Вальпургиева ночь - Завозова Анастасия Михайловна - Страница 12

Я проснулась от воплей Полинки. Подруга, по своему обыкновению, в выражениях не стеснялась, и слышно ее было на всю улицу. С трудом оторвав голову от наволочки в розовых слониках, я глянула в окно. А, новые соседи таки приехали! Все как обычно — денег нет, грузчики с претензиями…

Розовые слоники оказались притягательней возможности поглазеть на новых соседей, поэтому я опять уснула и проснулась уже от традиционной семейной свары. Все перекрывало прокуренное контральто тетки Розы:

— Папа! Ты меня слышишь?! Переверни телефонную трубку!.. Что, сделать громкость поменьше? Папа, это же я, Роза!.. Папа, ты принял микстуру, которую тебе прислала Ида?.. Из каких лягушек? Папа, мы не варим ничего из лягушек!.. Что? Тиной, говоришь, пахнет? А ты не нюхай, ты лечись!.. Нет, пап, «Виагры» от твоей подагры еще не придумали!.. Что? Мама здесь! Нет, не с любовником, а с нами!!! Папа, в твои-то годы!!!

На заднем плане взволнованно частила тетка Ида:

— Приезжаю я на этот вокзал! Мама моя, что это за вокзал! Это похоже на дворик перед семипендюринским роддомом, где я чудом родила моих девочек. Все орут, и водкой несет! И что я вижу по прибытии в родной город — злобную рожу моей сестрицы! А где банальная сестринская любовь, где цветы и конфеты? Я тебя спрашиваю, Иоанна!

— Ах, цветы! — вопила мамуля. — Ах, сестринская любовь! А что это за телеграмму я от тебя получаю: «Буду 30-го, очень после обеда!» Я торчала там с двух до шести, пока не поняла, что так ты зашифровала слово «ужин»!

В коридоре рядом с моей комнатой послышался грохот. Так, похоже, бабуля Дара мчится спасать ситуацию. Так и есть…

— МОЛЧАТЬ! Розка! Перестань басить — от низких частот у меня уши закладывает… Витольд! Будь мужчиной — выпей валерьянки и перезвони через полчаса! Иоанна! Можешь продолжать визжать — до сестры тебе все равно далеко, а вот с красным цветом лица надо срочно что-то делать… Ираида! Мне абсолютно все равно, что ты как филолог умеешь считать только до четырех, но если уж дело дошло до телеграммы, впредь проси своего мужа ее составить — должны же программисты уметь считать!

Тетя Ида робко возразила, что программисты умеют считать только в двоичной системе.

— Тогда пусть осваивает калькулятор! — отрезала бабуля.

Я решила, что пора и мне вмешаться, иначе нам не избежать очередного выяснения отношений. Бабуляне очень жаловала своего третьего зятя, дядю Игоря. «Чтоэто такое? — ворчала она. — Не чесан, не мыт, мозоль на заднице, рожа как монитор— одни циферки бегают! Он тебя хоть раз в кино сводил?.. Что это еще за ди-ви-ди — не сметь выражаться при матери, как не стыдно! Розка хоть по— русски матерится… » Напрасно пыталась тетя Идаобъяснить бабуле, что если в семье есть филолог, то кто-то должен зарабатывать деньги, поэтому пропраммист не самая плохая профессия… Бабуля стояла насмерть.

— Здравствуй, бу-уся! — Я изящно возникла в дверном проеме, одной рукой пытаясь пригладить кудри, после сна торчавшие в разные стороны.

Но нет, имидж романтической героини, этакой павой выплывающей на сцену со сладкой улыбкой на личике, явно писался не для меня. У самого порога на детском креслице, самозабвенно уписывая бутерброд с остатками селедки, скорчилась Хрюшка, а у ее ног, то есть на самом пороге, распластался Жупик, немигающим взглядом глядя на эту самую селедку. (Вообще-то селедку ему давать нельзя, как и много чего другого, но после того, как Жупик переварил кусок обоев, мамуля махнула рукой на его диету…)

Так вот, Хрюшку я заметила, а Жупика в засаде проглядела. Ну и… вляпалась в его измазанные, кажется сгущенкой, брыли. Жупик не одобрил такого попрания его личности и рванулся вперед, увлекая меня за собой. Падая, я вцепилась в Хрюшку, а той хвататься было не за что, кроме бутерброда, поэтому она на всякий случай заорала. К ней присоединился отчасти ликующим гавканьем Жупик — бутерброд-то Хрюшка так и не удержала…

Родня, конечно, всей кучей кинулась нас поднимать, но ничего хорошего из этого не вышло — нас с Хрюшкой чуть было не сделали сиамскими близнецами, а Жупик чуть не распрощался с брылями.

Наконец нас кое-как отодрали друг от друга и всех вместе — от пола. Размазывая по уже основательно выпачканным щекам подсолнечное масло и укроп, Хрюшка некоторое время размышляла, стоит ли зареветь, но ограничилась тем, что пропыхтела:

— Маманя! Мишка оборзела!

— Я нечаянно! — поспешила извиниться я. Ссориться с Хрюшкой не входило в мои планы — уже давно было подмечено, что после любого столкновения с ней личико может запросто расцвести прыщами.

Кажется, Хрюшка была не прочь продолжить разбирательство, но возможность незаметно для перенервничавших родичей вытереть руки о майку оказалась сильнее желания качнуть права. Хрюшка занялась грязными разводами на майке и отвлеклась от моей персоны.

Пока мамуля вертела меня туда-сюда, проверяя, не отбила ли я себе чего-нибудь при падении, родственнички на заднем плане опять забухтели:

— Хрю… Одетта, ну неужели нельзя покушать, на кухне? Ты же не дома…

— На кухне теть Роза надымила…

— Роза, опять?! Подумай хотя бы о своей старой матери! Ты же не дома…

— Идка, не кряхти — ты же не дома!

— Не придирайся к словам!

Решительно, успокаивать моих родственничков все равно что делать козу голодному крокодилу. Тетя Роза ворчит, потому что не может позволить себе срываться на студентах. Тетя Ида пыхтит, потому что не может сорваться на директоре издательства, где она работает. Мать радуется возможности увидеть хоть какую-то реакцию на свое ворчание (потому что папа, слушая ее, превращается в совершенного эстонца)… В общем, предложение Полины немного отвлечься начинало выглядеть все более и более заманчивым. В самом деле, если следующие десять дней мне предстоит провести под постоянный галдеж моих теток…

Я прорвалась к телефону и, бесцеремонно стряхнув дедулю Витольда с провода (кажется, он обещал пристрелить бабулиного любовника из трофейной берданки, купленной им по случаю у тетки, торговавшей на рынке солеными огурцами), позвонила Полли, тем самым еще больше испортив себе каникулы. Знала бы, во что я ввязываюсь, лучше бы сто двадцать раз выслушала воспоминания дедули о его сватовстве к бабуле (как он ползал к ней огородами, помял заветные помидорчики будущей тещи, а та пригрозила вытянуть ему уши бантиком и завязать на макушке…).