Зэками не рождаются - Южный Александр - Страница 7

И, о чудо! То ли от встречного потока автомашин на развилке, где «жигуленок» вынужден был, видимо, сбавить скорость, то ли от усердия таксиста, но расстояние метр за метром стало сокращаться.

— Пора, — с облегчением и надеждой подумал старшина и вытащил свой «ТЭТЭшник». Он прицельно несколько раз шарахнул по колесам, но, видимо, пули не достигли цели.

Тогда он решил стрелять непосредственно по автомашине.

Словно угадав замысел милиционера и желая упредить его, из заднего левого окна высунулась рука с автоматом «Узи», который тут же «изрыгнул» целый рой пуль, одна из которых пробила стекло водителя, вторая пролетела над его головой. Водитель тут же мгновенно отреагировал и резко нажал на тормоза, которые жалобно завизжали, а старшина моментально юркнул под «перчаточник» салона.

— Ну что? — проговорил побелевший водитель, правый глаз которого задергался. — Допрыгался?! Я лично пас! Никуда не поеду!

— Надо, Федя, надо, — проговорил просительным голосом старшина, пришедший в себя. — Хотя бы на хвост им сядем, нельзя их упускать.

— Что? — вызверился на него таксист. — Пошел ты на…

— Ну, пожалуйста, — продолжал клянчить старшина.

— Доверяю эту миссию вам, милейший Шерлок Холмс! Можете ехать! А я пас, понятно?! — и резко хлопнув дверью, вышел из кабины. Вытащив пачку сигарет, он торопливо и жадно шкурил. Его всего трясло.

Глава шестая

Вконец измотанный от бесконечных и бесплодных поисков работы, от постоянных отказов, Виктор в сердцах плюнул на свои мытарства и решил хоть немного подзаработать денег на «товарном дворе». От бывалых пройдошливых ребят, временных коллег по несчастью, или «калек», как их называли в шутливой форме, Виктор разведал, что-де, мол, на товарной станции можно прилично подзаработать на погрузочно-разгрузочных работах и даже справку взять от работодателя «для отмазки» от милиции.

«Товарным двором» оказалась огромная площадь железнодорожной станции «Бега», куда прибывало бесчисленное множество вагонов из разных концов света, до отказа загруженных разным товаром: картофелем, луком в сетках, сахарным песком в мешках, огромными ящиками отечественных и зарубежных конфет, печенья, импортных сигарет, изысканного вина, деликатесных колбас и т. д. В общем, сплошное изобилие'. Ешь и пей — не хочу! Но не для простого смертного грузчика, если, конечно, он не смог изловчиться и «стибрить» немного «для сэбэ», чтобы хоть как-то утолить свою хроническую алкогольную жажду или избавиться от коликов изголодавшейся требухи. Такое действо было в порядке вещей, и администрация обычно закрывала на это свои понятливые очи.

Пылища здесь стояла столбом, и грязь на товарном дворе была неимоверная. Все куда-то бежали, суетились, орали, матюкались.

Словом, гвалт и шум от криков, скрипа, визга, урчания и грохота погрузочно-разгрузочных механизмов, грузовых автомашин и снующих в разные стороны локомотивов с составами стоял неимоверный.

Были здесь и другие составы, целые эшелоны с платформами, груженные углем, песком, лесом и т. д.

Прибывало сюда и всевозможное оборудование: станки, машины, тракторы, металлические конструкции и т. д.

В общем, богатое здесь было место, настоящая находка для всякого рода мелкой шушеры, проходимцев и авантюристов, желающих поживиться на халяву или за счет всевозможных афер и комбинаций, а для мелких воришек здесь был сущий рай — «бери не хочу».

Тут при желании всегда можно было упереть мешок-другой картошки, лука или яблок, а то и коробку конфет или печенья, а если особо подфартит, то и чего-нибудь посущественнее «вертануть»[19]. Но в основном приходили сюда бичи, чтобы подзаработать на выгрузке вагонов немного деньжат после буйного пьяного загула, словом, «сбить шабашку», ну и соответственно, по ходу пьесы, прикарманить что-нибудь или слямзить, что плохо лежит.

Наведывались иногда сюда и фартовые, находившиеся в бегах от закона, чтобы урвать чего-нибудь и потопать подальше в поисках удачи. У них была здесь вынужденная посадка.

На задворках товарного двора сидела эта голытьба, словно стаи воробьев, и как только подъезжала какая-нибудь легковушка, вся орава тут же соскакивала с насиженных мест и стремглав устремлялась к клиентам, предлагая свои услуги в качестве грузчиков, столяров, маляров, бетонщиков и т. д., так как приходили сюда зачастую обыватели, чтобы найти дешевую рабсилу для строительства или ремонта домов и прочих работ, но в основном здесь, конечно, котировались грузали.

Клиентами, как правило, назывались хозяева вагонов — частники, снабженцы или представители всевозможных организаций и колхозов, которым надо было выгрузить вагон или, наоборот, загрузить его товаром.

И тут закипали торги. Обычно бичи старались не продешевить и, как правило, одерживали верх. Опытным, набитым, а то иногда и подбитым во время пьянки глазом они просто чувствовали клиента, что это за птица — богатый пассажир, щедрый или крохобор, и с учетом сроков и срочности погрузочно-разгрузочных работ назначали обычно запредельные, ломовые цены.

Если клиенту, как говорится, некуда было деваться и нужно было срочно освободить вагон, а людей и грузовых механизмов под рукой у него не было и ему грозил непомерный и безжалостный штраф, которому его могла подвергнуть администрация товарной станции за хотя бы одно-суточный простой, то последний соглашался почти на любых кабальных условиях. А бомжам того и надо было. Они приободрялись и с великой радостью брались за любую трудоемкую работу — будь то выгрузка пыльного ядовитого цемента или антрацитового угля, после которой грузалей принимали за настоящих негров.

В их глазах загорался огонек надежды и поживы — вот сегодня вечером после тяжкого изнурительного труда можно будет «по-человечески» гульнуть. И, наскоро раскумарившись (опохмелившись), они живо, словно заправские кули, в считанные часы выпрастывали один, а то и два вагона независимо от того, что там содержалось.

Надо заметить, что здесь, также как и в порядочных мафиозных структурах, властвовала конкуренция и соперничество — в каждой группировке был свой пахан, который командовал парадом: кому сколько выгружать, как и где выгружать или загружать и т. д. После всех передряг и тяжелых испытаний в зонах и тюрьмах, после авторитетного воровского прошлого Виктору было неловко сподобиться бичам и люмпен-пролетариям, наравне с ними выгружать вагоны и вообще якшаться с подобной публикой, но охота, как говорится, пуще неволи. Ведь он завязал с прошлым и зарекся не грабить и не воровать раз и навсегда. Так что волей-неволей надо превозмочь в себе брезгливость и заработать хотя бы немного денег, ведь он же мужчина, а не альфонс, чтобы жить на иждивении у Тони.

Осинин решил поработать здесь всего несколько дней, а дальше видно будет.

Бичи встретили лишнего конкурента в штыки. Пришлось Виктору объяснить одному приблатненному пахану бичей популярно, что он не собирается отнимать у них кусок хлеба и ни на что не претендует. Он вынужден денек-другой попахать, так как менты основательно сели ему «на хвост». Внешность Виктора была не классически уголовная согласно теории Ламброзо, и пахан ему вначале не поверил, но, когда он показал бичевскому главарю справку об освобождении, произошла метаморфоза: пахан превратился в добренького и подобострастного парня, играя в сочувствующего блатяка.

— Извини, брат, — заискивающим тоном сказал он. — Я не знал, понимаешь, никогда не подумаешь, что ты девять с половиной отбарабанил.

Виктор пристально и чуть небрежно посмотрел в истасканное и небритое лицо псевдопахана. Каждое его слово, каждый жест выдавали в нем фальшь. «Блатная сыроежка, — с презрением подумал Виктор. — Дешевка».

— Прежде чем что-либо вякать, всегда надо прикинуть что к чему, — медленно и тяжеловесно проговорил Виктор, пронзая пахана взглядом, от которого тот невольно передернулся, — а то в такую дуру попадешь, пахан-кастрюля, что локти будешь кусать, да поздно будет.