Путевые записки эстет-энтомолога - Забирко Виталий Сергеевич - Страница 16

Встав с первыми лучами солнца, я приготовил нехитрый завтрак из земных концентратов, поел, выпил кофе и накормил уже пришедшего в себя Тхэна. Между нами возникло чувство взаимной настороженности, но если я, стараясь не упускать проводника из виду, подглядывал за ним исподтишка, то он продолжал откровенно пялиться на меня, нимало не скрываясь. Однако попыток прикоснуться ко мне больше не предпринимал.

Прикинув в уме, что трех гильз пространственной свертки будет достаточно, чтобы замкнуть кольцо вокруг палатки, я загрузил их в рюкзак и закинул его за плечи.

— Идем со мной, — предложил я Тхэну. Упускать проводника из виду я не собирался ни на секунду.

К моему удивлению, Тхэн встал и последовал за мной.

Возле первой намеченной мною точки мы наткнулись на половину туши долгоноса, облепленную копошащимися насекомыми. Пиренская жара сделала свое дело буквально за несколько часов, и от туши тянуло тошнотворным смрадом разлагающегося мяса. Выбитые на каменистой почве следы уцелевших долгоносое вели от места трагедии вниз по течению. Кое-где в пыли просматривались и отпечатки когтистых лап пиренского голого тигра, последовавшего за долгоносами.

Зайдя с наветренной стороны от туши, я выбрал место с песчаной почвой и принялся копать. Землекоп из меня оказался никакой, и я потратил около часа, пока достиг нужной глубины. Конечно, без скользящих по ручке лопаты металлизированных перчаток дело пошло бы быстрее, но снимать их я не собирался. Ни днем, ни ночью. Этой ночью они спасли меня от тактильного контакта с Тхэном, когда я отбил протянутую ко мне руку.

Пока я копал, Тхэн сидел на земле под все усиливающимся солнцепеком и не сводил с меня взгляда. Он-то сидел, а я, обливаясь потом, копал, прекрасно понимая, что заставить это делать Тхэна не удастся.

На вторую гильзу я потратил два часа. Жара стала невыносимой, хотелось побыстрее установить гильзу, вернуться в лагерь и забраться в прохладу палатки, но я намеренно сдерживал себя, копая медленно, неторопливо, сберегая силы. Млечник мог появиться в любую минуту.

Именно на этой яме я понял, что переоценил свои силы, решив за сегодня установить три гильзы. На третьей я упаду и стану легкой добычей млечника. Поэтому, активизировав вторую гильзу, я жадно допил из фляги остатки воды и под эскортом Тхэна вернулся в лагерь. Но, как ни манила прохлада внутри палатки, сел снаружи в ее тени, боясь упустить из виду своего проводника.

Первым делом я всыпал порошок тонизатора в чайник и напился. От жары это не помогло, но по крайней мере водный баланс в организме восстановило.

Тхэн потоптался напротив и тоже сел. Похоже, он и не собирался спускать с меня взгляд. И тут я увидел его ступни. Кровавое месиво, а не ноги. Что-то изменилось в организме моего проводника: если раньше острые камни и колючие шипы были ему нипочем, то теперь они превратили его ноги в кровоточащие раны. Хотя по его поведению, по тому, как он шел, можно было подумать, что раны не приносят боли и совершенно ему безразличны. Я посмотрел на землю. Цепочка кровавых следов тянулась от Тхэна в долину, где мы ставили гильзы. А вот потеря им крови мне совсем ни к чему. Слишком много я вложил в экспедицию, чтобы из-за такой мелочи она бездарно провалилась.

— Сиди как сидишь, — приказал я, достал аптечку, обработал его раны и заклеил подошвы пластырем. Действовал чрезвычайно осторожно, все время наблюдая за Тхэном, чтобы он не попытался коснуться меня. Но он не воспользовался моментом, прекрасно сознавая, что сейчас я среагирую гораздо быстрее его.

Закончив санацию ран, я с нескрываемым сожалением бросил перед Тхэном вторую пару бригомейских кроссовок.

— Обувайся.

Тхэн посмотрел на лежащую перед ним обувь, перевел взгляд на мои ноги и стал послушно напяливать кроссовки. Нет, не так уж безразлично он относился к своему телу. Раны, видимо, все-таки досаждали.

Непривычный к обуви, он потратил на натягивание кроссовок с полчаса. Все это время я стоял рядом и наблюдал. Когда же он, наконец, справился со столь непростой для себя задачей, я взял пустой чайник и пошел к насосу. Под неусыпным надзором Тхэна сменил фильтры, искупался в одежде под струей, смыв с себя пот и пыль земляных работ, а затем набрал полный чайник воды. И уже собирался возвращаться в тень палатки, как мое внимание привлекла стремительно перемещающаяся на горизонте точка. Словно катер летел по самому обрезу воды и неба. Черт, неужели консул нарушил мой запрет и решил навестить нас? Только этого не хватало! Я надел на глаза бинокуляры и поймал в них точку. Нет, не катер Ниобе стремительно разрезал воды Великой Реки. В утлой лодке из моего сна сюда мчался Колдун хакусинов. Лодка шла со скоростью глиссера, почти не касаясь воды, но никаких приспособлений для этого у нее не было. На носу лодки в грозной позе стоял Колдун и смотрел на меня недобрым пронзительным взглядом. И я мог поклясться, что видел он меня так же отчетливо, как я его в бинокулярах.

Вдруг его взгляд сместился чуть в сторону, и выражение лица стало меняться с калейдоскопической быстротой. Грозная решимость уступила место недоумению и непониманию, которые тут же перешли в отвращение и открытую неприязнь. Лодка внезапно вильнула и против всяких законов физики унесла Колдуна за ближайший остров. Причем Колдун так и остался непоколебимо стоять на ее носу, словно инерции для него не существовало.

Я растерянно сорвал с глаз бинокуляры и оглянулся. Тхэн, встав с земли, ковылял к берегу. Его взгляд, наконец оторвавшийся от меня, был устремлен на остров, за которым скрылась лодка Колдуна.

Больше никаких особых событий в этот день не произошло. До самого вечера мы с Тхэном сидели друг против друга и играли в гляделки. Лучше получалось у Тхэна, так как я только изредка бросал на него взгляды, лишь бы не упустить из поля зрения.

Чтобы как-то снизить воздействие зноя, изнуряющего сознание, и заставить голову нормально работать, я изготовил сухой лед и, по кубику бросая его в чайник, протирал ледяной водой лицо и затылок. Это помогало, хотя столь варварский метод грозил простудой при пятидесятиградусной жаре.