Autobahn nach Poznan - Земянский Анджей - Страница 12

Барыла добродушно осклабился.

– Это всего лишь кнут, – повторил он уже звучавшую фразу. – А теперь пряничек, дорогая моя наполовину полька, можно сказать, сестренка. – Он открыл ящик стола и вынул оттуда пачку пожелтевших бумаг. – Это список содержимого того самого контейнера, который мне привезли из Берлина. – Его толстый палец перемещался по строчкам. – Ну вот, пожалуйста... Медицинский компьютер со всем оснащением. Чудная технология прошлого века. И что, Зюзя? Как только мы попадаем во времена без шенов, мы тут же сможем тебя вылечить. Вместо шестого класса чистоты уже через пять-десять минут ты будешь иметь первый. И сможешь родить себе чудного ребеночка. Чудную мини-Шоколадку.

– Нет. У меня отключили функции яичников. Всего лишь одним уколом.

– Слушай, Зузя, не за„бывай меня. В то время, когда шенов уже не будет, когда все это ваше дерьмо начнет работать, мы сможем вылечить тебя за пять минут. – Генерал показал на упаковочный лист содержимого контейнера. – Подумай... Ты сможешь иметь ребенка. Две, три штуки, даже десяток, если выдержишь. Будешь жить среди деревьев. В мире без всяческих климатических перемен, без мутантов, богатая и здоровая... Подумай, Зузя. С нашими людьми ты станешь настоящим полковником. Будешь участвовать в завоевании власти над миром. Опять же, дети... Знаешь, как это здорово, когда женщина кормит грудью такого вот короеда? Ведь не знаешь, – искушал он, – хотя тысячи раз представляла это, валяясь без сна в своей камере в Ленгли, правда? Вагнер мог бы кое-чего об этом порассказать, но ведь он мужчина и женщин не понимает. Тогда спроси у его жены. Спроси ее, здорово ли провожать пацана в детский сад? И приятно ли устраивать шашлык в саду? Лучше ли сделаться богатой, властной и ни о чем не думать, или же только и уметь, как только собирать и разбирать автомат с завязанными глазами? Ты подумай об этом, Зузя. И подумай еще над тем, что тебе дали эти твои дорогие Штаты. Перед этим тебя кастрировали, а когда запустят машину времени, ты попросту исчезнешь. Не будет войны, не будет шенов, но не будет и тебя, дорогая моя, чудная Сью Кристи-Андерсон. Ты попросту не появишься в том свете. А из этого исчезнешь. Как, впрочем, и весь этот мир.

Барыла щелкнул пальцами. Адъютант раздвинул стенку, показывая клетку с парой мутантов.

– Выбирай, дорогуша, – шепнул генерал. – Или они, – указал он пальцем на деформированные рожи своих спецов по допросам, – или я. А еще богатство, власть, беременное пузцо, любящий муж; еда, о которой ты и понятия не имела до сих пор; первый класс чистоты, деревья вокруг, чудесный климат... Думай, котик. Размышляй!

Негритянка расплакалась. Вагнер отвел глаза. Барыла же, наоборот, увлеченно приглядывался к женщине.

– Мне нужно в туалет, – шепнула Сью.

– Писай в кресло... Я тебя никуда не выпущу.

– Но мне надо!

– Пока не скажешь, никаких дел.

– Боже...

– Так как? – Генерал наполнил рюмку и поставил перед американкой подносик с бутербродами и русской икрой. – Надумала?

Негритянка заревела во весь голос. Слезы стекали у нее по подбородку. Барыла выложил перед ней фотографии собственных детей, подсовывая одну за другой, под самые глаза...

– Семнадцатого октября! – неожиданно взвизгнула негритянка! – Семнадцатого октября!!! – завыла она так, что можно было опасаться за сохранность ее голосовых связок.

Барыла расхохотался.

– С е м н а д ц а т о г о октября... – повторил он. – Чувство юмора у ваших инженеров, что ни говори, имеется. – Он поглядел на мутантов, чтобы узнать, говорит ли женщина правду. Оба кивнули.

Барыла сделал знак адъютанту.

– Застрели их, – указал он на мутантов в клетке. – Они нам уже не пригодятся.

Потом он повернулся к Вагнеру.

– Займешься Зузей, – зевая, отдал приказ. – Она едет с нами. Позаботься, озолоти, сейчас отведи в сортир. Шестнадцатого октября сбор на Грюнвальдской площади. Хочу там видеть весь твой отряд, жену, пацана, и что ты там желаешь забрать в путь сквозь тысячелетия... Господа, – глянул он на Вагнера и Зорга, – на сегодня это все. До свидания.

Они вышли на подкашивающихся ногах, услыхав лишь два выстрела из пистолетов генеральского адъютанта.

Шестнадцатого октября все уже было готово. Весь отряд наемников, люди, гепарды, птицы, коты и тигры тихонечко сидели в транспортерах, поставленных на Грюнвальдской площади. В радиусе действия излучателей Вогта располагалось еще шестьдесят грузовиков Барылы. Аня Вагнер болтала с американкой, но по ней было видно, что она волнуется. На ней была куцая футболочка, шорты и рюкзак, в котором она вырезала дырки, чтобы сидящий в нем мальчишка мог вытянуть ноги. На шею себе она повесила автомат. Лицо, разрисованное цветами камуфляжа пустыни, носило признаки старательного макияжа – реснички, бровки, румянец на щечках, помадочка с блеском... Она была готова к любым неожиданностям: к войне в условиях пустыни и к балу у царя Навуходоносора одновременно. Ее служанка выглядела намного лучше. У нее было уже два рюкзака – один висел сзади, а второй спереди. Но, судя по тому, как легко она двигалась, в рюкзаках располагались исключительно тряпки хозяйки. На плечах служанки висели два автомата Хеклера и Коха, в кобуре на бедре размещался Смит-энд-Вессон сорок пятого калибра. Помимо этого у нее имелся стилет, саперный нож, лопатка, огромный пробковый шлем и чарчаф камуфляжной раскраски. Вся семейка выглядела стадом идиотов. Но следовало учесть, что другие выглядели не лучше. У Марты имелся граммофон с заводной ручкой и гигантским раструбом, у Долгорукова же – три его арабские любовницы, упакованные в товарном люке бронированного транспортера.

Барыла, правда, не обращал на все это внимания. Он подковылял на своих коротеньких ножках, очень вежливо, с врожденной куртуазностью поздравляя Анку.

– Андрюша, – заговорил он, глядя при этом так, что любой, знавший подобный взгляд, уделывался от страха. – Знаешь, почему для этого похода я выбрал именно тебя? Поскольку ты самый служивый офицер Твердыни Вроцлав. Так что не подведи меня, сволочь! В противном случае, ты знаешь...

Вагнер отдал честь и тут же заорал, чуть ли не рвя собственные голосовые связки:

– Иван! Хайни! Зорг! Схватить военнослужащих за сраки и так и держать!!! Чтобы никакая зараза и моргнуть не смогла, как только не по уставу...

Лейтенанты заорали на своих подчиненных. Войско польское, самым тщательнейшим образом отобранная рота, состоящая из людей со славянской внешностью, то есть, одни только блондины и блондинки с голубыми глазами, было перепугано наемниками уже с самого начала. Они ведь и на самом деле знали службу исключительно в почетных караулах... Парни и девушки с пшеничного цвета волосами отшатывались только лишь при виде Вагнера, Зорг же доводил их до кататонии. Лейтенант же, злой как тысяча чертей, потому что уже успел заработать два пинка в зад от своего майора, метался среди солдат, только и выискивая оказии заставить кого-нибудь проползти по площади, туда и назад, раз, эдак, шестьсот. У сержантов через четверть часа на губах была пена от постоянных воплей. Ефрейторы молились о том, что только бы дожить до утра. Простые солдаты прощались с жизнью. Животные попросту пытались как-то спрятаться в самых темных уголках своих транспортеров. Хайни бегал со снятым с предохранителя парабеллумом, Иван вышагивал со своим кожаным бичом... Вагнер орал на них при каждой возможности, поэтому сами они становились все более опасными. Роте почетного караула казалось, что уже наступил день Страшного суда.

Барыла добродушно успокаивал насмерть перепуганных солдат, затем подошел к Вагнеру.

– А здорово ты их дрессируешь. – Он усмехнулся на все тридцать два. – Мне твой стиль работы нравится...

Он глянул на последние лучи солнца, отблескивающие на покрывавшем весь город фуллеровском куполе. Его адъютант разложил на гусенице ближайшего транспортера вышитую вручную салфетку, поставил на нее две хрустальные рюмки и наполнил их из бутылки, обмотанной в белоснежную ткань. Рядом с рюмками он выставил блюдца с паприкой, фаршированным луком, маринованными грибочками и небольшой котелок с сосисками.