Слишком много привидений - Забирко Виталий Сергеевич - Страница 37

— Это вы, что ли, резать собираетесь? — спросил я.

— Резать? — Брови Долгушина удивленно подскочили. — Зачем резать? Плохо ты о нас думаешь. У нас другая специализация. — Он направил на меня ствол пистолета. — Мы тебя просто тихонько застрелим. Пиф-паф, и все.

— Гы, гы! — раздельно проронил Коровин. Я перевел взгляд на него. Странно, зачем он из себя дебила изображает? По моим «данным», достаточно умный человек.

Иных Долгушин возле себя не держит.

— Нравится мне твой смех, — сказал я. — За ним чувствуется недюжинный интеллект.

Интеллект у него действительно был, и Коровин не потерял самообладания.

— Когда я засмеюсь во второй раз, — бесцветно сообщил он, — ты будешь уже трупом и не услышишь.

— Так за чем дело стало? — спокойно спросил я, хотя все же ощутил холодок в груди.

— Это мы всегда успеем, — ответил Коровин. Не чувствовалось в его голосе угрозы, наоборот, сквозило полное равнодушие к моей судьбе. Это было гораздо страшнее любых эмоциональных обещаний расправы и поколебало уверенность в моей неуязвимости. Оставалось надеяться, что ничто не отразилось на моем лице.

— Под подушкой пистолет искали? — спросил я и по ухмылке Долгушина понял, что наличие оружия они проверили в первую очередь. — Тогда, с вашего позволения, устроюсь поудобнее.

Я подоткнул подушку под подлокотник дивана, приткнулся к ней спиной и закинул ногу за ногу. Сидеть в одних плавках под пристальными взглядами киллеров не доставляло удовольствия, но выбирать не приходилось.

— Продолжим беседу?

— Продолжим, — кивнул Долгушин. Он зачерпнул рукой горсть монет, поднял повыше и высыпал на пол. Монеты со звоном раскатились в разные стороны.

— Золото настоящее?

— А ты на зуб попробуй.

— Веселый ты человек! — рассмеялся Долгушин. — Одного не понимаю, зачем тебе при таком богатстве наши деньги понадобились?

Он пнул ногой искореженный чемоданчик.

— Грош цена этому золоту, — презрительно изрек Коровин. — Ширпотреб по рублю кучка. Лох он самый натуральный. На квартиру его посмотри — нищета нищетой. Начинающий вокзальный щипач…

Не сводя с меня глаз, Долгушин поднял вверх указательный палец, погрозил, и Коровин осекся. Видимо, отрабатывал Долгушин версию, что я вокзальный вор, но что-то у него не сходилось. Хотел услышать мое мнение.

— Что это за монеты? — спросил он. — В утиль цветные металлы сдаешь? Я поморщился.

— Нумизмат я. Не корысти ради, а токмо души для.

— Нам что для, что бля, — скаламбурил Долгушин. — Если нумизмат, тогда почему все монеты одинаковые? Где взял, или сам на станке штампуешь?

— Скажу, не поверите.

—А вдруг?

— В карты выиграл.

В этот миг меня совсем некстати осенило — вспомнил, где видел подобные золотые монеты «One dollar». В компьютерной игре в преферанс. Надо же, откуда скопировали их «мелкие бесы»!

По лицам киллеров я понял, что моему честному признанию они не поверили ни на йоту. Да и кто бы поверил на их месте?

— А я думал, клад нашел, — съязвил Долгушин.

— Или банк ограбил, — скептически добавил Коровин. Я сделал вид, что обиделся.

— Что такое преферанс, знаете? Если покопаетесь в золоте, то найдете листочки с двумя пулями.

— Ну-ну, — криво усмехнулся Долгушин, делано осмотрелся вокруг и глубоко, до столешницы сломанного стола, пробороздил каблуком гору монет.

Получилось весьма удачно — два листочка с расчерченными мною пулями вывернулись поверх монет. Долгушин заломил бровь и поднял их за уголки.

— Ты считаешь это достаточным доказательством?

— Еще каким! — расплылся я в лучезарной улыбке. — Пересчитай монеты, один к одному дебит с кредитом сойдется. — Тут я вспомнил о монете у следователя Серебро и еще о той, которой расплатился с крабом за сигареты. — Впрочем, вру. На две будет меньше. Пришлось за кое-какие услуги расплатиться.

Мои доводы зародили в киллерах некоторое сомнение. Они обвели взглядом пол, и Долгушин сунул листочки в карман. Так, на всякий случай. Не собирался он пересчитывать монеты, чтобы убедиться в моей правоте. Зачем, если он не верил, что золото настоящее?

Я недоумевал. Долгушин вел себя странно. При его профессии любые контакты с «клиентом» недопустимы — по всем канонам они должны были пристрелить меня во сне, забрать деньги и уйти, — а он заводит пространные разговоры… Вот Коровин реагирует правильно: скучно ему, переминается с ноги на ногу, однако шефу не перечит, блюдет дисциплину.

— Не пойму, что ты за фраер такой, — тихо сказал Долгушин, с прищуром глядя мне в глаза. — Порошин всех заложил — и мэра, и губернатора, а о тебе ни словом не обмолвился. Неужели ты и вправду — лох ушастый?

Я внутренне поежился, представив, что сделали киллеры с Порошиным. Ох, не зря я его тогда пожалел на привокзальной площади.

— И мэр, и губернатор тоже бы обо мне ничего не сказали.

— Да? — Долгушин продолжал сверлить меня взглядом. — А Харя, Краб, Каратист — это кто?

Не так уж и небрежно отнесся Долгушин к двум листкам сыгранных пуль преферанса, прочитал, кто играл.

— Кореша.

Я опять одарил Долгушина жизнерадостной улыбкой. Кажется, удачно ответил на его «фраера». Несмотря на мое аховое положение, ситуация начинала меня забавлять.

— Блатной, что ли? — брезгливо поморщился Долгушин.

— Приблатненный, — уточнил я.

— Ну-ну, — процедил Долгушин.

А вот его разговор начинал раздражать. Не поверил он ни своему предположению, ни моему уточнению. Однако больше всего ему не нравилось, что инициатива в разговоре перешла от него ко мне. Не знаю, за кого он меня принимал, но мыслил он в верном направлении.

И тогда я наконец понял, почему Долгушин нарушил святое правило своей профессии — не вступать в разговоры с «клиентом». Он считал себя профессионалом высшего класса, «неприкасаемым» в криминальной среде, и вдруг его попытался ограбить какой-то дилетант. Захотелось разобраться, что я за фрукт такой, случайность ли это, или за моей спиной кто-то стоит? Напрасно он это делал. При его профессии праздное любопытство до добра не доводит.

— Как же вам удалось на меня выйти, если Порошин и словом не обмолвился? — поинтересовался я.

Долгушин долго молчал, не сводя с меня пристального взгляда. Я даже подумал, что не ответит, но он все же сказал. Специфика работы киллера понуждает все держать в строгой тайне, поэтому желание похвастаться своими способностями в узком кругу у них намного выше, чем у обычных людей.

— Интуиция, — процедил он. — В нашем деле она играет первостепенную роль. Интуиция и трезвый анализ ситуации. Когда два раза встречаешься с одним и тем же человеком в любопытных местах, невольно задумываешься, зачем он там находился. К тому же Грызлов дал весьма точный словесный портрет типа, который отправил на тот свет трех его подручных. И этот портрет оказался очень похожим на тебя. Согласись, слишком много совпадений, чтобы не задуматься.

Я «вспомнил» информацию о директоре ипподрома Михаиле Грызлове, над которой у меня на привокзальной площади не было времени задуматься. Ипподром, как практически и все в нашем городе, принадлежал мэру Ираклию Колубаю, и он почему-то заподозрил, что в разборке на ипподроме принимала участие нанятая им совсем для другого дела столичная группа киллеров. Для выяснения обстоятельств он и задержал выплату гонорара.

— Три, — поправил я Долгушина.

— Что — три?

— Не два, а три раза наши пути пересекались.

— Да, сейчас третий.

— Тогда четыре, — заметил я.

Что-то мигнуло в зрачках Долгушина, по скулам заходили желваки. Зрительная память, надо понимать, у него была профессиональная, но вспомнить, где мы виделись еще, он не смог.

— Кафе, вокзал — где еще? — жестко спросил он.

— Погребок «У Еси».

Опять что-то дрогнуло в лице Долгушина. На мгновение он задумался, затем сказал как отрезал:

— Тебя там не было.

Прокрутил он в памяти события в погребке и не «увидел» меня. По той скорости, с которой он ответил, я убедился, что зрительная память у него действительно великолепная. Но не там он «смотрел».