Нить надежды - Завацкая Яна - Страница 30

Я сразу села в угол, чтобы не смущать присутствующих своим видом. Верх у нашего грузовика был сделан из плетеной сетки, и я имела удовольствие обозревать окрестности… Впрочем, не только удовольствие. Я постаралась запомнить расположение полей космопорта, ворот, пронаблюдала процесс выпуска нашей машины из порта (охранник потребовал у водителя какой-то пропуск и что-то в нем отметил), ну и дальше я смотрела на дороги, рощи и здания, стараясь запомнить каждую мелочь.

Вполне может пригодиться.

…Прошел всего месяц, а мне уже осточертело. Все. Причем остальным куда легче – они регулярно, раз в сутки принимают сэнтак. А я так же регулярно демонстративно сую выданную мне таблетку в рот, а потом незаметно вынимаю ее и втихаря топлю в туалете. Здесь даже унитазов нет – страшно вонючая яма, над ней деревянный ящик с дыркой. Честно говоря, первые дни я никак не могла решиться на этот подвиг, и справляла свои потребности просто за хижиной.

Впрочем, наркоманам тоже не позавидуешь. С утра они еще бодро выходят на работу. Но к полудню уже почти у всех начинается абстиненция, все злые, у всех какие-нибудь боли, к вечеру все достигает апогея, и вот тут им выдают таблетки, на какой-то час они становятся тупыми и счастливыми, и быстро засыпают. Жизнь – хреновее не придумаешь, однако ни у кого не возникает и мысли как-то ее изменить – удрать там или бунт устроить. Хоть ханкеры (тут так называют надсмотрщиков и охранников) и помахивают плеточками для понта, всерьез никого не бьют. Все живут ради вечерней дозы, и ради нее готовы на все. Худшее наказание – дозу не выдают и запирают провинившегося в «штрафном сарае» (иначе он все разнесет ночью). Так что спасибо Ильту, я хоть от этих кошмаров избавлена.

Но им есть ради чего жить. А я вот эту цель жизни постепенно теряю. Все дни – в молочно-сером тумане. Глаза у всех больные, пьяные, зрачки расширенные. Ни с кем не поговоришь нормально. Работа мерзкая, говорят, здесь она различается по сезонам, вот сейчас мы должны обрывать высохшие нижние листья сэнтака. Действительно, автоматизировать сложно такую работу, это ж надо точно оценивать степень высыхания листа, да и подлезть под заросли живых листьев не так-то просто. Они еще и с шипами между прочим. Только сейчас я научилась как-то избегать шипов, и руки стали подживать, а поначалу все ходят расцарапанные.

Работа механическая, тупая, внаклонку, а солнце жарит невыносимо, голова начинает кружиться, но кого это волнует? Тут есть люди и послабее. Вон рядом со мной Кими, девочка со странной совершенно черной кожей, с какой это она планеты – Адоне ведает… Очень слабенькая, по-видимому, давно подсела на сэнтак. На нем ведь дольше пяти-семи лет и не живут. Аригайрту, видимо, это и выгодно, ему что, он новых рабов наберет. Кими всего лет пятнадцать на вид. Сейчас она уже шатается. Она раздета сверху, только грудь замотана серой тряпкой – ей-то хорошо, черная кожа, видимо, совсем не боится солнца.

Хорошо… да уж. Говорят, если упадешь – увезут в «больницу». А оттуда никто не возвращается. Там, видимо, главный способ лечения – эвтаназия.

Какая-то тень на меня упала. Я подняла глаза. Ханкер, сволочь… Стоит и хлыстиком своим поигрывает. Не на меня смотрит, что на меня смотреть – я ударник труда, уже на ряд других обгоняю. На Кими. Ждет, что ли, когда она свалится?

Главное – чтобы не заметили, что я не принимаю сэнтак. Все что угодно, лишь бы не заметили. Тупой вид и бессмысленное выражение глаз надо сделать, и руки чтобы двигались медленно… Сволочь хорошо одетая, в кепи с противосолнечным козырьком. За что ж ты нас мучаешь? За зарплату? За жизнь чуть-чуть получше? За ощущение своей крутизны? Я чувствую себя бесконечно униженной, именно потому, что он тут стоит хорошо одетый, сытый, наделенный властью, а я рядом с ним – согнувшись и в дрянных тряпках, едва прикрывающих тело. И жрать хочется, сил нет. И пить тоже. Ладно, это мы перетерпим. Всем хочется. Мне все-таки лучше, чем другим, я хоть терпеть умею.

Пока еще чувствую свое унижение, пока. А что будет, когда я перестану его чувствовать? Привыкну, будто так и надо жить?

Ханкер ушел. Слава Адоне, без тебя, гад, легче. Меньше вони. Я стала работать быстрее. Лучше побыстрее закончить и передохнуть немного.

Сзади раздался глухой звук. Я обернулась. Закусила губу. Кими лежала меж рядами без сознания. Ну все… кранты девчонке. Я осмотрелась по сторонам – никого вроде нет. Ханкер уже на противоположном конце поля, скрылся за холмом. Я подбежала к Кими.

Странно, глаза ее были открыты. Мутный только взгляд, бессмысленный. Но это уж как водится.

– Эй, вставай, – я потрясла ее за плечи. А чем еще ей помочь? – убьют ведь тебя, вставай.

– За…чем…– выговорили толстые губы Кими. Вот дура!

– Вставай… ну хочешь, я воды принесу?

Кими не отвечала. Ну ладно, придется рискнуть. Вроде бы ханкеров не видно. Конечно, может заложить кто-нибудь из рядом работающих, но… ладно, рискнем. Согнувшись, я стала пробираться вдоль ряда. Воды-то можно достать, тут ручей рядом, но это, само собой, запрещено. Ничего, время у меня есть – я на ряд дальше остальных. Пусть пока догоняют. Только бы не увидел никто.

Я пробралась вдоль ряда, осмотрелась – на открытом участке никого нет. Короткой перебежкой преодолела открытку. Нырнула в кусты, к спасительному журчанию ручья. Так, кружки и миски у нас на бедре привязаны, только оставь где-нибудь – сразу сопрут. Я набрала воды, напилась сама. Теперь обратный путь. Ладно, что они мне сделают? Запрут в штрафной сарай… Буду всю ночь орать, как сумасшедшая, изображая ломку. Вот разве что побьют, это, конечно, противно, не хотелось бы. Но тоже не смертельно.

Наконец я вернулась к Кими. Перевела дух – вроде хорошо сбегала, без приключений. Черная девчонка все так же и лежала, без движения. Я приподняла ее голову, дала напиться. Побрызгала на лицо.

Ничего. Никакого даже оживления. Тупой, абсолютно бессмысленный взгляд.

– Кими, вставай! Ты можешь! Давай вставай.

Никакого эффекта. Выходит, я зря рисковала.

– Вставай, сука! Слышишь, вставай, быстро!

Лежит. Ладно, придется рискнуть еще раз. И это уж будет настоящий риск. Но надо доводить дело до конца. Вчера я таблетку не утопила сразу, а положила в карман – возле туалета Дерри паслась, ну я и побоялась.

Я вынула сэнтак из кармана. Показала Кими. В глазах, вроде бы, блеснул огонек интереса.

– Хочешь колесико? Встанешь – дам. А ну, вставай!

Страшное дело, конечно. Если в ее куриных наркоманских мозгах появится хоть один проблеск соображения, если она поймет, что я заныкала колесо – значит, могу обходиться без него, и донесет… дела мои тогда плохи. Но однако Кими зашевелилась, завозилась и примерно минуты через две поднялась на ноги. Я огляделась по сторонам. Ханкер, уже другой, лысый с искусственным глазом, шел к нам, но не знаю, видел он меня или нет. Еще довольно далеко. Я сунула Кими таблетку и одним прыжком вернулась к себе на рядок.

Краем глаза я видела, что Кими заработала довольно-таки шустро. Вот ей, оказывается, чего не хватало. Ну ясно, дозу пора увеличивать. Стареньким и выдавали всегда по две таблетки, в полдень и вечером. Наверное, Кими до этого счастливого рубежа еще не дожила. Глухой кашель донесся с ее стороны. Самый привычный звук. Если бы не наматывались за день, я бы точно не могла уснуть – у нас весь барак кашляет, как сумасшедшие. Даже я иногда специально покашливаю, чтоб не подумали, что я здорова.

Какая-то тень метнулась надо мной, я вовремя успела увернуться от ручищи лысого ханкера, вознамерившейся схватить меня за шкирку. Встала, постаравшись изобразить расслабленный и тупой вид.

– Что ты делала на соседнем ряду? – поинтересовался ханкер и снял с пояса плеть. Я тупо посмотрела на него.

– На соседнем?

– Ну, о чем ты беседовала с этой курицей? – ханкер ткнул рукояткой хлыста в сторону Кими.

– С этой? – повторила я. Самое лучшее – притвориться полной дурой.