Обыкновенное дело - Залата Федор Дмитриевич - Страница 9

Шофер вдруг резко затормозил, и майор едва не стукнулся головой о стекло.

— Ты что? Уснул? — сердито буркнул Ярута.

— Да вон… доездился, видать, бабник.

Метрах в десяти поперек дороги стоял мотоцикл, возле него мотоциклист и девушка с поднятой вверх рукой. Это в самом деле была Наташа.

Машина еще не успела остановился, как Наташа уже побежала ей навстречу.

— Я вас ищу, товарищ майор. Он здесь!

— Кто он?

— Вилли! Майор Вилли! Я его видела и снова потеряла.

В том, что Либих—Шнейдер где-то поблизости, — Ярута не сомневался. Он и должен быть здесь, но вот то, что его встретила Наташа…

— Вы убеждены? Не обознались?

— Что вы!..

Майор вышел из машины, присветил фонариком. Озябла Наташа, слегка посинела даже.

— Что ж вы так налегке? — спросил он — А ты тоже, гонишь, как сумасшедший, — упрекнул он мотоциклиста.

— Вас догонял, товарищ майор. По номеру узнал. Да я ей не раз говорил, чтоб за мою спину пряталась.

— Садитесь, — открыл Ярута заднюю дверцу машины. — Юрка, где мой плащ? Можешь ехать обратно, — сказал он мотоциклисту.

Наташа с благодарностью закуталась в плащ, забилась в уголок машины, ожидая от майора опросов, но он всю дорогу молчал. Девушка недоумевала, почему Ярута так спокойно, казалось, безразлично отнесся к ее сообщению. А ведь она так спешила! Упросила коменданта срочно отвезти ее к майору, а он… Может быть, тот фашист больше не интересует его?

Приехав к себе, майор приказал дежурному солдату вскипятить чай, и только после этого, пригласив Наташу к себе в кабинет, сказал:

— Я вас слушаю, товарищ Шумилова. Давайте всё подробно.

Волнуясь и запинаясь, она рассказала.

— Вы сердитесь, что я его упустила, товарищ майор? — спросила, глядя на его нахмуренные брови.

— Вы угадали.

— Но что я могла поделать?

— Задержать. Сказать: стой, руки вверх! И ко мне. Вот бы и делу конец.

— Вы шутите…

Ярута рассмеялся.

— Ну, конечно, шучу. А вот и чай. Погрейтесь, Наташа, — пододвинул он девушке чашку. — То, что вы поспешили ко мне, — умно, но вот одеваться всё же надо теплее.

— Слушаюсь, товарищ майор, — шутливо приложила руку к виску Наташа. — Я, в самом деле, изрядно таки продрогла.

Захватив обеими ладонями большую эмалированную чашку, Наташа с наслаждением пила чай. На ее смуглых щеках разгорался румянец. Ярута смотрел на ее полные, без единой морщинки, губы, и она вдруг показалась ему совсем еще ребенком.

— Наташа, сколько вам лет, если это не девичий секрет?

— Лет?.. Старуха уже.

— А всё же?

— Двадцать и один месяц. Какой ужас, товарищ майор! Двадцать лет, — а кто я, что я? По какому праву забрали у меня три года жизни? И каких при года! Это ужасно, этого нельзя простить!

— Ничего, наверстаете, В двадцать лет всё еще впереди. Ваше счастье не уйдет.

Наташа поставила на стол чашку, губы ее дрогнули, глаза стали грустными. Тихо, с болью она сказала:

— Что понимать под счастьем, товарищ майор? Не знаю, может быть, оно и будет, будет, конечно, но уже… с ущербинкой.

Ярута удивленно посмотрел на девушку.

— Что ж так?

Наташа поднялась, и ему показалось, что она едва сдерживает слезы.

— Отвезут меня, товарищ майор?

— Да, конечно. Сейчас распоряжусь.

Ярута объяснил Наташе, как надо себя вести, что делать, если бы ей случилось снова повстречать Вилли, проводил к машине, сам накинул на нее плащ и, прощаясь, невольно задержал ее руку. Рука была маленькая и мягкая.

— Спокойной ночи, Наташа. Я вас скоро навещу. Хорошо?

Машина ушла, а майор стоял посреди двора и думал: что-то гнетет ее. Какой-то надлом… Что?..

Из раздумья майора вывел посыльный лейтенанта Вощина.

Вощин в записке сообщал, что на его объекте ничего существенного не замечено. Вульф под вечер выходил из дому, был в лесу, видимо, делал обход на своем участке. Ни с кем не встречался.

А час спустя Яруте позвонили от полковника Сизова: наши пеленгаторы снова засекли кодированные радиосигналы, на этот раз из квадрата 16–32 (приблизительно, километрах в двух от дома лесника).

По голосу было слышно, что “хозяин” очень недоволен. В заключение он сказал:

— Командование готовится к решительному и, может быть, последнему удару по гитлеровской Германии. Наша задача — обеспечить со своей стороны внезапность этого удара. Вы понимаете, майор, ответственность, лежащую на нас? Глаза и уши противника должны быть ликвидированы прежде, чем наше командование начнет основную перегруппировку сил. Форсируйте дело!

…Под утро большая труппа вражеских самолетов совершила налет на расположенную в тесу танковую часть и склады боеприпасов. Интенсивным огнем зенитчики отогнали врага. Были все основания полагать, что между неизвестными радиосигналами и налетом существует прямая связь.

Сообщение Наташи Шумиловой вызывало в свете всего этого особый интерес. Предположение о том, что Либих извне руководит своими законспирированными рациями, теперь подтверждалось. Но как руководит? Какими путями? Через кого?

Анализируя и сопоставляя факты, майор Ярута пришел к выводу, что Либих несомненно ездил в лес на явку, и явка состоялась. Только почему же Шумилова ничего не заметила? Просмотрела? Наташа видела Либиха только на остановках, а он мог встретиться с нужным человеком в пути. Но в таком случае незачем было ему сидеть и ждать кого-то на поляне.

Внезапно майора осенила догадка, ан даже стукнул пальцем себя по лбу.

“А Вульф? Почему именно в этот день Вульф выходил в лес? Что это — случайное совпадение или… явка? Интересно, был ли лесник на той поляне, где останавливался Либих? Похоже на го, что Вульф и есть связующее звено. Фигура подходящая”.

— Срочно вызвать ко мне Вощина, — распорядился Ярута. — Немедленно. И сейчас же отправьте машину за Шумиловой.

Майор с нетерпением ждал Наташу. И как только она вошла в комнату, он спросил:

— Вы смогли бы указать место, где Вилли собирал хворост? В лесу не заблудитесь?

— Что вы! Я же лесовичка, Николай Степанович! Раз пройду — запомню каждое дерево.

Еле-еле забрезжил рассвет; в лесу было сыро, между бурых стволов сосен еще стлались седые космы тумана; воздух был напоен густым запахом хвои, гнилой листвы и набухающих почек.

Машина остановилась на просеке. Майор велел шоферу возиться около мотора, солдатам петь, “чтоб вся германская земля слышала”, а сам с лейтенантом Вощиным и Наташей отправился разыскивать поляну.

Наташа без труда нашла и показала пенек, на котором вчера Либих выкурил трубку.

— Николай Степанович, — сказан лейтенант, — Вульф тоже приходил на эту поляну.

Майор улыбнулся.

— Что вы говорите? И он тоже, конечно, сидел на этом пне?

— Сидел, — удивленно глядя на Яруту, кивнул лейтенант.

— И перешнуровывал ботинки?

— Откуда вы знаете?

— И тоже курил?

— Курил. Но я вам, кажется, об этом не докладывал?

— Ну, это нетрудно догадаться. Но давайте лучше займемся этим пнем, на котором непременно всякий прохвост считает своим долгом отдохнуть.

Пень стоял на краю небольшой вырубки, метрах в ста от проселочной дороги. Это был громадный обомшелый дубовый пень, вцепившийся в землю корневищами, как паук лапами. На срезе мох был несколько примят — свидетельство того, что на нем недавно кто-то сидел. Ярута внимательно осмотрел печь и пространство вокруг него.

— Как вы думаете, что это? — показал он на втоптанные в наст какие-то черные клочки.

Вощин наклонился, осторожно дотронулся до них.

— Пепел. Бумажный пепел.

— И как по-вашему, что это значит?

Лейтенант пожал плечами.

— Это значит, что кто-то из них сжег бумагу, — сказал майор.

— Но почему обязательно кто-то из них? — возразил Вощин — Мог ведь и кто-нибудь другой?..

— Во-первых, пепел этот еще свежий. Во-вторых, обратите внимание, он не просто брошен, а его старались растоптать Почему бумагу сожгли? Видимо, нельзя было держать ее при себе. Отсюда еще один вывод: бумага была получена только здесь, на месте. Но если они не встречались, то где же ее можно бы то взять? — размышлял майор, присев на корточки, со всех старой осматривая пень.