Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 33

– Что же ты, открыл, а сам не хочешь мыть?

– Шибко хочу! – отвечал Егор.

– За чем же дело?

– Рад бы в рай! Да грехи-то.

– Грехи ли? Я знаю, ты хочешь всех грамотниками сделать. Смотри же, на свою шею. Как дедушка вот говорил, грамотников будет больше, чем лапотников…

– А толку не будет! – добавил дед. – Все говорили, будут одной веры.

– Но знаешь, Егор, – сказал Бердышов, – ведь действовать вы станете, как это говорят, «хищнически», возьмете самое лучшее, видимое золото, которое лежит на виду. И все лучшие самородки. Техники промысла никто из вас не знает. Из ста возьмете двадцать или двадцать пять частей, а остальное без машин взять нельзя. Песков надолго не хватит. Пройдет бешеное золото, и люди разойдутся.

Петрован крякнул, словно хотел что-то сказать, но сдержался.

– Дядя Ваня, с тобой бы золото мыть, – подымаясь, сказала Дуняша. Она развела шаль, и на груди ее мелькнуло золото и янтари.

– Видишь, какая она выросла. Тебя догнала! – сказала коренастая Татьяна.

– Да, я мыть умею. С тобой бы не отказался.

– Я тоже умею!

– За чем же дело стало! – молвила Татьяна.

Вошел Илья Бормотов.

– Здорово, Ильюшка… Продай жену, – усмехаясь, сказал ему Иван.

– Дай десять тысяч!

– Хоть сейчас чек выпишу. Или хочешь чистыми?

Илья пошутил и сам не рад. Он заметил, что жене шутка его не понравилась.

– А я раньше думала, – сказала Дуняша, – когда маленькая была, что торгаш все делает сам. Как я игрушки себе сделала.

– Так и есть. Я по тайгам торгашил и рассказывал, что чуть ли не сам все произвожу. Торгаш показывает, как и что действует: ружье, револьвер, винчестер. Он должен быть первый после мастера. И мне тоже все хотелось посмотреть, кто и как все это делает. Я все рвался и мечтал. А теперь я где был и что видел, – все помню. Теперь поеду далеко, во Францию. Мне такую бы жену, как ты!

Дуня быстро взглянула на Ивана и запахнула шаль.

– Ты не похож на других торгашей, – сказал Силин.

– Я долго прожил один, среди дикарей, только слыхал, что есть Расея, а какие руцкие – не видал их. Знал, что руки у них длинные. Дедушка мне мой все объяснял. Дедушка был воспитан как бурят, на коне! Азия! Руцкого в нем ничего, кроме крови, не оставалось. Так я своих не знал. Больше знал китайцев, маньчжур. Товар брал у американцев. Знал господ и каторжных. И все. Ждал руцких. Приехали плоты, и я любовался, и сам все от вас перенимал. Я учил вас тайге, а вы меня – жизни.

– Зараза, хватит баб жалобить! – ткнул Ивана кулаком в затылок Тимоха.

– Паря, никогда не думал, – быстро забормотал Иван, – что у вас столько воров…

– А теперь узнал? А сам как примерный…

– Правда, бывало, и я не щадил…

– Вот ты все ходил в шляпе. Вот и попал в Америку! – молвил дедушка Кондрат.

– Слушай, а если рыбу на казну ловить вместо дров, то возьмут? – спросил Тимоха.

– Начнут строить железную дорогу. Из Нижнего приехали подрядчики. Они будут покупать в Китае бобы и свинину, а у нас соленую рыбу и прокормят рабочих. Уже загоняют народ из Расеи. А те осмотрятся и узнают про ваши прииски…

Все засмеялись.

– А пока рыбы придется ловить побольше.

– А вот из Украины везут поселенцев на зеленый клин? Как они? – спросил дед.

– Ребята, – обратился Иван к мальчишкам, рассевшимся на лавке, – грамотеи станете, езжайте на машине на зеленый клин, сватать хохлушек. Они чернобровенькие и песни славно поют.

– А как живут?

– В лесу не селятся. Они пахать любят. Они хотят тут все запахать.

– Не то что гураны, – сказала Таня.

А куда идет все это золото? – спросила Дуняша и совсем скинула шаль. Она была в красной кофте с золотыми самородками на груди между монет и янтарей. Ее волосы светлы, а лицо темно и похудело.

– Вот я как раз еду и хочу посмотреть, куда со всего света идет золото. Был я на ключе, там золотой песок, был на речке, мыл на реке, потом на Амуре, а теперь погляжу, где океан золота, куда все оно течет, хочу в него окунуться. Посмотрю, кто при этом золоте.

Вечером Иван был в гостях у Бормотовых. После вина и ужина он сидел рядом с Дуней на малом ее сундучке, в просторной избе, полной гостей и ребятишек, и при свете керосиновой лампы что-то рисовал ей на бумаге.

Иван ушел поздно и застал дома приехавшего тестя Григория Ивановича.

– Губернатор вызывает тебя к себе, – сказал Иван, целуя старого гольда, – узнал, что ты живой и крепкий, что молодой когда был, то водил экспедиции, и желает тебя вызвать и поговорить.

– Что такое? Зачем? – тревожно спросил рослый румяный старик. – Если провести экспедицию, то я и сейчас могу.

– Нет, для экспедиции у него есть другие проводники. Он, видно, сам хочет идти.

– А куда?

– Куда, не знаю. Знаю только, что летом всех нас соберут на съезд для обсуждения будто бы государственных дел. Видно, он хочет, чтобы представители были от всех народов. Он хочет устроить выставку, и чтобы лучшие охотники стали участниками. Будет выставка богатств края, мехов, самородков, рыб, образцов руды.

Утром Иван ехал верхом.

– Куда ты? – спросил Егор.

– К Алешке! Казачество вспомнил!

Егору казалось, что он шутит. Иван выехал на дорогу, ведущую в миссионерский стан, и приударил коня нагайкой.

– Я к тебе, Алексей, на исповедь, – сказал Иван, явившись к Айдамбо.

– Пойдем, – сказал молодой священник. – Ты молился? Готовился?

– Как же, я свои грехи наизусть помню.

Отец Алексей облачился и в церкви спросил Ивана:

– С экономкой живешь? Не мотай головой, сам знаю! Но это ничего. Худо, но понятно почему. Перед богом ответишь, а люди простят. Детей не усыновляешь? Худо, надо усыновить! Тебя могут каждый день застрелить, а ребята останутся. Не будь дурак! Слушайся! Я – законоучитель. Слушаешь меня?

– Слушаю, – покорно ответил Иван.

– Тогда простится. Детей не обидь, я сам маленький был, а у отца было две жены. Но у нас такой закон был. Дыгена ты убил?

– Я.

– Прощения просил?

– Сколько раз. Каждый поп ко мне с этим привязывается.

– С убийства разбогател?

– Нет. С убийства не разбогател. Просто убил. Взял золота немного.

– Хорошо, что Дыгена убил. Но грех. Всегда помни, проси прощения. Хотя он чужой веры, все равно человек.