Трубка снайпера - Зарубин Сергей Михайлович - Страница 24

«Сапёра послали, — озирался Номоконов. — Начинать али ещё подождать? Может, много фашистов за кустами? Притаились, охраняют».

Немец, уходивший по ложбине, поравнялся с большой сосной и, круто свернув влево, стал карабкаться по склону. Легонько свистнуло над оврагом. Немец взмахнул руками и, рухнув на спину, покатился вниз.

— Как?

Снова свистнула пуля. В грохочущих звуках войны Номоконов уловил далёкий винтовочный выстрел и увидел, что из рук немца, лежавшего на обрыве, выпало оружие. И этот был сражён чьим-то далёким молниеносным ударом. Солдат перевёл винтовку к роднику, но было поздно. Взвизгнула пуля, отскочившая от валуна, со звоном унеслась в вышину. Немец, уползавший за камни, остановился, задёргался, выкатился на открытое место и затих.

Все произошло в считанные секунды. «Кто-то позади наладился, — догадался Номоконов. — Ловко ударил, быстро. Кто? Тагон Санжиев свил гнездо али Дубровин явился? Чего сам оплошал, скажут, струхнул? Так-то так, а однако, моих взял!».

Солдат рассердился. Долго приманивал он фашистов, а только проворонил, навёл на пули другому. Чьи-то линзы бинокля обшаривают сейчас родник, замирают на серых камнях, видят мёртвых фашистов, склонённую берёзку с клоком чёрной шерсти, смеются. Зорко всматривался и Номоконов, переводя бинокль с места на место. Не шевелились ветви кустов, никто не сбегал в овраг, и солдат совсем расстроился. Он поймал себя на мысли, что много говорил в эти дни и плохо слушал других. Лейтенант предупредил на прощанье: нельзя бродить по квадрату, сворачивать. Двести — триста шагов в любую сторону оврага — здесь разрешалось выбрать сидку.

«Однако на чужую делянку вышел, —догадался стрелок. —Али кого на помощь отправил лейтенант? Али для проверки, посмотреть? Так или не так, а боевой явился, грамотный, шибко меткий. Вчерась не было его — ночью сел».

Сложное чувство охватило сердце таёжного человека. Эге-ге… Есть стрелки во взводе! В тайге все больше вплотную подходил к зверю охотник — сутками выслеживал, поближе подкрадывался. А почему? Боялся промахнуться, патрон зря истратить — вечно не хватало припасов. Здесь не повоюешь так — быстро засекут. О разных звуках и шумах толковал лейтенант перед охотой, а он, Номоконов, дремал, на свою старинную сноровку надеялся. Место выбрал неважное, закрытое… А этот— молодцом. Правильно сел, хорошо… Давно увидел фашистов, но подальше их отпустил, издаля, в самый момент ударил! Теперь ищи его — кругом стреляют.

А может, и поторопился человек? Глядишь, к закату солнца большой зверь вышел бы из леса, офицер? Не любит караулить, молодой… Понял таёжную приманку, догадался? На готовое всякий мастак… Но теперь, если ещё кто придёт на хугур посмотреть, не будет жалеть патронов Номоконов, первым ударит, сразу. Оправдается стрелок, покажет себя. Пусть целая орава фашистов выйдет, пусть хоть один из них серой тенью мелькнёт среди деревьев.

Пора обеда миновала, на «немецкую сторону» пошло солнце, а враги не появлялись. Заметил стрелок однажды: вдали, на склоне оврага, ярко блеснуло что-то и исчезло. Стёклышко разбитой бутылки, банка? Разглядеть ничего не удалось, и Номоконов перевёл

бинокль в сторону. Кругом, как обычно, стреляли. Над оврагом, цвикая и посвистывая, изредка проносились пули. Шальные, они осыпали хвою, сбивали ветки, стукались о стволы деревьев. Легонько треснуло над головой. Солдат определил, что прилетевшая откуда-то пуля прошила трухлявый пень, но продолжал наблюдать. Вторая пуля легла точнее. Злая и стремительная, она взбила землю перед маленькой амбразурой, пробила корень, чиркнула по рукаву телогрейки и где-то зарылась. Номоконов вспомнил про осторожного фашиста, поступью рыси уходившего в тумане по направлению к его старой сидке, опустил бинокль, тесно прижался к своему холодному ложу, застыл.