бросился в раскрытые ему навстречу объятия барона де Роншероля.

А барон, крепко прижимая его к себе и шепча слова утешения, думал:

«Он у меня в руках! Ему конец! Это была его мать! Господи помилуй! Я же это подозревал… Ай-ай-ай! Он у меня в руках! Сын колдуньи задумал жениться на дочери Круамара! Вот это да!»

Как ни странно, Рено довольно быстро удалось взять себя в руки, подавить волнение, и его так называемым «братьям» почудилось, будто он обладает какой-то загадочной таинственной силой воздействия на собственные чувства.

— Друзья мои! — абсолютно спокойным голосом сказал он. — Известия, которые я только что получил, вынуждают меня нынешней же ночью покинуть Париж. Роншероль, ты найдешь для меня хорошую лошадь. А у тебя, Сент-Андре, при дворе большие связи. Ты поможешь мне получить пропуск через Адовы воротаnote 5.

— Нет ничего проще! — отозвался Сент-Андре.

— Пропуск понадобится мне к часу ночи.

— Отлично, дорогой друг. Но как же твоя свадьба? Ты отложишь венчание до времени, когда вернешься в Париж?

— Нет, — ответил Рено решительно и непреклонно. — Вы познакомитесь с моей нареченной сегодня, вместо того чтобы познакомиться завтра. В Сен-Жер-мен-л'Оссерруа через час после полуночи начинается месса. Вот во время этой мессы мы и обвенчаемся с Мари. Вы же придете туда, братья мои?

— Конечно! — обрадовался Сент-Андре. — Значит, увидимся в половине первого?

— Значит, в Сен-Жермен-л'Оссерруа, — уточнил Роншероль. — Но лучше мы там будем к полуночи.

— Прекрасно, — сказал Рено. — Так действительно лучше. Встречаемся в полночь. У меня хватит времени представить вас моей невесте.

Молодые люди вышли все вместе из дома Рено и разошлись по сторонам. Рено побежал к священнику, который должен был служить мессу, Роншероль и Сент-Андре отправились заниматься своими делами.

В этот момент было около десяти часов вечера.

— Давай-ка зайдем сюда, — предложил Роншероль спутнику, указывая на еще открытый в этот поздний час кабачок. Они зашли, уселись за столик, к ним приблизился слуга с хитроватой физиономией.

— Бутылку испанского вина, — потребовал Роншероль. — Перья. Бумагу. Чернила. Воск.

Сообщники обменялись взглядами, честно говоря, они побаивались друг друга.

— Ну, наконец-то! — вздохнул Сент-Андре, и вздох этот мог бы показаться стороннему наблюдателю мучительным, настолько теснила грудь мерзавца нечаянно выпавшая на его долю радость.

— Неплохо получилось, да? На этот раз — он пропал! То, что мы тщетно пытались узнать целую неделю, он сам преподнес нам на блюдечке!

— Да. И Его Высочеству дофину не на что будет пожаловаться сегодня ночью…

Роншероль склонился к уху Сент-Андре и прошептал:

— Но для этого нужно, чтобы бракосочетание не состоялось.

— Ба! — отмахнулся тот. — Какое имеет значение это венчание, если сразу после него новобрачный отправится по своим делам?

— Это было бы верно, если бы мы имели дело с какой-нибудь другой девушкой, не с Мари де Круамар. Послушай, может быть, и даже наверное, она уступила бы принцу, останься она незамужней. Но обвенчавшись! Она же при этом поклянется в верности мужу перед Богом, и хоть ты ее убивай, но она эту клятву не нарушит, понимаешь?

— Мда… — промычал вместо ответа Сент-Андре.

Тем временем слуга принес то, что от него требовалось, и теперь раскладывал и расставлял все эти предметы на столе.

— Черт побери! Так что же нам теперь делать? — взволнованно спросил граф, едва слуга отошел. — Нет никакого средства помешать этой свадьбе, если только, — добавил он едва слышно, — не вернуться к моей первой мысли и не прирезать парня!

Роншероль пожал плечами и улыбнулся. От этой улыбки его собутыльника бросило в дрожь.

— Я знаю средство, — буркнул Роншероль с налитыми кровью глазами. — И оно будет получше твоего кинжала!

— Ей-богу, я начинаю тебя бояться!

— Между тем это совсем не страшно и очень просто. Гляди!

И Роншероль принялся быстро писать. Когда он закончил, то подсунул листок бумаги Сент-Андре, который, прочитав написанное, крепко выругался и воскликнул:

— Вот это да! Просто чудо! Ты свое дело знаешь! Не иначе, далеко пойдешь!

— Я на это и рассчитываю! — усмехнулся Роншероль, складывая листок бумаги вчетверо и прикладывая к воску свой перстень с печаткой без герба.

Вот что написал Роншероль:

«Господин Рено!

Девушку, на которой вы собираетесь жениться, зовут

МАРИ ДЕ КРУАМАР».

— Жерве! — крикнул Роншероль. Подбежал слуга.

— Жерве, хочешь заработать десять золотых экю за пустяковую работу?

— О, господин барон! — пробормотал слуга, явно оглушенный такой огромной суммой.

— Так ты хочешь их заработать, негодяй, или не хочешь? — загремел Сент-Андре, изнемогая от нетерпения.

— Да я бы ради таких денег, не задумываясь, в огонь бросился!

— Отлично, — сказал Роншероль. — Возьми это письмо. Приходи в половине первого ночи в Сен-Жер-мен-л'Оссерруа. Там передашь его молодому человеку, с которым я буду беседовать у входа в храм. И получишь свои десять экю. Да, что еще важно: молодого человека зовут господином Рено. А теперь — держи и помни: я распотрошу тебя, если забудешь сделать так, как я сказал!

За несколько минут до полуночи Роншероль и Сент-Андре подошли ко входу в церковь. Они дрожали. Они смеялись.

В этот момент в десяти шагах от них возникли две тесно прижавшиеся одна к другой тени: это Рено, обнимая подругу за талию и поддерживая ее своей мужественной рукой, вел Мари к алтарю.

Она пришла!

Нет, не бракосочетание оказалось ни к чему, оказалась ни к чему жертва, которую она принесла во имя любви! Ей пришлось все-таки идти в храм! Она тщетно пыталась воспротивиться железной воле жениха.

И она пришла, она сейчас пойдет под венец с человеком, которого любит больше своей жизни, больше своей души, да, она идет на этот брак по любви, любви чистой, любви вечной, но идет так, как спускались в ад осужденные на вечную погибель из легенд и мифов о мятежном ангеле, восставшем против Бога…

Рено увидел Сент-Андре и Роншероля и бросился к ним со словами признательности, не скрывая радости. Пылко пожимая им руки, он спросил:

— А что с пропуском?

— Вот он, — ответил Сент-Андре, протягивая ему сложенный листок бумаги, который Рено немедленно спрятал в карман своего камзола.

— А лошадь? — снова спросил он.

— Привязана к решетке ограды и ждет тебя там. Сможешь вскочить в седло, едва отойдя от алтаря.

— Отлично. Пойдемте.

— Куда? Еще слишком рано! — забеспокоился Роншероль, с нетерпением ожидавший появления Жерве. — Только пробило двенадцать, а месса начнется в час.

— Нет, месса начинается в полночь, — просто сказал Рено. — Я добился этого, чтобы выиграть час времени.

Сент-Андре, стоявший в тени, кусал кулаки, чтобы не закричать от досады. Роншероль застыл на месте как громом пораженный.

— Дорогие мои друзья, — продолжал между тем Рено, чей голос дрожал от избытка чувств, от избытка нежности к любимым им людям. — Братья мои, вот перед вами Мари — та, которую я обожаю, та, которая через несколько минут станет моей женой. Мари, эти господа — мои самые близкие друзья, самые дорогие мне люди на свете после отца и тебя. Это граф Жак д'Альбон де Сент-Андре, а это — барон Гаэтан де Роншероль…