Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 30

Тут же сидел сам отец Алексей, еще совсем молодой черноглазый и скуластый, с большим лбом. Бороденка у него плохо росла, клочья ее торчали на подбородке, и походил он в рясе больше на воина с маньчжурской картинки, чем на православного священника.

Егор, как и все крестьяне Уральского, помнил, как, желая заручиться поддержкой попа, пошел Алешка на стан в услужение, потом окрестился, стал учиться, выказал способности к грамоте, женился и наконец послан был в ученье. Он вернулся в сане туда, где смолоду был бесправен, безграмотен и кругом обманут. Даже отец Игнат дурачил его в те поры без совести, еще не ведая тогда, что доверчивый паренек со временем сам станет попом-грамотеем. Жена Алексея – молоденькая хрупкая Дельдика дочь Кальдуки…

Целая деревня ела и пила в доме у Игната. Спать легли в домах у обоих священников. Места всем не хватило.

– В храме тепло, – сказал старый поп. Он велел Егору со старшим сыном и Тимохе со своими парнями идти в церковь.

Ночь была звездная, и мороз все крепчал. Лес и огромное озеро видны были, как днем. Стояла тишина. Церковь темной копной возвышалась на вырубке.

– Вроде как-то совестно в храме-то. Вдруг ночью-то… захрапишь, – сказал Тимоха.

– Бог простит! – ответил отец Игнат.

Он отпер ключом тяжелый замок, открыл большую дверь и полустворку второго входа. Зажег свечу.

– А как же в древности? Церковь была и храмом и крепостью. Нападают враги, а уж народ соберется в церковь и высиживает осаду с женами и детьми. Пока не подойдет подмога. Окна были узкие, всюду решетки. В подвале – колодец. Все было оборудовано. И люди спали и ели, жили в церквах неделями.

– Конечно, – сказал отец Алексей, проходя с работником-гольдом, который нес сено. – Если нападут – закроемся. И отстреляемся. Такие стены пуля не пробьет.

Работник еще раз принес сено, застелил все палаткой, и крестьяне улеглись. У старшего Тимохиного сына Андрея болел зуб. Он мучился и не спал. Егору тоже не спалось. Он не был здесь с весны. За лето и осень миссионерский стан еще лучше отстроился. Попы основали здесь целое селение, развели сад и огороды. Два дома священников, дома притча, сараи как бы образовывали целую деревню. На отлете построена школа для гольдских детей.

Крестьяне всегда чувствовали себя здесь не дома. Приезжали, как на дальнее моление в монастырь.

Егор раздумался, что церковь надо бы строить свою, в деревне. Скоро будет там школа. Позапрошлым летом заложен фундамент, завезены бревна, и все приготовлено. Но работу велели остановить из-за какой-то бумаги, которая еще не поспела из города. Будущим летом надо все закончить. Но если народ потянется на прииски, то кто же будет работать? Время уйдет. Егор подумал, что даже за золото плотников тогда не сыщешь.

Теперь научились плотничать гольды в соседних деревнях. Скоро в город с почтой поедет Василий. Он должен взять там нужную бумагу. Дано будет разрешение крестьянскому обществу открыть свою школу в Уральском. Бумага, наверное, уже выправлена, дело за работниками. Егор решил, что сразу после рождества надо возводить стены, пока народ не разбежался на золотые прииски. Также со временем придется строить церковь, чтобы не зависеть от миссионеров. Васька поедет в город и все там узнает… На тот год учитель уж приедет. Если школу не откроем, будет учить ребят у кого-нибудь в старой избе.

Утром отец Игнат отслужил обедню и стал исповедовать.

Потом Тимоха Силин с сыном торгаша Санкой Барабановым пилили дрова. Бормотовы возили сено с лугов. Долговязый Андрюшка Силин с завязанной щекой «ошкурил» бревна. За последний год поп стал поосторожней, меньше брал с крестьян, не требовал себе долю с добычи золота, хотя и не отказывался, когда несли. У него было довольно богатое хозяйство, двое работников едва успевали со всем справляться.

Федор Кузьмич Барабанов говаривал про попа, что нынче копит рыжий деньги, а не меха…

Перед отъездом Егор перетолковал с попами о школе и церкви в Уральском.

– А не хочешь, Егор Кондратьевич, чтобы сын твой Василий на сельского учителя сдал? – спросил его отец Алексей.

Кузнецовы поехали домой. День был не долог, но солнце ярко горело, словно близилась весна. Лошадь прядала ушами.

«Едем как из дальней дороги», – подумал Егор.

Столько обо всем наслушались и про все наговорились, что, кажется, много времени прошло.

Деревня открылась за буграми, дорога тут была прямая, через лес и пашни, а не кривунами по реке, через торосы, как прежде. Кони зарысили. Догнали мальчиков-гольдов. Они вдвоем шли с котомками. Видно, с утра отпущены попом домой. Не ближний путь шагать им до стойбища Бельго. Егор велел своим потесниться. Маленьких гольдов посадили в кошевку и прикрыли меховым одеялом. Один сразу задрожал, озноб почувствовался сильней, когда мальчик стал согреваться.

– Чаем тебя напоить, – сказала бабка Дарья, – да уложить спать на полати. Потом уж дойдешь домой. Может, и попутчики будут. Разве можно в такой мороз пешком. Вот они и болеют с детства. Кашляют, а говорят, что мороза не боятся.

– Где-то Василий, – сказал Егор. – Что-то с ним…

– Ничего с ним не станется, – ответила Наталья. Но в душе и она беспокоилась.

Таня выбежала встречать приехавших.

– Где Василий?

– Дома. Он устал с охоты, – ответила Татьяна как-то боязливо, как показалось Егору. – Бедняга ваш Васька, – громко сказала Татьяна, входя в избу. – Замаялся.

Василий живо спрыгнул с полатей.

– Ты куда это забрался? – удивилась Таня. – Повыше бы!

Вид у Васьки виноватый, он как побитый.

«Где-то таскался, может, совсем не на охоте, – снимая доху, подумал Егор. – На грамотного чего не подумаешь! А часто он как виноватый. А будто добрый и кроткий».

– Ну, чего расселся? – грубо сказала Василию мать. – Пособи дедушке раздеться, иди коней распряги, дела полон рот, бесстыжий, а от тебя водкой разит. Книги разложил, все читаешь. Читарь какой нашелся!

– Я не пил! – ответил Вася обиженно и ушел.

– Что ты его обижаешь! – сказал отец насмешливо.

– Его обидишь!

– Он в самом деле пришел из тайги, замаялся…

Татьяна прыснула.

– Ты что?