За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич - Страница 12

— Ого, ничего себе, хоть топор вешай.

Немного постояли, включили фонарик, осмотрелись. Узкий длинный коридор. С правой стороны еще одна дверь. За нею слышны разговоры, стон. Кто там, свои или чужие? Надавили на дверь — не поддается, закрыта изнутри. Реутов припал ухом к замочной скважине, долго слушал. Громкий стук эхом разнесся по подвалу. Откуда-то со стороны раздался грубый прокуренный бас:

— Кто идет?

По голосу я узнал своего флотского товарища. Николай Куропий из первого батальона! Радостно крикнул:

— Коля, открой, это мы с Реутовым!

— Сейчас откроем, — ответил Коля.

Однако дверь по-прежнему оставалась запертой. Саша Реутов опять стал стучать, но никто не отвечал. Кругом было тихо, только время от времени содрогалась земля, как бы напоминая нам, что наверху идет бомбежка, бьет тяжелая артиллерия.

Наконец заскрипел железный засов, и дверь распахнулась. Передо мной стоял полураздетый человек. На лице и на груди пузыри от ожогов. Правая рука висит на косынке, подвязанной в шее. Так выглядел мой флотский друг Коля Куропий, в прошлом бухгалтер колхоза на Полтавщине, шутник и балагур…

Таких было тут человек двадцать. Все они уже получили первую помощь: за ранеными ухаживала медсестра Клава Свинцова с двумя санитарками. Но, конечно, ребят надо было срочно отправлять за Волгу, в медсанбат.

Оказалось, что из этого подвала можно пробраться к Волге еще одним путем — сначала по лабиринтам развалин к индивидуальным домикам, потом спуститься в овраг Долгий, а там до переправы — рукой подать. Этим путем и пришли сюда санитары, когда фашисты занимали цехи завода.

Наверху — фашисты, а в подвале — наши раненые…

— Хорошее соседство — змеи с пташками, — нашел в себе силы повеселить нас Коля Куропий.

Найти бы сюда проход для батальона, вышибить сверху фашистов и выручить раненых…

— Глядите-ка, — позвал меня Реутов.

Смотрю — какая-то квадратная труба. Ширина — метра два с лишним. Высота примерно метр пятьдесят. Да, не меньше. Мой рост — метр шестьдесят пять, и я прохожу, немного только пригнув голову. Воздух чистый, дышать легко, даже чувствуется небольшой сквозняк. Идем в темноте. Левой рукой держусь за толстый кабель в свинцовой оплетке, подвешенный на скобы под самый потолок. Правая сжимает шейку приклада автомата. Кабель круто поднялся вверх, и метров через пять я натолкнулся на кирпичную стену. Пошарил рукой, нащупал деревянную лестницу. Четыре ступеньки подвели меня к выходу из коллектора: квадратное отверстие прикрыто толстым листом железа, в щели пробивается свет. Отсюда хорошо слышно перестрелку наверху — трещат пулеметные и автоматные очереди, рвутся гранаты. Где мы? Я решил выглянуть, осмотреться. Попробовал сдвинуть лист плечом — не тут-то было, лист как прирос.

Подошел Саша Реутов. Приспособились вдвоем, ждем момента. Вот один за другим два сильных взрыва. Мы дружно нажали. Лист немного отодвинулся — с предательским громом. К счастью, гитлеровские солдаты не обратили внимания. Образовалась щель, но такая узкая, что мог пролезть только я. Грузный Саша не проходил.

Я высунул голову, осмотрелся. Оказывается, мы пробрались в кладовую инструментального цеха: кругом шкафы, стеллажи с инструментами и разными деталями.

Отсюда можно видеть, что делается в токарном и сборочном цехах. В токарном — немцы. Много, кажется, целая рота. Собрались вроде на обед: в руках котелки и фляжки. Укрываясь за станками, ждут подносчиков пищи и не замечают, что русский матрос считает их по головам, как баранов.

Наспех набросал план расположения противника, его огневых точек, пути прохода. С этой бумажкой Реутов отправился назад, докладывать командиру роты, а я остался наблюдать.

Под руку попался листок. Читаю: «Пропуск». Отпечатали специальные пропуска для защитников Сталинграда. По этим пропускам русские солдаты могли в любое время на льготных условиях сложить оружие и сдаться в плен. «Льготы» были такие: если защитник Сталинграда случайно попадет в плен, его расстреляют на месте, а придет с пропуском — отправят в тыл. На другой стороне был текст на немецком языке.

Уже потом мне перевели его. Там было написано: «Всем солдатам фюрера: русских солдат и офицеров, предъявивших пропуск для сдачи в плен, разоружать без всяких условий и отправлять в лагерь для военнопленных».

Прошло минут двадцать. Гитлеровцы начали обед. Я насчитал шестьдесят пять голов. Пообедали, защелкали зажигалками, задымили сигаретами.

Где же Реутов? Неужели не успеют наши застать их в такой подходящий момент?

Вдруг гитлеровцы закричали, заметались. Их внимание привлек шум в противоположной от меня стороне. Кто там поднял шум и для чего?

Оказывается, этот шум нужен был Большешапову. Моряки уже успели накопиться в инструментальной кладовой и в соседнем подвале. Они ждали, когда немцы отвлекутся на ложный шум, повернутся спинами.

По команде старшего лейтенанта одновременно полетело более тридцати гранат, застрочили автоматы. Через несколько минут ни одного живого фрица в токарном цехе не осталось.

Но еще до самого вечера очищали мы этот участок завода и укрепляли свои позиции.

Теперь в руках немцев оставались асфальто-бетонный завод, северо-западнее метизного, трансформаторная и часть котельной. Еще они удерживали пока мост и насыпь железной дороги, что огибает Мамаев курган с севера.

Мы стали приводить себя в порядок, отправлять раненых из подвала метизного завода и готовить там лазарет для Клавы Свинцовой.

Так закончился для меня первый бой, точнее первый боевой день в Сталинграде.