За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич - Страница 43

Постоянная забота солдата — выжить и победить врага. Ведь мертвые бывают в строю только на перекличках, а бой ведут живые. Но меня заботило еще одно — подготовка и обучение новичков снайперскому искусству. Все живое ведет борьбу за продолжение жизни. И я тоже хотел жить долго, если не физически, то морально. Я верил, что каждый подготовленный мною снайпер сумеет отомстить за меня, оградит других от преждевременной смерти и том самым морально продлит мою жизнь, приблизит общее дело к по бедной развязке. Вот почему все, что было связано со снайперским искусством, полностью завладело моими мыслями и поступками.

В первый же день нашей работы на новом участке, в районе завода «Красный Октябрь», мое внимание привлек снайпер-новичок Горожаев. Среднего роста, голубоглазый солдат. Черты лица крупные, шея короткая, подбородок тяжелый. С виду он казался угрюмым, нелюдимым, замкнутым.

Для этого были свои причины. Горожаев подолгу просиживал со своим напарником на переднем крае, а удачи не было. Более того, сегодня фашистский снайпер послал в него пулю, и только благодаря неточности выстрела новичок остался жив: пуля ударила в каску. Но это было уже серьезное предупреждение молодому снайперу: смотри, пока не поздно, меняй свою тактику или вообще уходи из снайперской команды. Я подсел к Горожаеву, молча развернул перед ним кисет, оторвал от газеты клинышек бумаги, свернул цигарку. Он проделал то же самое. Накурили. Сквозь табачный дым ему было, кажется, легче смотреть на меня: взгляд его голубых глаз потерял свою угрюмость, и он признался:

— Не дается мне снайперское дело. Смотрю в окопный перископ весь день, даже в глазах звездочки появляются, а цели поймать не могу. Автоматом бить проще: дали команду — и строчи, а тут одна морока…

— Не морока, а смекалка и выдержка, поправил я Горожаева.

— Пусть будет так, — нехотя согласился он.

Тут я, не торопясь, разъяснил, что снайпер обязан с первого взгляда определять цель, мгновенно оценивать ее и поражать с первого выстрела. А в конце беседы предложил:

— Завтра с утра приглашаю тебя в напарники.

В четыре часа утра снайперы уже окончили завтрак и стали расходиться по своим участкам. Мне надо было идти с Горожаевым на позицию, что напротив железнодорожных вагонов. Там замаскировались снайперы противника и выводили из строя наших бойцов и командиров. Но сначала я повел своего напарника в блиндаж заместителя командира батальона, старшего лейтенанта Архипа Сухарева, который был ранен именно па том участке.

Вошли в блиндаж. Сухарев лежал на земляных нарах, покрытых черным сукном. Медсестра Клава Свинцова готовила его к перевязке. Дора Шахнович помогала ей, держа в руке флакончик с каким-то лекарством. Старший лейтенант сел, спустил ноги. На губах капли крови, лицо бледное. Его взгляд остановился на мне. Многое было в этом взгляде, в том числе и незаслуженный упрек в наш адрес: дескать, как же это вы, снайперы, не истребили вовремя того стрелка, что послал свою пулю в спину замкомбата. Но я не стал объясняться, оправдываться: мне важно было, чтобы этот взгляд заметил Горожаев. И он заметил, почувствовал, оценил, что такое снайпер в глазах командира!

Молча постояв возле Архипа Сухарева, мы вышли из блиндажа.

В заводском районе шел яростный бой. Не умолкая, строчили в разных концах пулеметы.

— Где засел снайпер, как ты его найдешь в этом пулеметном треске? По каким приметам можно установить, где его гнездо? — спросил я.

Горожаев пожал плечами и тихо ответил:

— А черт его знает…

— Чертям здесь тоже тошно, они ничего не знают. Надо найти очевидца, чтобы рассказал, где и как был ранен Сухарев.

Вскоре удалось встретить солдата, который поведал нам следующее:

— Старший лейтенант вместе с фельдшером Зыковым шел из инструментального цеха в котельную, к пулеметчикам второго батальона. В дверном проеме старший лейтенант качнулся, изо рта хлынула кровь. Я подбежал к нему, хотел помочь. Только наклонился — мне обожгло левое плечо. Мы спрятались за котел. Там Зыков нас перевязал…

— Сколько солдат и офицеров пострадало в этом дверном проеме? — спросил я.

— Сегодня три солдата и вот старший лейтенант, — ответил солдат.

Мне стало ясно, что вход в котельную держит под прицелом какой-то злой, опытный снайпер.

— Теперь мы должны занять позицию там, где гибнут наши товарищи, — сказал я Горожаеву.

Мы пробрались в котельную. Я установил свой перископ на подоконнике разбитого окна. То же сделал мой напарник.

Враг хитер: работает под сильным прикрытием автоматчиков. По моему перископу хлестнула автоматная очередь. Потом вторая. Это фашистский снайпер маскирует свои выстрелы с помощью автоматчиков. Но где он? Вот уже третий час сидим, и все безрезультатно. Горожаев уже ворчит, утверждает, что нет перед нами снайперского поста. Я молчу: пусть сам убедится, что ошибается.

Справа фашистские автоматчики перешли в атаку на мясокомбинат. Бой перекинулся в глубину обороны. Мы по-прежнему лежим в засаде.

Смотрим, прямо против нас из-под колес вагона выскочил гитлеровский автоматчик. За ним второй, третий… десятый. Они скатывались под откос насыпи и терялись за развалинами. Куда они деваются? И вдруг автоматные очереди затрещали почти рядом с нами. Несколько солдат противника кинулись к дверному проему, к окну, за которым сидели мы. Лицо Горожаева напряглось, голубизны в глазах как не бывало… Он азартно начал метать гранаты. Я поливал наступающих огнем из автомата. И немцы, потеряв у стен котельной нескольких автоматчиков, откатились назад.

Снова затишье.

Мы с Горожаевым продолжали выслеживать снайпера. Поле боя опять казалось пустынным. Убитые автоматчики, как подкошенный бурьян, лежали головами в разные стороны. Кто-то кричал, звал на помощь своих, но никто не отзывался. Они теперь никому не нужны. Разве только нам, как «приманка», но вести снайперский огонь по санитарам у меня не поднималась рука.

И тут в котельной появился капитан Василий Ракитянский, инструктор политотдела дивизии, опытный политработник. Он залег у пробоины в стене, вставил в пробоину рупор. Я попросил его выслушать меня и уж тогда начинать свое «вещание».