Час рыси - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 28

— Не ори!

А он и не мог орать. В горле пересохло, голосовые связки дребезжали, как порванные струны. Догадаться, что он хочет, очень хочет закричать, можно было только по интонации охрипшего, еле слышного голоса.

— Вставай, быстрее... — Раисе Сергеевне пришлось согнуться, прихватить Гулю за поясницу, поднатужиться, помочь подняться на подкашивающиеся ноги. — Иди впереди меня, не падай. Хуже будет.

Он пошел медленно, шаркая ногами по полу, с каждым шагом теряя силы. Раиса Сергеевна шла сзади, не забывая контролировать тыл.

Когда они вошли в комнату и она увидела лежащего на полу связанного человека с кляпом во рту, сердце ее кольнуло иголкой. Ей показалось... нет, она была уверена — вот он, Костик, ее бедный, заблудившийся в этой жизни котенок, кровиночка, сыночек...

Наваждение длилось недолго. Прозрение заставило сжать челюсти. Резким движением она вырвала ножницы из ямки над ключицей, прерывая жалостливый лепет Гули, который она все равно сейчас не слышала. Гуля упал. Краешком сознания Рысь поняла, что совершила ошибку: убила «языка», уничтожила потенциальный источник информации. Но поступить иначе она не могла. Обойдя связанного мужика с кляпом во рту, Раиса Сергеевна произнесла вслух чужим голосом:

— Тоже мне, Костя! Я тебя и знать не знаю...

Связанный задергался, замычал, силясь что-то ответить. Бушующая в ее душе ярость постепенно унималась. «Это все! Это конец! Все пропало! Мне не найти Костю!!!» — вопил внутренний голос бывшей бухгалтерши. «Спокойно! — кричала в ответ дикая кошка Рысь. — Бандиты явно принимали этого парня за Костю. Выясни — почему, выжми из него все, что он знает, ты же это умеешь! А что убила бандитов — не жалей, вряд ли от них ты узнала бы что-то новое... Зато этот черноволосый, если развязать ему язык, наверняка расскажет многое! Только будь хитрой, будь умной, будь осторожной!»

Минутная шизофрения, мимолетное сумасшествие, мгновенное раздвоение личности улетучилось, оставив на память метку под левой лопаткой, тупую занозу в сердечной мышце. Раиса Сергеевна приложила ладонь одной руки к запястью другой. Стояла, глубоко дышала и считала пульс, игнорируя потуги связанного черноволосого избавиться от кляпа.

Когда частота сердечных сокращений упала со 138 ударов в минуту до 92, Раиса Сергеевна присела и вытащила наконец грязную тряпку изо рта связанного.

— Екатерина! — крикнул он. — Екатерина! Это ты! Я узнал тебя! Но как ты смогла прийти, ты же мертвая?!

— Ты что, не видишь меня? спросила заинтересованно Раиса Сергеевна.

— Нет, Екатерина! Я ослеп, в меня стреляли газом! Ослеп и оглох, почти оглох...

«Так вот что за странный запах в квартире! — поняла Раиса Сергеевна. — Похоже, однако, что парень не только ослеп и оглох, но и рассудком подвинулся. Плохо...»

— Почему ты здесь? — спросила она.

— Я искал Костю! Все убиты, ты тоже, только он живой! Он и я...

«Спокойно!» — мысленно скомандовала себе Рысь, а вслух произнесла чуть дрогнувшим голосом:

— Никакая я не Екатерина. Я мама Кости...

— Я вам звонил! — воскликнул связанный. — Да! Вот откуда мне знаком ваш голос! Точно! А я перепутал вас с ней... Слава богу! Я вам звонил, у вас работал автоответчик, и вы оставили сообщение, что Костя к обеду будет дома... Я Скворцов, Виктор Скворцов...

Он выпалил все это на одном дыхании и вынужденно замолчал, чтобы наполнить легкие новой порцией воздуха.

— Больше ничего не говори. Сейчас я тебя развяжу и уведу отсюда.

— Но как вы здесь...

— Молчи! Нужно спешить, если хочешь выжить, Виктор Скворцов.

Ножницы помогли ей довольно быстро справиться с веревками. Передвигаться самостоятельно Виктор мог достаточно хорошо, хоть и не очень ловко — затекшие от веревок ноги то и дело самопроизвольно подгибались, но он практически нечего не видел, и Раисе Сергеевне пришлось поработать поводырем. Времени было где-то около двух часов дня, как раз возвращались домой дети из школы. На выходе из лифта они нос к носу столкнулись со строгой бабушкой, тащившей за руку хныкающую девочку лет семи. Старушка и девочка так увлеченно переругивались на предмет, чем заняться в первую очередь — уроками или гуляньем, что, казалось, вообще не заметили странную пару — рыжеволосую женщину с нездоровым, пунцового цвета лицом и молодого человека в грязной одежде с мокрыми глазами навыкате.

Когда заурчал мотор, Виктор задал Раисе Сергеевне вполне естественный вопрос:

— Куда мы? К вам домой?

— А почему бы нам не поехать к тебе домой?

— Нет! Ко мне нельзя!

— Ко мне... к нам домой я тоже вас пока не приглашаю.

— Тогда куда вы меня везете? В милицию?

— За город. На дачу.

— На какую еще дачу?

— На нашу с Костей дачу.

— Костя там, он жив?

Раиса Сергеевна помедлила с ответом.

— Отдохните, Виктор. Приедем на дачу, обо всем поговорим. Сейчас вам лучше всего уснуть.

— Я не смогу! Простите, как вас зовут?

— Раиса Сергеевна.

— Раиса Сергеевна, как вы оказались у бандитов?

— Виктор, если не можете заснуть, попробуйте расслабиться и вспомнить что-нибудь хорошее из прошлого, отвлечься...

— Да не смогу я! Если бы вы знали, что со мной произошло!

— Вот и расскажите, если не можете взять себя в руки и успокоиться. На даче вы нужны мне свежий и отдохнувший. У нас с вами будет длинный и обстоятельный разговор...

— О чем?

— Давайте сначала приедем на место. Можете пока начать излагать свою историю. Только, пожалуйста, тихим ровным голосом, не мешая мне вести машину, договорились?

— Хорошо... Все началось сегодня утром... Нет! Все началось месяц назад. Мне позвонил один давнишний знакомый, сказал, что какой-то Мышкин ищет специалиста по компьютерам...

Долго еще Виктор сбивался, перескакивая с начала истории то в конец, то в середину, но постепенно он как бы самоустранился от событийного ряда и начал пересказывать все с ним случившееся как сюжет одного из набивших оскомину малобюджеткых отечественных кинобоевиков.

Раиса Сергеевна внимательно слушала, не перебивая и не уточняя малопонятные ей детали. Чем дольше он рассказывал, тем резче обозначались морщины на ее миловидном лице. К концу повествования Раиса Сергеевна постарела лет на десять-пятнадцать. Услышанное ею было правдоподобно до жути, все концы вполне логично сходились, и Рысь поняла, что намеченное ею дознание с пристрастием бессмысленно, никакие пытки не смогут внести большую ясность в его рассказ. Скворцов, как и она, не имеет ни малейшего представления, где искать Костю и что с ним в действительности стряслось.

Мелькнула слабая надежда, скорее, не надежда, а самообман, что Костя может оказаться на даче, куда они почти уже приехали. На часах десять минут шестого, еще один поворот, с шоссе на грунтовку, еще минут двадцать по твердому, не по-весеннему снежному насту, и машина выскочит на просторную вырубку посреди леса, усыпанную приземистыми каменными домишками, такими обманчиво маленькими в контексте щедрого на горизонты подмосковного пейзажа.

Двадцать минут промчались незаметно, весело потрескивая снежком под колесами «Жигулей». Постоянный житель этих мест, вечный дачник, сторож садово-огороднического товарищества «Черные грязи» проводил сонным взглядом въехавший на вверенную ему территорию автомобиль. Обычное дело, весна как-никак, да к тому же пятница, видать, особо нетерпеливые буржуи спешат проведать частную собственность, одна иномарка сегодня уже проехала, теперь вот и «жигуль» проскочил.

Машина доползла до двухэтажного домика красного кирпича с остроконечной черепичной крышей. На ажурном заборе вокруг участка кое-где серели комки подтаявшего снега, ровная обледенелая корка у калитки явственно сигнализировала о том, что здесь давно никто не бывал.

— Приехали? — спросил Виктор.

Раиса Сергеевна вяло кивнула.

Виктор открыл дверцу.

Кристально чистый воздух оказал на него поистине целительное воздействие — глаза вновь обрели способность видеть, а уши — слышать. Правда, веки пощипывало, но он не обращал внимания на такие пустяки, так же как и на ссадины, ушибы, кровоподтеки. Он все еще переживал свое чудесное спасение, не в силах поверить в его реальность и боясь нечаянно проснуться снова связанным и беззащитным. Однако привыкший к строгой математике ум программиста требовал логических объяснений свершившегося чуда, и эта тяга к ясности была, пожалуй, единственным, что его сейчас беспокоило, не давало окончательно расслабиться, вздохнуть легко, полной грудью.