Симода - Задорнов Николай Павлович - Страница 37

– Я бы на вашем месте, господа, выбрал бы из таких молодцов десятка два самых разбитных и смышленых и послал бы их с открытием страны за границу учиться, к нам на верфи или в Америку, даже в любезную вам Голландию, – говорил Путятин. – От ваших самураев и князей пока нет никакого толку и еще долго не будет. Надо искать вот здесь будущих мастеров.

Накамура, как только Татноскэ начал переводить, показал рукой, чтобы плотников убрали подальше. Самураи живо оттолкнули Таракити, Кикути и Хэйбэя. Дальше разговор не для них. Сообразительные молодые японцы вежливо поклонились и пошли прочь по местам.

– Вот эта штука, господин Накамура, называется стапель! На нем мы будем строить корабль. Продольные балки. Здесь поставим киль. Сооружение это огромное по вашим масштабам. Мы вынули тысячи кубических футов земли, трамбовали площадку, ваши каменщики заложили фундамент стапеля, это изобретение Эгава-сама. Берег укреплен камнями, выстроена целая набережная. Выстроена лесотаска... Отведен поток...

Зрелище грандиозное. Ущелье полно людей. Все преображено и представляет собой живую картину, как на шелку, возвышающуюся до бесконечности, как по стене в богатом доме. Всюду работают вместе японцы и русские. Несколько самураев-шпионов ходят между японскими рабочими. Древние века и современность перемешались.

Строился сарай для плотников. В кузнице сидел японец-кузнец. Левой рукой качал поршень в деревянном ящике, и ящик выбрасывал струю воздуха на горн, а правой рукой рабочий поворачивал на огне железо. Другой японец бил по железу. Тут же мелкий мецке. Рядом горн, и стоят два голых до пояса матроса, на которых связками мощные мускулы в поту. Лица их в саже. При свете огней их тела кажутся величественными.

– Как кузнечим? – спросил Колокольцов.

– Слава богу! Два товарища, комендор и марсовый, переменили занятия и поставлены к горну.

Накамура видел, как Путятин заговорил с плотником Таракити – как с равным и без переводчика. Как можно позволить так говорить без свидетелей? Но это открытие для нас нашего будущего. Путятин еще и позвал этого плотника к Накамура. Можно представителю высшего чиновничества говорить с человеком без чина и фамилии? Путятин это понимает! Понимает, но хочет отучать от этого своих друзей?

– Как же вы, господа, построите себе флот, если станете чураться мастеров и рабочих? – сказал он.

– Восхитительно! – ответил Накамура. Собравшись с духом, посмотрел в глаза плотника. Пот залил лицо Накамура... За двести пятьдесят лет не было еще такого случая...

Другие плотники стояли на коленях. Путятин велел подняться. Матросы стояли поодаль. Таракити поднялся, держа в руке теплый картуз, который подарил ему Яся, переминался с ноги на ногу, глядя в лицо Накамура, как на секретную карту или как на запрещенную картину. Хотя Накамура из бакуфу, но лицо японское, такое же, как у всех.

– Важный! – заметил латыш Мартыньш.

– Рожа как рожа! – ответил Букреев.

– Ты по-русски уже что-нибудь знаешь? – спросил Накамура у плотника.

– Маленько знаю, – ответил плотник по-русски.

Матросы на стапеле сочувственно ждали. Товарища могли за такие слова упечь в два счета, но не тут-то было, Евфимий Васильевич с ним!

– В России был царь Петр, – рассказывал Путятин за обедом в храме.

Накамура уже слыхал от русских, как царь Петр сблизил Россию с Европой тем, что построил флот и порты. Море даже для такой великой сухопутной страны, как Россия, необходимо для жизни и прогресса. Даже Россия без флота задыхалась. Но для Японии флот еще нужней.

– Царь Петр сам разговаривал с плотником? – спросил Накамура.

– Да мало что разговаривал. Он сам был плотником и работал топором...

Мориама сказал, что в Симода все очень заняты и озабочены, там такой шум. И все сбились с ног...

– Да, мы понимаем. После землетрясения и цунами приходится весь город строить заново. При нас была прислана тысяча рабочих из столицы.

– В Симода сейчас много суеты и приехало вдвое больше чиновников, – заговорил Накамура, – но Кавадзи-сама очень хочет видеть вас, посол Путятин, он не занимается другими приемами, для этого существует еще одна делегация.

– Постойте-ка, – перебил рассказ японца капитан Лесовский, – какая это другая делегация?

Путятин знал, что главой японской делегации считается старик Тсутсуй, но все ведет и всем вершит великолепный, вельможный чиновник из столицы Кавадзи. Однако каких-то делегатов еще занесло в Симода? Кто же это?

– Но все ваши вещи, посол, находятся в целости, – продолжал Накамура. – Посьет и Гошкевич здоровы, как я уже говорил, и живут в храме Гёкусэнди. На берегу лежат ваши орудия с «Дианы», которые посол предусмотрительно приказал сгрузить. Когда американцы увидели эту картину, то подумали, что город сгорел и погиб, а на берегу лежат пушки, и очень обеспокоились и спросили, почему такой ужас, с кем была война у японцев...

Путятин остолбенел. «Что? – хотелось закричать ему. – Американцы пришли в Симода? А вы... вы... Да вы что? С ума сошли? Что же вы нам об этом сразу не сказали? Это в нашем ужасном положении после гибели судна важнейшее известие. Это первый корабль... Мы можем послать известие в Россию... Да вы...»

Но Путятин взял себя в руки и ни слова не сказал. Лесовский спросил:

– Какой американский корабль стоит в Симода?

– Пароход «Поухатан».

– Капитан Адамс с ратификацией трактата Перри прибыл в Симода как в первый открытый по договору порт? – спросил капитан.

Путятин как бы небрежно помянул, что когда много дела, то это хорошо. Но Америка есть Америка, а Россия остается Россией, и тут нет никакой связи, и наши переговоры с Японией от этого не зависят.

Японцы были поражены. Посол очень гордо ответил. Это достойно. Император России может быть спокоен. Это благородно.

Путятин знал их приемы, когда самое главное сообщается как бы случайно и косвенно, чтобы не унизить и тут престиж. Они не хотят подсказывать то, что пойдет Японии во вред. Ведь мог быть сговор Путятина с Адамсом.

Среди высших чиновников были споры в Симода. Уполномоченные правительства, дипломаты и губернаторы разошлись во взглядах. Но Кавадзи настоял на своем. Нельзя, нечестно, недопустимо скрыть от Путятина, что пришли американцы. Разгорелся ужасный скандал. И все же Накамура был послан к Путятину.

– Спешить не будем. Едем попозже, раз в Симода так все заняты, не сейчас сразу, – сказал Путятин. – Завтра ранним утром...

Накамура ушел отдыхать.

Путятин собрал военный совет. Он отдал распоряжения и предупредил, что сам немедленно отправляется в Симода, что туда пришли американцы.

– Как только трактат будет подписан, мы сможем уйти. Идет война, и наш долг – сражаться. Если американцы осмелятся взять нас как потерпевших кораблекрушение и доставить па Амур, то, заключив договор, мы встанем в ряды сражающихся против англичан и французов. Американцы, как морская нейтральная и дружественная нам нация, обязаны перевезти нас. Здесь, господа, я оставляю Степана Степановича... Если будут затруднения с самим Адамсом, то я попрошу американцев прислать за нами купца, которого можно было бы зафрахтовать... Вы, господа, неукоснительно продолжайте начатое нами дело. Надо поскорее закончить шхуну, подготовить ее достаточно, чтобы сами япопцы могли довести дело до конца.

Военный совет так шумел, что походил, кажется, на новгородское вече. Сидели и курили допоздна.

– Господа, – наконец не вытерпел адмирал, – мне чуть свет идти в дорогу. И собраться надо. Я закрываю совет. Вверяю вас и все наше дело Степану Степановичу.

Лесовский встал, как на пружинах, и окинул уставшее собрание орлиным взором.

Путятина беспокоило молчание Посьета. Что же он там? Или он выжидает, что японцы известят сами?

«Русский посол очень спокойный, – писал в это время за письменным столом в письме в Симода секретарь японской делегации, – когда было сообщено известие, в его лице не было ни радости, ни гнева. Я боюсь, это значит, что русский посол что-то скрывает. Я боюсь и вспоминаю двух русских в храме Гёкусэнди в Симода. Посол не дал обещания не идти к Адамсу».