Путь самурая - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 13

– Глянь в окошко, Игорь, – отвлек Михайлова от размышлений Петя.

Автомобиль выехал на окраину. Вдали синеют островки леса, кажется, что лес должен быть обязательно дремучим и непроходимым, как тайга, еще дальше, за лесом, за пашней, огромное круглое озеро.

– Глянь, Игореха, вишь озеро? На евонном берегу коттедж и личное хозяйство Ивана Андреевича. Ты на лошадях умеешь кататься?

– Не-а...

– Жалко. У Ивана Андреевича есть парочка племенных арабов, по тридцать тыщ баксов за голову. Кататься на них полный кайф!

Машина нырнула с горки, покатилась по довольно приличной, несмотря на отсутствие асфальта, дорожке вниз, к лесу, к озеру.

– Петь, как озеро называется?

– Карьер.

– Так и называется – «карьер»?

– Ну! При совке здесь был карьер, земляные разработки. И еще два года назад копали, пока малец один на шашке не подорвался, общественность запротестовала, и карьер затопили.

– Здесь велись взрывные работы? – уточнила Женя.

– Ну. Зарядят аммонита, жахнут, опосля экскаватор подгонят и копают. Я сам, пацанчиком, таскал с карьера взрывчатку, все мелкие этим делом занимались. Проберемся в вагончик к подрывникам, своруем аммонит, огнепроводный шнур, запалов из черного пороха натырим и драпать. Кого ловили, того родичи ремнем драли, и в школе неуд за поведение ставили, и в детскую комнату милиции на учет. А убежишь от работяг, им же за рубль вечером аммонит со шнуром и запалом и продашь. Сам-то рабочий класс взрывчатку тырить боялся, а в пяти кэмэ к югу речка протекает нормальная, не то что наша здешняя, и глушить рыбу в той речке по выходным для нашенских работяг было вторым, после водяры, развлечением.

Петр продолжал болтать, углубляясь в историко-географические подробности местности, Евгения его переспрашивала, уточняла, когда прекратились взрывные работы и какова вероятность, что у кого-то из жителей города сохранилась в погребе уворованная взрывчатка. Игорь слушал вполуха пустой, по его мнению, разговор и наслаждался весной.

Михайлов опустил стекло рядом с собой, дышал свежим, пахнущим сырой землей воздухом, щурился на солнце. Ему вдруг сделалось удивительно хорошо, «благостно» – как говаривали в старину. Весна умиротворяет. Не та весна, что заставляла мерзнуть неделю назад в Москве, а вот эта, здешняя, среднерусская да черноземная, щедрая на тепло и солнечные лучи, на зеленый пунктир травки в рыхлой земле, на беременные почки и смеющиеся лужи, на желтые кляксы мать-и-мачехи, на чириканье шустрых пташек и жужжание проснувшихся раньше положенного майских жуков.

Между тем машина подъехала к замку. Да-да, к самому настоящему замку. Башенка с конической крышей, окна-бойницы, зубчатая каменная стена вокруг, деревянная пристройка, не иначе конюшня, дубовые, распахнутые настежь ворота. На фоне озера очень красиво. Безвкусно, аляповато, претенциозно и в то же время красиво красотою павлина, распустившего хвост на полянке в лукоморье.

Петр припарковался на специализированной площадке, где уже отдыхало несколько заморских авто. Они покинули машину, как и прежде, гуськом двинулись к замку-коттеджу.

«И никого вокруг, – украдкой поглядев по сторонам, отметил Игорь. – Ни души! Ни челяди, ни охраны, ни даже сторожевых собак. Наверное, в этой вопиющей, вызывающей незащищенности кроется красноречивый подтекст. Все богатство на виду, все напоказ, как золотая цепь на шее. Эй! Воры-грабители! Давайте, дерзайте. Только не смейте после оправдываться, будто не знали, в чьи владения вторглись, на кого наехали... Хотя, скорее всего, я не замечаю размах секретных охранных приспособлений, а, поди ж ты, спроси сейчас Женьку, и она полчаса кряду будет рассказывать, где какая камера слежения спрятана и что случится, вздумай маньяк-убийца рискнуть и напасть на Зусова в его каменном гнезде».

Троица вошла в узкую (незапертую) дверь в башенке, скрипя деревом ступеней, начала подъем по винтовой лестнице. Игорь разбежался топать до самого верха, и зря. Пройдя один полный оборот, Петр свернул в арку готических очертаний, в длинный, смахивающий на лабиринт проход, который закончился уютным залом с камином, медвежьей шкурой на стене и меблировкой конца девятнадцатого – начала двадцатого века.

«Вот бы узнать, – подумал Игорь, – в две тысячи сто первом году будет ли в моде обстановка двухтысячного года, так же, как сейчас мебелишка и прибамбасы, сделанные в одна тысяча девятисотом? Станут ли, век спустя, ажиотажно обзаводиться престижным антиквариатом – «стенками» из древесно-стружечных плит и креслами с подлокотниками из клееной фанеры? А «кухни на заказ»? А ванные «джакузи»?..»

За круглым столом из благородного дерева, большом, как весенняя лужа, на удобных стульях с высокими резными спинками сидели знакомые, малознакомые и совершенно незнакомые Игорю люди. Незнакомые господа имели за плечами по пять-шесть десятков прожитых лет, как и сам Зусов, занимавший место во главе стола. Остальные моложе – доктор и те мужики, что присутствовали при разоблачении Гунявого.

– Ишь ты, голуба моя, как тебя отрихтовали! – поднялся из-за стола и вышел навстречу Игорю Зусов. – Красавец писаный! Самурай, век воли не видать! Ну-кась, повернись... Не стесняйся, голубь, здесь все свои собрались, все, кто знает твою настоящую подноготную, эт для остального города ты Самурай и только!.. Вертонись-ка, Самурай. Ишь, какой прикидик, и лапка больная подвязанная висит, и рыжье с камушками отсвечивает, и котлы праздничные. Пиджачишко расстегни... во, братцы, видели, какая волына под пиджачишкой... а с другой стороны – перо! – Зусов тихонько стукнул Игоря кулаком в грудь. – Под рубахой броник, братцы! Голуби мои сизокрылые, всем ша! Наш гость может разозлиться ненароком и всех нас по стенке размазать, только так, за нечего делать, ах-ха-ха-а!.. Проходи, Самурай, сидай за стол, вона, стул свободный... Шурик, налей Самураю чая и пожрать организуй... Ты тоже, телка, проходи, сидай рядом с Игорем Александровичем, откушай, что бог послал.

Женя никак не отреагировала на обращение «телка», но Игорь не сдержался, бегло взглянул на Ивана Андреевича недовольным взглядом, и Зусов, заметив его нахмурившийся лоб, поспешил сделать соответствующие комментарии:

– Ишь, джентльмен! Напрягло, что я кралю телкой обозвал? Как же еще ее звать?! Телохранителя в простонародье телком кличат, значится, дочка телкой называется... Сидай, дочка, кушай, и ты, Самурай, жри, не стесняйся, небось устал с дороги-то?

– Есть немного, – кивнул Игорь, пригубив крепко заваренного чая.

– Отдыхай, родной. Покушаешь, Петька отвезет тебя в больницу.

– Зачем?

– Сделаешь перевязку. Оно, конечно, и мой доктор смог бы тебя перевязать не хуже, но надоть, чтоб болтушки-медсестрички по всему городу разнесли – в натуре раненый супермен приехал. Факт – пулевое ранение по касательной в лапу имеет... Ты кушай, кушай. Слушай меня и кушай... Городишко у нас, сам убедился, маленький. На одном конце кто перднет, на другом слышно. Сплетню про тебя запустили, теперь ее усилить надобно и подтвердить.

– Иван Андреич! – Игорь выпрямил спину, отодвинул от себя чайную чашку. – Сплетни сплетнями, но при всех присутствующих честно признаюсь: я до сих пор до конца так и не понял, в чем, помимо маскарадного выступления, заключается моя РАБОТА? Вы и все сидящие за столом прекрасно знаете, кто я и что я, уверен, любому из присутствующих роль Самурая подошла бы гораздо...

– Довольно! – перебил Зусов. – Довольно пустые базары перетирать! Будет тебе РАБОТА! Из больницы поедешь в милицию. Ясное дело, там тебя ждут. Начальник нашенской милиции, сука подколодная, клянется и божится, что меня бесконечно уважает, он выдаст тебе, Самурай, все материалы, все бумажки про убийства моих пацанов. Вечером изучишь, сделаешь выводы. Захочешь кого допросить, Петька живо доставит любого в гостиницу. Бросится доставленный на тебя с кулаками, телка его утихомирит, для этого она к тебе и приставлена. Не хочу, понимаешь, чтоб мой дом родной народ называл гестапо, поэтому и поселил тебя в гостинице...