Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич - Страница 39

… Авангард Кульнева занимал местечко Гамле-Карлеби, на берегу Ботнического залива, верстах в ста с лишним севернее Вазы. Авангард состоял из трех батальонов егерей, двух эскадронов гродненских гусар, нескольких казачьих сотен и шести пушек.

Яков Петрович Кульнев, проявлявший иногда излишнюю горячность, на что намекал Багратион, обладал всеми другими качествами хорошего авангардного начальника. Он бдительно следил за каждым шагом неприятеля. Полного отдыха не знал ни днем ни ночью. Ложась соснуть, верхней одежды не снимал, саблю клал под изголовье. Каждый начальник разъезда, возвращавшийся ночью, обязывался будить его, докладывать, что видел. И если было нужно, Кульнев сейчас же мчался на переднюю цепь, лично удостоверялся, что произошло, и только тогда решал: поднимать авангард или часть его или тревога стоит того, чтобы поставить под ружье весь корпус.

– Я не сплю и не отдыхаю, чтоб армия спала и отдыхала, – говорил Яков Петрович.

При остановках он беспрерывно упражнял войска в меткой стрельбе, обучал разным хитростям, приучал к бережному расходованию снарядов и патронов. Чтобы повысить стойкость пехоты, состоявшей из молодых рекрутов, Кульнев строго запрещал солдатам во время боя бегать за патронами в парк, как тогда было принято, а наряжал особые команды, снабжавшие на месте нуждавшихся в патронах стрелков. Впервые в кульневских отрядах стал применяться новый способ усиливать цепи застрельщиков не с тыла, а с флангов, чем достигалась большая маневренность цепи.

Неумолимо строгий ко всем, кто нарушал дисциплину или проявлял недостаточную стойкость, Кульнев вместе с тем требовал от командиров справедливого и человеческого отношения к солдатам, заботился об их довольствии. Он приказывал в батальонах и эскадронах «ежедневно записывать, что солдаты ели и какова роду было варево», сам определял качество пищи, следил за опрятностью в одежде воинов.

– Солдат должен быть чист телом, совестью и честью, – поучал он командиров.

Денис, старая приязнь которого к Кульневу превратилась в самую задушевную дружбу, получил возможность не только совершенствовать себя в аванпостной службе, но и широко проявлять собственную инициативу в боевых делах. Он стал правой рукой Кульнева, исполнял часто самые смелые и опасные поручения.

Одной из первых самостоятельных операций был набег на остров Карлое, проведенный в апреле 1808 года. Остров, расположенный против Улеаборга, верстах в двенадцати от него, являлся местом высадки шведских десантов и продовольственной базой, снабжавшей армию Клингспора. Нечего говорить, какое значение имело уничтожение на острове продовольственных магазинов.

Взяв под команду эскадрон гродненских гусар и полторы сотни казаков, пройдя темной ночью около тридцати верст по льду залива, Денис на рассвете приблизился к острову и внезапным ударом овладел им. Солдаты гарнизона и фуражиры были частью истреблены, частью захвачены в плен. Через несколько минут пламя охватило магазины и постройки.

Начальник неприятельского авангарда, стоявшего на берегу, близ деревни Кирикандо, узнав о происшествии, послал на Карлое свою кавалерию, но было поздно. На острове, где догорали последние службы, шведы никого не обнаружили. А себе этой экспедицией повредили.

Исполнив поручение, Денис обязан был возвратиться назад. Однако, когда высланные вперед казачьи пикеты донесли о движении к острову неприятельской кавалерии, он решил изменить план действий. Пользуясь туманной погодой, гусары и казаки обошли остров, вышли на берег и, зайдя в тыл пехоте неприятельского авангарда, оставшейся без кавалерии, принудили ее поспешно и с большим уроном отступить почти на двадцать верст к деревне Люмиоки.

Кульнев, не получивший от Дениса никаких известий, сильно встревожился. Разъезды, посланные к острову, еще днем донесли о пожарах, следовательно, можно было полагать, что набег произведен удачно, но… куда же исчез отряд?

Когда наконец ночью, довольный и веселый, Денис возвратился и доложил о причинах задержки, Кульнев строго заметил:

– Вам было приказано не ввязываться в бой с неприятелем. Кто разрешил нарушить приказ?

– Начальник авангарда полковник Кульнев, – четко отрапортовал Денис.

– Ты что это? Шутить изволишь?

– Никак нет. Ваши слова, Яков Петрович.

– Какие… мои слова?

– К ретираде всегда время есть, а к победе редко! – улыбаясь, произнес Денис одну из самых любимых кульневских фраз.

Яков Петрович не выдержал. При всех обнял и крепко расцеловал своего помощника.

Когда же они остались вдвоем, сказал:

– Хвалю за сметливость, хорошим командирам никогда рук не связываю, а все же всей вины с тебя, Денис Васильевич, не снимаю…

– За что же, Яков Петрович?

– Нужно было меня все-таки в известность поставить.

– В этом виноват. Сознаюсь. Слишком торопился, догадки не хватило.

– Смотри! В следующий раз не спущу. Дружба дружбой, а служба службой.

… Под хмурым северным небом среди вековых лесов и скал Денис вдоволь насладился той полной для него очарования жизнью, о которой давно мечтал. Он принимал участие во всех боевых действиях авангарда, пользовался общим уважением офицеров, а в минуты отдыха у пылающего костра мог предаваться поэтическим размышлениям.

Денис, хотя и не часто брался за перо, продолжал оставаться поэтом. Суровая обстановка, ежедневные опасные столкновения с неприятелем, полная тревог и лишений жизнь воспринимались им романтически. Мир его чувств был окрашен поэзией.

Однажды разговор зашел о литературе, и кто-то из офицеров заметил:

– По-моему, господа, стихотворцам и сочинителям прежде всего нужны покой и тишина… чтоб никаких хлопот и волнений…

Денис горячо возразил:

– Нет, брат, в таких условиях скорее сопьешься, чем что-нибудь сочинишь… В безмятежной и блаженной жизни поэзии нет! Надо, чтобы что-то ворочало душу и жгло воображение!

Никому в том не признаваясь, Денис много думал о форме и языке поэтических произведений. Смело вводя в свои гусарские стихи простонародные слова, он знал, что такой язык не по вкусу ни литературным староверам, ни карамзинистам. Но отказываться от создаваемого им оригинального и самобытного слога, заставлявшего морщиться строгих блюстителей литературных канонов, Денис не собирался.

Гусарские стихи его привлекали широкие круги читателей и пользовались куда бо?льшим успехом, чем парадные, лишенные жизненной непринужденности, одические произведения.

«Право, будет забавно, – подумал Денис, – если напишу оду о действиях Кульнева. Наверное, получится пародия!» Мысль пришлась по душе. И вскоре написанная шутки ради ода, в самом деле напоминавшая пародию, была готова и торжественно прочтена Якову Петровичу:

Послание было большое. И Кульнев остался доволен. Только поэтических вольностей он не признавал, попросил строку о колпаке выбросить. В минуты отдыха, верно, любил Яков Петрович почудачить: и финский колпак носил, и еврейскую ермолку, и даже подаренный Денисом табачный кисет из зеленого сафьяна к головному убору приспособил. Но перед войсками в таком виде никогда не появлялся.

Впрочем, для стихов, отдыха и шуток времени оставалось все меньше и меньше.